— Не пустят. — Я позвоню, пустят. Костовский был восхищен предусмотрительностью дяди Миши. Оказывается, когда они забрались на чердак, там стояла непроглядная тьма. Двигаться в кромешной темноте — неминуемо на что-нибудь наткнуться и насторожить преступника. Включить свет — последствия те же самые. И дядя Миша применил фонарик с красным стеклом. Прикрывая его рукой и осторожно передвигаясь в неярком красноватом свете, они наконец натолкнулись на логово Ванюхина. Тот крепко, с храпом, спал, опорожнив накануне вечером не менее бутылки водки. И только когда на него были надеты наручники, Ванюхин сообразил, в чем дело, но было уже поздно. В то утро я впервые за много дней с радостью поднимался на второй этаж по лестнице, ведущей в приемный покой хирургического отделения. На душе было светло. 8. Последний из могикан О нем у нас ходили самые противоречивые слухи. Одни считали, что он уже давно завязал, другие — что это опытный, коварный и хитрый карманник. Споры возникали не только среди нас, бригадмильцев, но и среди оперативных работников уголовного розыска. Для споров были основания. Малышка — такая у него была кличка — в трамваях, автобусах и магазинах появлялся довольно редко и не без причин. Он не болтался часами в магазинах, не толкался без дела на остановках, как это делали другие карманные воры. Малышка заходил в магазин, когда ему нужно было что-то купить, садился на трамвай или в автобус, когда ему нужно было куда-то ехать. Но нет-нет да и поступали в милицию заявления о крупных карманных кражах. Многие из нас в этих случаях грешили на Малышку: потерпевшие часто описывали приметы человека, похожего на него. Свою кличку получил он из-за маленького роста, хотя от роду ему было около тридцати пяти. Карманные кражи имеют свою специфику доказывания. Обычно это тайная кража, о которой потерпевший узнает не сразу, он ее не замечает и если говорит, что около него вертелся какой-то человек, и даже опознает этого человека, доказать кражу будет невозможно: ведь потерпевший не может утверждать, что именно опознанный совершил преступление. В нашей картотеке Малышка больше числился по той причине, что его знал Михаил Николаевич. В 1944 году Малышка судился за карманную кражу, и в то время Фомину пришлось им заниматься. У дяди Миши сложилось мнение, что Малышка неисправим. Почему у подполковника сложилось такое мнение, он не говорил. Но его убеждение было твердым, непоколебимым, несмотря на то что, освободившись из мест заключения, Малышка после войны окончил институт и сейчас работал старшим инженером в Гипрограде. Я видел его фотографию: строгое, волевое лицо, твердый, прямой взгляд. Создавалось впечатление о решительном, даже беспощадном человеке. Но встречаться мне лично с Малышкой не приходилось. ...Шли экзамены за восьмой семестр, четвертый год моей учебы. В общежитии мы жили все так же втроем, все в той же комнате. Общежитие стало для нас родным домом. Июль в этом году выдался на удивление теплым, мягким. Тополя отцвели рано, и белоснежный пух кружил в воздухе, попадал на лицо, лез в глаза, застревал в волосах и, наконец, плотным слоем скапливался в углублениях между проезжей частью и тротуарами, где его вечерами поджигали мальчишки, бегавшие наперегонки с огнем. А нам хотелось бродить по затемненным старым улицам, вдыхать прохладный вечерний воздух, перемешанный с запахами еще теплого асфальта, слушать нескончаемый говор сильной реки и мечтать, мечтать, мечтать о будущем. Днем же хотелось на природу, в мягкую прохладу парка, леса, к прозрачно-зеленоватым водам реки. Игорь выбирал для этого часы, но мы с Жорой временем не располагали. Откровенно говоря, в течение года мы кое-что запустили и теперь не отрывались от учебников. Без стипендии ни мне, ни Жоре было нельзя. Игорь подсмеивался над нами: — Зато всех карманников в городе переловили. Посмотрим, что с вами будет на государственном праве и процессе. Это вам не «уголовка» — осмотр