— Ты какой – то непостоянный. Вчера тебя не устраивало, сегодня устраивает, боюсь представить, что будет дальше. — Знаешь, что, Кристина, — Наиль буквально толкает мне букет. – Я пришел, я здесь, могла бы и за цветы спасибо сказать! Собирайся, сказал! я два раза приглашать не буду! — Ах не будешь? Какая честь, что ты вообще спустился со своих идеальных небес на нашу грешную землю. Пошел вон! И веник свой забери, — пихаю ему обратно, но он тут же возвращает. — Мне он не нужен. Хочешь и дальше в своем жиру плавать, оставайся одна! Больше ни один мужик на тебя не посмотрит! — Ага, счас! Стоит мне пальцами щелкнуть, как толпа прибежит! — Что? Где? – оборачивается Наиль, руками разводит. – Что – то толпы не вижу? — Киска, а что тут за крики? – меня парализует. Не то, что от голоса Виктора, а от руки, что опускается на мое плечо. В горле рождается тошнота, но я вижу, как меняется выражение лица Наиля. Как превосходство тает как снег по весне, а на смену ему щеки покрываются краской. – Это кто такой, киска? — Это ты кто такой, котик? Можно сказать, что это мой мужчина, чтобы у Наиля челюсть отвисла, можно сказать, что это мой любовник на час, чтобы ему стало обо мне противно думать. Но сказать я уже не смогу, потому что Наиль просто бросается на нас. Просто отталкивает меня, толкая Виктора в голую грудь. Он вообще в одних трусах. Я закрываю рот руками, чувствуя, как по телу пробегают жадные до моей крови мурашки, смотрю, как двое валятся в кладовку, где у нас с мамой лежат лыжи и сноуборды, смотрю, как уже бежит мама. — Кристина, что тут происходит. Убери его, убери! — Наиль! — он как с цепи сорвался, а я понимаю, что ощущение эйфории заменяет чувство паники. Он ревнует. Он ничего еще не знает, но ревнует меня к другому мужчине. – Наиль, это мужчина мамы. Наиль прекращает дубасить Виктора и вскакивает. Виктор же только ржет. Лицо все в крови, а он смеется, и этим пугает меня еще сильнее. — Сказать не могла? – бурчит Наиль и просто уходит, оставляя меня наедине с этой странной парочкой. — Кристина, ты что натворила? — Не я же его била, — сбегаю в свою комнату, не забыв подхватить цветы. Это что – то с чем – то. Он же чуть не убил его. И ладно, что Виктор этот непрошибаемый и странный. Но Наиль. Он ревновал, получается? А я… Я даже не знаю, как мне на это реагировать. Вытащить его из черного списка? А может быть вообще позвонить самой. Но ведь он сначала оскорблял меня, а потом… Падаю на кровать, прижимая к себе букет светло — розовых пионов. И где он только достал такие красивые. Мои любимые. Невероятно. И они так пахнут, что голова начинает кружиться. Настолько, что я поворачиваюсь и беру телефон. Достаю Наиля из блокировки, и сама звоню. Я просто скажу ему спасибо, ну и посмеюсь конечно над тем, как он ревновал. Еще никто никогда меня не ревновал. Еще никто никогда из-за меня не дрался. Хотя это и было больше похоже на избиение. Один гудок и сердце в клочья. Второй гудок и в горле спазм. Еще один гудок и тишина. Тишина. Тишина. А потом вдруг его голос на том проводе, вынуждающий меня задыхаться… — Отвали, больная. Я еще минуты две смотрю в экран. Перезваниваю и понимаю, что теперь в черном списке я. Охренеть? И вот как это понять? — Детский сад. Не иначе. Глава 10. Глава 10. За долгое время утро я встречаю очень бодрой. Может дело в том, что Наиль, несмотря на все гадости, меня ревнует, а может быть в запахе пионов, которые теперь заполнили мою комнату. Меня вряд ли смутит даже Виктор, который с покореженной рожей сидит на кухне. Мрачный, что странно. Я уже привыкла, что он вечно улыбается, как Джокер из моего любимого фильма. — Тебе не кажется, что ты мне теперь должна, дочурка? Я чуть кружку не роняю. — А