Звонок прерывается. Я так сильно сжимаю телефон, что пальцам больно. Я рада, что он вернулся, только этого и ждала, но чувствую себя все более неуверенной во власти его темных планов. Интересно, что там у него было за срочное дело на Сицилии, что он так сорвался? Внезапно мне хочется плакать. Я ничего не знаю о Леонардо: о его прошлом и о том, чем он занят, когда не со мной. И хотя мне знаком каждый сантиметр его тела, его внутренний мир остается для меня загадкой. Мне нужно некоторое время, чтобы прийти в себя, перед тем как вернуться обратно к маме. Захожу в ванную, чтобы проверить, в каком состоянии мое лицо. Огонь внутри меня поднялся в голову, мокрая волна пробралась между ног. Одна только мысль о нем вызывает у меня телесную реакцию, я хочу его до сумасшествия. Когда я возвращаюсь в большую комнату, мама, нагнувшись над мраморной столешницей кухни, переворачивает вилкой ньокки: ее мастерство каждый раз оставляет меня без слов. – Кто звонил? – спрашивает, продолжая отрезать кусочки теста. Задумываюсь на минутку и уже готова врать. – Это Гайя. – Как у нее дела? Давно ее не видела… Готовлюсь к очередному допросу. Память возвращается к годам лицея, когда я приходила домой уставшая после долгого учебного дня, а она начинала расспрашивать меня об оценках, которые получили мои школьные друзья, или о том, что обсуждалось на лекции по итальянскому. А если у меня не было настроения, мама сама заполняла минуты молчания, рассказывая мне о недугах своих подруг, какой ей попался противный служащий на почте или о том, как ей встретилась в лавке зеленщика моя учительница начальных классов. Мама с тех пор совсем не изменилась. – У Гайи все хорошо, она всегда очень занята, – я подхожу к вешалке и беру куртку. – Мама, извини, но я не могу остаться на ужин. – Это еще почему? Ты что, вот так и убежишь? – она неодобрительно хмурится и укоризненно смотрит на меня. – Я даже фруктовый салат приготовила, тебе обязательно нужно поесть фруктов! – Потом оглядывает меня с подозрением. – Элена, ты такая бледная. У тебя все хорошо? Бледная? Мне только что казалось, что я горю. Черт! А вдруг она что-то поняла? Учась в лицее, я никогда не рассказывала ей, кто из парней мне нравится, иначе она бы замучила меня вопросами. И сейчас не скажу ни слова, мой рот на эту тему под замко́м. Мне почти тридцать лет, и я хочу, чтобы мои родители уважали меня и мой образ в их глазах оставался бы всегда чистым. Моя мама, женщина, которая нашла суть жизни в рецепте штруделя и вышитых салфетках, никогда бы не смогла понять отношений между мной и Леонардо. На самом деле я тоже их пока не понимаю. – Да все хорошо, мам, наверное, это все из-за больной шеи. Моя мама, женщина, которая нашла суть жизни в рецепте штруделя и вышитых салфетках, никогда бы не смогла понять отношений между мной и Леонардо. Мама расправляет юбку и смотрит вниз. Она расстроилась. Сначала подаю ей надежду, а потом говорю, что не могу остаться на ужин. Быть единственным ребенком – это ответственно. У меня нет братьев и сестер, которые могли бы прийти на замену, когда я ухожу. – Да ладно. Не обижайся, – приближаюсь и целую ее в щеку. – Гайя настаивала, ты же знаешь, какая она. Ей нужно рассказать мне что-то важное. – Ну и что там может быть такого важного? Ну вот опять… Может, почувствовала, что дело не только в Гайе, и хочет проверить, не сдамся ли я. – Не знаю, мама, но мне показалось, что это срочно… Все, убегаю. – Ладно, будь молодцом, – в конце концов она смиряется, но, прежде чем отпустить, дает мне коробочку с ньокки из тыквы. – Положи в холодильник, их хватит до завтра. И ешь! * * * Я могла бы остаться на ужин дома у родителей и пойти к Леонардо позже, но мне совсем не по душе идея о стремительном переходе от домашнего очага в объятия моего Пигмалиона. Но и о том, чтобы остаться одной дома, тоже речи быть не может – я буду изнемогать в ожидании. Поэтому я позвонила Гайе и пригласила ее поужинать вместе. Она сразу же согласилась. Когда мы виделись в последний раз, ее роман с Якопо был в полном разгаре, но думаю, что уже появились интересные новости и она горит желанием мне их рассказать. На мне черное белье, которое я купила несколько дней назад в магазинчике в центре, чулки и кружевное платье, тоже черное, оно висело в шкафу, и я его еще ни разу не надела. Мне подарила его Гайя, уже не помню в связи с чем, я всегда считала это платье чересчур коротким и декольтированным. Сегодня вечером я одеваюсь с мыслью о том, что потом меня разденет Леонардо, и это заставляет меня осмелеть. Мы встречаемся с Гаей в «Алле Окке» – пиццерии в районе Заттере. На входе стоит очередь, поэтому предлагаю пойти в ресторан неподалеку. Я не хотела бы опаздывать на встречу с Леонардо, но Гайя настаивает: она умирает от желания поесть пиццы и клянется, что закатит истерику, если в ближайшее время ситуация