места происшествия, объект, субъект, прямой и косвенный умысел, — это предметы поглубже. Под «уголовкой» он имел в виду уголовное право и криминалистику. К этим дисциплинам мы питали особую слабость. Игорь же готовился стать адвокатом и потому особое внимание уделял цивильным отраслям права. Часто он представлял себя в зале суда, приосанивался перед зеркалом, кстати и некстати вставлял в свой разговор фразы на латыни. Что и говорить, занимался он целенаправленно, планомерно, устремленно, поэтому в период сессии ему не приходилось и не требовалось, как нам, корпеть над учебниками. Мы же сидели день и ночь, и это позволяло нам сдавать не хуже его. Правда, у нас было твердое правило: в ночь перед экзаменом хорошо выспаться и утром зубрежкой больше не забивать голову, лучше спокойно прогуляться по городу. Так поступили и в этот раз. Экзамен был назначен на четырнадцать часов, и мы с Жорой по своей бригадмильской привычке с утра решили заглянуть в магазины. Жора сиял как новенький медный грош. Настроение у него было отменное. По его виду никто бы не мог и подумать, что вчера вечером между ним и Игорем произошла серьезная стычка. Одурев от учебников, мы с Жорой решили побродить вблизи общежития по многочисленным, плохо освещенным переулкам. И в одном из них совсем неожиданно увидели Игоря с Валентиной. Она училась в финансово-экономическом институте и считалась невестой Игоря. По крайней мере, он часто фантазировал о том, как они с Валентиной будут строить семейное счастье после окончания учебы. От его философствований на эту тему Жора морщился, как от зубной боли, и иногда, едва разжимая губы, говорил только одно слово: «Мещанство». Стройный, в модных светлых брюках, Игорь уверенно шагал, поддерживая Валентину под руку. Даже в темноте эта пара выглядела довольно эффектно. И тут Жору как будто бес подтолкнул: — Припугнем? Я согласился. Обогнав гуляющих Игоря и Валентину по другой стороне улицы, мы вышли им навстречу и спрятались за углом, а когда они поравнялись, неожиданно, прямо перед ними, выскочили, и Жора дурашливо закричал: — Часы и деньги! Мы уже приготовились смеяться, но произошло неожиданное: Игорь, оставив Валентину, стремительно бросился наутек, слышен был только частый топот его ног и мелькали в темноте светлые брюки. Ситуация стала такой комической, что мы трое, включая Валентину, дружно рассмеялись. Пробежав метров сто и услышав наши веселые голоса, Игорь остановился, а когда мы его окликнули, он нехотя возвратился, приблизившись к нам, как побитый бычок. С нами он не захотел разговаривать и обратился к Валентине: — Пойдем, я тебя провожу. От веселости Валентины не осталось и следа: — Нет, с тобой я не пойду, уж больно ненадежный ты провожатый. — И спутник жизни ненадежный, — добавил Жора. Самолюбивый Игорь не выдержал. — Хамло, — грубо бросил он Китаеву. — Слизняк, думаешь только о себе, — ответил Жора. — Я тебя давно раскусил. Все ты делаешь ради себя: и учишься для себя, и общественник ты липовый, и теннисом занимаешься для себя, и с Валентиной вот ходишь, как мы увидели, только для себя. — Да перестаньте вы! — Я не хотел, чтобы при Валентине все заходило так далеко, хотя в Игоре мне многое не нравилось: его постоянное позерство, насмешки над другими часто выводили меня из равновесия на протяжении всех этих лет. А сейчас вот оказалось, что Игорь вдобавок еще и трус, что я подозревал с момента нашего знакомства. — А ты не перебивай, — вмешалась неожиданно Валентина, — Жора говорит правильно. — В ее голосе послышались едва сдерживаемые слезы. — Не расстраивайся, Валюша, пойдем, мы тебя проводим, — ласково обратился к ней Жора. — Я уже все сказал. Втроем мы направились к общежитию, где жила Валентина, а Игорь остался один. Несколько раз я оглядывался — его светлые брюки белели в темноте все на том месте, где мы его покинули. Когда же мы вернулись в общежитие, то увидели, что койка Игоря ощетинилась голыми пружинами. Через минуту