вы ничего не попутали, папа? Он встает, снова в своих семенниках, подходит ближе. — Твой парень меня избил, тебе придется залечить мое самолюбие. Ротиком, например… — он хочет меня тронуть, но я бью его по руке и изворачиваюсь от захвата. Желание находиться в этой квартире пропадает. — Я все маме расскажу. Не смейте ко мне приближаться. — И думаешь, она тебе поверит? Да кто вообще поверит, что к такой жирной заднице приблизиться хоть один нормальный мужик? Тебе просто повезло, что я ненормальный… — Мама! — кричу я, пока он снова не догнал меня. Одна мысль, что этот придурок может ко мне прикоснуться, вызывает острый приступ тошноты. — Дура, я ведь все равно до тебя доберусь… — Попробуйте только… — И лучше бы тебе оказаться целкой. — Да пошли вы! — выплевываю, отворачиваюсь и почти врезаюсь в маму. Сейчас я ее просто ненавижу. – Зачем ты его домой притащила! — Это мой дом, кого хочу, того тащу! А тебе давно пора съехать. — Не дождешься! – кричу ей в лицо, оббегаю ее, влетаю в комнату и поскорее собираюсь. Забираю ноут, учебники и телефон. Тороплюсь выйти из квартиры, чтобы не столкнуться со сладкой парочкой «Твикс», которые милуются на кухне. Я никогда даже не думала, что мама может так елейно разговаривать… На улице сегодня тепло так, что решаю до института прогуляться. Иду уже минут двадцать, как вдруг рядом тормозит красная спортивная тачка. Сердце тут же вскачь. Мне даже номера смотреть не надо, чтобы понять, кто это. Улыбка так и хочет поселиться на моем лице, но я упорно игнорирую настроение, которое стремится к высшей отметке. Цветы подарил, отчима ударил, а теперь приехал сам. Без звонка. Да, пожалуй, он не соврал, я действительно ему нравлюсь. Если только он не… — Ты с кем – то на меня поспорил? — бросаю ему, стоит моему красавчику выйти из машины. Сегодня он в кожанке, и она дико ему идет. А еще взлохмаченные после сна волосы. Неужели только встал? — Что? В смысле? — В прямом. Не делай из меня дуру. С чего бы такому, как ты, к такой, как я, липнуть… — Это я липну? Да я… Да меня попросили тебя подвезти. Сказали, что у тебя ноут тяжелый. — Значит ни с кем не спорил? — Да и на что? Что завалю тебя? Так ты позавчера сама ноги раздвигала. Это была бы слишком легкая победа. Вот зачем было напоминать? — Да пошел ты! — Кристина. Я что, соврал? – он уже за мной едет, пока гордо по набережной вышагиваю. — Причет тут соврал. Мог вообще про это забыть. — Ок, забыл, — он просто въезжает на тротуар, там, где поребрик низкий, дорогу мне преграждает. – Давай на сноубордах съездим покатаемся? Нафига тебе этот старичела. — Ты про Виктора? — смеюсь я. Он что же, думает, я реально ним спала? Даже смешно. – А как же твои слова, что на меня никто не позарится… — Задетое самолюбие. — По-моему я твое самолюбие облизала, как только могла… — Ну и вот, — улыбается этот искуситель. – Поехали на сноуборды. Покатаемся, пообщаемся, я бы еще послушал, как ты мое самолюбие облизываешь. Крииис… — Ладно, можешь отвезти меня в институт… — Лады, — он даже сам дверь мне открывает. Помогает убрать действительно тяжелую сумку на заднее сидение. Потом довольный за руль прыгает. Ну а что, можно и съездить с ним покататься. А там можно номер снять… Непонятно еще, сколько продлится эта его симпатия, надо пользоваться. Он наконец нажимает на газ. Я не могу сидеть спокойно. Рядом с ним мозг в кисель превращается, а тело в один сплошной натянутый нерв. Его стойкий, мужской аромат перебивает запах пионов, а его пальцы то и дело сжимают оплетку руля, словно напоминая мне о том, как умеют сжимать мою грудь. Там тут же гудит, а соски уже ноют, словно вот— вот их кто – то коснется. Ткань лифчика, обычно такая удобная, начинает напоминать наждачку.