не изменится. Это, конечно же, меня успокаивает. Я наблюдаю за ней: сегодня вечером она выглядит еще более сияющей, черты лица разглажены, волосы – в безупречной прическе, на мочках ушей – пара броских сережек из жемчуга и платины. – У меня что-то с лицом? – спрашивает она, похлопывая себя по щекам. – Я просто рассматривала твои серьги, очень красивые… – Правда? Мне их подарил Якопо, – говорит, ослепительно улыбаясь. – Похоже, Брандолини никогда не ошибается, а? Гайя улыбается. Сразу видно, что она не могла дождаться, когда я затрону эту тему. – Он пригласил меня на курорт на Тосканских холмах, и мы провели потрясающие выходные. Я познакомилась с кучей людей, думала, что они снобы. А на самом деле… Она начинает рассказывать, чтобы заполнить скуку ожидания, потом спрашивает, как прошли мои выходные. – Отлично, – говорю, – я работала. Полностью сконцентрировалась на фреске. – А Леонардо ты встречала после того раза? – спрашивает рассеянно она, пока нас провожают к столу на верхнем этаже. – Я его не видела с вечера открытия. Надо будет зайти как-нибудь в его ресторан. Сердце ухает в груди: «Конечно, надо бы». Стараюсь держать себя в руках, но чуть не спотыкаюсь на лестнице. Доходим до стола, и, когда я снимаю плащ, на лице Гайи появляется удивленное выражение. – Наконец-то я вижу тебя в этом платье! – восклицает она и разглядывает меня с удовлетворенным видом в освещении ресторана, заставляя поворачиваться кругом. – И накрашена хорошо. Молодец, хоть иногда меня слушаешь: вся эта фигня про натуральный вид умерла в конце семидесятых, вместе с феминистками. – Я всегда прислушиваюсь к твоим советам, – возражаю я, смеясь. – Ну конечно, – она обмакивает сельдерей в соус. – Цепочка тоже красивая. Немного яркая, но прекрасно подходит. Жаль, что она не знает, что скрывается под одеждой. В любом случае то, что я понравилась Гайе, усиливает мои надежды понравиться Леонардо. К нашему столу подходит официант, чтобы принять заказ. Гайя заказывает пиццу с руколой и брезаолой [32], я – только салат. Леонардо просил меня прийти голодной, не хочу испортить себе аппетит. Гайя смотрит на меня с удивлением. – Ты что, ничего не закажешь? – говорит она. – Позволишь мне обжираться углеводами в одиночестве? Стараюсь успокоить ее: – Я же тебе сказала, что поужинала дома с родителями. Ты же знаешь, какие штрудели у моей мамы… – Ах, штрудель Бетты… Ну ладно, на сегодняшний вечер тебя прощаю. Говоря со мной, она смотрит на официанта, который все еще рядом с нами, и не могу отрицать, он действительно красавец. Он улыбается, а она улыбается в ответ. Кокетка. – Пожалуйста, обратите внимание, пицца должна быть пропечена как следует, – она сдвигает набок волосы. Официант подмигивает и уходит. Гайя не спускает взгляда с его задницы, обтянутой черными узкими брюками. – Он слишком молод для тебя, – говорю ей, не беспокоясь о том, что он на расстоянии вытянутой руки и может услышать. – Что? – отвечает она с невинным видом. – Ой, да ладно, я совсем не флиртовала. …Но только потому, что он гей. Понятно? Начинаем хихикать. Несмотря на роман с Брандолини, Гайя осталась неисправимой роковой женщиной. Это я изменилась: я всегда рассказывала ей о своей личной жизни, но поведать о Леонардо мне духу не хватает. Пришлось бы объяснить ей, что у нас не просто роман, что между нами – некая сделка, эротическая игра, где только он вправе выбирать ход, а мне остается лишь подчиняться. Нет, думаю, Гайя этого не одобрила бы. Наоборот, она, возможно, испугалась бы за меня и посоветовала немедленно прекратить все это. Но я сама не хочу, чтобы это закончилось, только не сейчас… У нас не просто роман, между нами – некая сделка, эротическая игра, где только он вправе выбирать ход, а мне остается лишь подчиняться. – Слушай, расскажи мне о Филиппо, – говорит вдруг она, вытирая кончики губ салфеткой. – Когда вы общались в последний раз? – Давно, по скайпу. Он очень занят по работе. – Боже, вы были бы прекрасной парой уже потому, что вы оба трудоголики, – поднимает руки к небу, потом наклоняется ко мне с серьезным видом. – Эле, я тебе уже говорила, ты должна решиться на что-то большее с ним. – Не знаю, – неуверенно говорю я. Филиппо в этот момент кажется мне таким далеким. Гайя морщится: – Ну почему ты всегда такая сдержанная? Расслабься и хотя бы раз в жизни прислушайся к своим эмоциям. – Я же тебе говорила, меня пугает расстояние между нами, – отвечаю я. «И это помимо того, что занимаюсь сексом с другим», – думаю про себя. – Так поезжай навестить его! Или вы можете заняться кое-чем по скайпу, – продолжает она заигрывающим тоном. – Да прекрати! Филиппо совсем не такой… – Боже мой, Эле, проснись! Он же мужик… Не думаю, что он отличается от других. – Все, прекрати! – я прячусь за салфетку. И в этот самый момент вспоминаю свое отражение в зеркале, в экстазе в объятиях Леонардо.