к нам в комнату ввалился улыбающийся Олег Белоусов, студент нашей группы, проживающий этажом выше. Под мышкой он держал туго свернутый матрац, а в другой руке — подушку, простыни и одеяло. — Принимаете? — С удовольствием, — сказали мы в один голос. Такие вот события произошли накануне вечером. А сейчас у Жоры был такой вид, будто он давно забыл о всех неприятностях. Мы заглянули в магазин «Спорттовары», чтобы немного развеяться, как сказал Жора, перед предстоящим экзаменом. В предобеденные часы в магазине было тихо и спокойно. Немногочисленные покупатели не торопясь разглядывали товары. У отдела рыболовных принадлежностей стоял небольшого роста аккуратный мужчина в хорошем коричневом костюме, который ладно сидел на его некрупной стройной фигуре. Проходя вдоль противоположных витрин, я взглянул в его сторону и увидел, что он пробует на крепость рыболовную жилку и, улыбаясь, что-то говорит продавщице, молоденькой раскрашенной девчонке. Незнакомец ничем не привлек мое внимание, но, когда мы отошли в сторону, Жора сказал мне, понизив голос: — Малышка. — Где? — встрепенулся я. — Спокойно, не оглядывайся. Около куклы, покрытой косметикой. — Жора имел в виду размалеванную продавщицу. После этих слов он отошел от меня, сделав вид, что мы совсем не знакомы. Я направился к выходу и заметил, что коричневая фигура уже маячит у других дверей. Прикинув направление, я понял, что Малышка движется к автобусной остановке «Вторая Пролетарская», расположенной через улицу наискосок от магазина. Я обогнал его и пристроился в хвост небольшой очереди из семи-восьми пассажиров. Чуть скосив взгляд в сторону, я видел, что Малышка стоит сзади меня на два человека. Автобус маршрута улица Марата — Вокзал подошел буквально через пару минут. Быстро заскочив в заднюю дверь, я увидел, что Малышка перед посадкой внимательно оглядывается и лицо его выражает удовлетворение. Он садился последним. По опыту я знал, что большинство карманников, опасаясь слежки, не любят, когда после них кто-то садится в автобус. Войдя в салон, Малышка проскользнул мимо меня и остановился за женщиной. И — о чудо! — я увидел, как его маленькая левая рука змейкой нырнула в глубину сумочки, но вернулась оттуда без добычи. Через секунду он повернулся ко мне, сделав вид, что его что-то заинтересовало за окном автобуса, при этом его рука мягко коснулась, только коснулась моего пояса. И все. У меня в маленьком карманчике брюк — пистончике — лежали туго свернутые в несколько раз три трешки — девять рублей. Жалкое богатство студента. Сегодня утром я с трудом втиснул их туда и сейчас не мог даже предположить, что Малышка их так легко вытащил. Без полной уверенности, просто так, ради страховки я прошелся рукой по пистончику. Невероятно, но факт! Денег на месте не было. Буквально несколько секунд Малышка находился в контакте со мной, и такие результаты! Мне просто не поверилось, и я вторично ощупал свой пояс. Так и есть: плакали обед и ужин студента. А Малышка уже заторопился к выходу. Была объявлена остановка «Гигант». Я вышел вслед за ним, все еще сомневаясь в совершившемся. Но нужно было действовать. Как только Малышка оказался на тротуаре, на его плечо крепко легла моя рука. — Ну что, Костя? Попался! Малышку звали Константином — это было мне известно. Он дернулся от меня в сторону, как под ударом электрического тока, но моя рука еще крепче сжала его плечо. — Спалился, дорогой, — не без злорадства сказал я. — Подожди. — Он почти оправился от растерянности. — Сколько я у тебя взял? — Разберемся в управлении. — Отпусти, верну в десять раз больше, — начал он упрашивать меня. Я не отвечал, а в голове одна за другой теснились мысли: «Задержание один на один. Кража без свидетелей. Главное мое доказательство — это заявление о купюрах и о том, как они свернуты. Эти деньги должны быть обнаружены при обыске Малышки. Тогда ему не уйти от ответственности. Значит, не дать возможности выбросить деньги, избавиться от важного вещественного доказательства». По тому, как растерялся Малышка, я чувствовал, что украденные деньги в одном из его карманов. Мысленно занятый собиранием и исследованием доказательств, я на какой-то миг утратил контроль над задержанным, Малышка резко рванулся в сторону и бросился через улицу, прямо перед движущимся автомобилем. В ту же секунду, не раздумывая, я прыгнул с тротуара вслед за ним. Передо мной мелькнуло беломраморное лицо водителя, раздался звук клаксона и визжащий скрип тормозов. Я чудом увернулся от удара, проскочив перед капотом автомобиля в нескольких сантиметрах, и побежал вслед за Константином. Он на бегу лихорадочно ощупывал свои карманы. «Хочет выбросить деньги, нужно привлечь еще свидетелей», — подумал я и одновременно с возникшей мыслью громко закричал: — Стой! Стрелять буду! Прохожие недоуменно оборачивались. Какой-то человек с противоположной стороны улицы бросился наперерез Малышке, но тот успел юркнуть во двор, как грызун в спасительную нору. Первое, что я увидел, оказавшись во дворе, — Малышка резким движением швырнул деньги в открытую входную дверь какой-то квартиры. Это заметил не только я, но и заскочивший во двор вслед за мною незнакомый молодой парень. Малышка же бросился к забору, и, когда был готов повиснуть на нем, я резко ударил его в челюсть. Он мешком свалился в мусорную яму, наполненную отбросами, перемешанными с жидкой известью. Пока он барахтался в грязи, я попросил непредвиденного помощника зайти в квартиру и поднять выброшенные деньги, предупредив, чтобы он не показывал их мне. Эта мера была необходима, чтобы не смазать доказательственную силу моего заявления о совершенной краже. Молодой человек оказался смекалистым. Выйдя из квартиры, он лишь коротко кивнул мне, подтверждая, что разыскал и подобрал деньги. Доказательств против Малышки прибавилось. Затем вдвоем мы извлекли карманника из помойки. Боже мой, что у него был за вид! В своем элегантном коричневом костюме он стал похож на вывалянную в грязи курицу. Малышка прекрасно понимал, что его положение еще более усугубилось по сравнению с тем моментом, когда я обратился к нему по выходе из автобуса. Поэтому он взялся за обработку моего добровольного помощника и будущего свидетеля по делу: — И охота тебе нос совать не в свои вопросы? Ты думаешь, что это так просто кончится? После отсидки под землей найду и пришью. Но паренек был крепок не только физически. На все угрозы он лишь улыбался и еще крепче сжимал локоть преступника. Мы вели его, придерживая за рукава с двух сторон, и старались не вымазаться о его одежду. И этим он не преминул воспользоваться в подходящий момент, но менее подходящий, чем тот, когда он пытался ускользнуть от меня перед капотом движущегося автомобиля. Из-за угла навстречу нам тихо выполз грузовик, и, как только он, выйдя из поворота, начал набирать скорость, Малышка рванулся из наших рук, выскочил на проезжую часть и уцепился за борт автомобиля. Я бежал, напрягая последние силы, а грузовик увеличивал скорость. Малышка уже начал подтягиваться на борт. Еще мгновение — и он окажется в кузове. Из последних усилий я сделал отчаянный рывок и уцепился за его одежду, всей тяжестью повиснув на беглеце. Теперь я уже не боялся измазаться, и мы оба упали на асфальт. Малышка был внизу, я сверху, но мои локти и колени пробороздили асфальт, и их защипало так, будто я оказался на костре. У Малышки кровоточила ободранная щека. После этого он смирился с поражением и до самого управления вел себя, как говорится, тише воды, ниже травы. Но перед дежурным устроил концерт, разыгрывая из себя невинную жертву и пытаясь опорочить нас. И в это время со второго этажа спустился дядя Миша. Он зашел в дежурную часть, и Малышка сразу обмяк и притих. Покончив с оформлением документов, Михаил Николаевич крепко пожал руку пареньку, оказавшему содействие в задержании, и повел меня на второй этаж отмываться от грязи и мазать зеленкой мои локти.