Там, среди людей, едва различимый в своей куртке с капюшоном, бейсболке и широких джинсах, стоял Карл. Келли мгновенно его узнала и – как бы отчаянно ни хотелось ей домой – не могла дать ему уйти. Судя по спешке, с которой Карл растворился в толпе, стало ясно, что он заметил Келли на долю секунды раньше и был так же не рад их встрече. Придется действовать быстро. Едва она выскочила из вагона, двери с шипением захлопнулись. Сперва Келли решила, что упустила Карла, но затем заметила ярдах в десяти от себя знакомую бейсболку. Карл не бежал, но довольно проворно пробирался сквозь толпу пассажиров. Если за последние десять лет подземка и научила Келли чему-то, так это тому, что вежливостью ничего не добьешься. – Поберегись! – крикнула она, протискиваясь между двумя пожилыми туристами с чемоданами, и рванула вперед. – С дороги! Утром она уже упустила Карла, заработав при этом ушиб плеча, но второй раз не позволит ему уйти. Келли мельком подумала об ужине, который надеялась застать дома, и прикинула, что смена удлинится по крайней мере часа на два. Но выбора не оставалось. По пути с работы она всегда может перехватить кебаб. Карл поднимался по эскалатору. «Ошибка новичка», – отметила Келли и бросилась к лестнице. Там и туристов меньше, и не такая нагрузка на голени, как на тряском эскалаторе. И все же, когда Келли поравнялась с Карлом, ее ноги отваливались. Добравшись до верха, парень бросил короткий взгляд через левое плечо, а затем свернул направо. «Черт возьми, Карл, – подумала Келли, – мне уже пора сдавать смену». Последний рывок, и она настигла его, готового перепрыгнуть через турникет, вцепилась в куртку и заломила руку за спину. Карл без особого энтузиазма попытался вырваться и толкнул ее. Форменный «котелок» слетел на землю. Келли заметила, что его кто-то поднял, и понадеялась, что доброжелатель не сбежит со своей добычей. Хватило неприятностей из-за потерянной в потасовке дубинки, без нового выговора от отдела снабжения можно и обойтись. – На тебя выписан ордер за неявку в суд, приятель, – произнесла Келли, которой никак не удавалось отдышаться в тесном бронежилете, затем потянулась к поясу, расстегнула наручники и ловко защелкнула их на запястьях Карла. – Ты арестован. * * * Я тебя вижу. А ты меня – нет. Ты поглощена книгой. На мягкой обложке девушка в красном платье. Не вижу названия, но это не имеет значения – все эти книжки одинаковые. Либо парень встречает девушку, либо парень преследует девушку. И убивает. Есть в этом ирония. На следующей остановке, пользуясь потоком пассажиров, я подбираюсь ближе к тебе. Ты цепляешься за поручень в середине вагона, сжимая в свободной руке книгу, и натренированно переворачиваешь страницы большим пальцем. Теперь мы совсем рядом, наши пальто соприкасаются, и я чувствую ванильную нотку твоих духов. Аромат, который выветривается задолго до того, как ты уходишь с работы. Некоторые женщины в обеденный перерыв исчезают в туалете, чтобы подправить макияж, обновить духи. Но только не ты. Когда я вижу тебя после работы, твои темно-серые тени уже осыпались и следами усталости лежат под нижними веками, а губная помада смазалась о бесчисленные чашки кофе. Но ты прелестна даже в конце долгого дня. Это очень важно для меня. Дело ведь не всегда в красоте, иногда в необычной внешности, большой груди или длинных ногах. Порой в стиле и элегантности – сшитых на заказ темно-синих брюках и бежевых туфельках, а порой в бесстыдстве и пошлости. Даже распутстве. Важно разнообразие. И самый вкусный стейк наскучит, если заказывать его постоянно. Твоя сумка больше обычной. Как правило, ты носишь ее на плече, но когда поезд набит до отказа – совсем как сейчас, – ставишь на пол, между ногами. Сумка раскрыта, и я могу заглянуть внутрь. Коричневый кошелек – мягкая телячья кожа и позолоченный замочек. Расческа, между зубцами остались светлые волоски. Свернутая в аккуратный шарик хозяйственная торба. Пара кожаных перчаток. Два или три коричневых конверта – распечатанных и засунутых в сумку вместе с их содержимым. Почту ты прихватила после завтрака с коврика у двери и вскрыла на платформе, пока ждала свой первый поезд. Я вытягиваю шею и читаю надпись на конверте. Теперь мне известно твое имя. Не то чтобы это имело значение – для наших с тобой отношений имена не нужны. Я достаю телефон, провожу вверх по экрану, чтобы включить камеру, затем поворачиваюсь к тебе. Большим и указательным пальцем увеличиваю изображение, пока в кадре не остается лишь твое лицо. Если меня кто-то заметит, то просто решит, что я загружаю пост в инстаграм или твиттер. Хештег «селфи». Тихий щелчок – и ты моя. Поезд поворачивает, ты отпускаешь поручень и наклоняешься за сумкой, по-прежнему погруженная в книгу. Тот, кто знает тебя хуже, чем я, решил бы, что ты заметила мой интерес и решила убрать свои вещи подальше. Но это не так. Просто после поворота будет твоя остановка. Книга полностью захватила тебя. Обычно ты прекращаешь читать гораздо раньше: добираешься до конца главы и засовываешь между страницами открытку, которую используешь вместо закладки. Но сегодня ты продолжаешь читать, даже подъехав к станции. Даже протискиваясь к дверям и дюжину раз повторяя «Простите» и «Извините». Даже пока идешь к выходу из метро. И лишь мельком поглядываешь вперед, чтобы ни на кого не наткнуться. Ты по-прежнему читаешь. А я по-прежнему слежу за тобой. 3 «Кристал Пэлас» – конечная станция. Если бы не это, я, наверное, так и сидела бы на месте, уставившись на объявление и надеясь понять его смысл. А так я схожу. Последней. Дождь сменила изморось, но едва я выбираюсь из метро, как газета промокает, и на пальцах остаются следы типографской краски. Уже стемнело, однако Анерли-роуд освещают уличные фонари и неоновые вывески бесконечных забегаловок и салонов сотовой связи. С каждого столба свисают яркие гирлянды, предвещая телевизионные выступления полузабытых знаменитостей в эти выходные. Но для меня этого слишком мало – и слишком рано, – чтобы задуматься о Рождестве. По дороге домой я разглядываю объявление, не обращая внимания на дождь, из-за которого челка липнет ко лбу. Возможно, на снимке вовсе не я. Возможно, у меня есть двойник. Вряд ли меня выбрали бы для рекламы секса по телефону. Могли бы найти кого-нибудь моложе и привлекательней. Не женщину средних лет с двумя взрослыми детьми и легким жирком на талии. Едва не начинаю смеяться вслух. Я знаю, что вкусы бывают разные, но это уж совсем на редкого любителя. Между польским супермаркетом и мастерской по изготовлению ключей примостилось кафе Мелиссы. «Одно из ее кафе», – напоминаю себе. Второе находится в переулке Ковент-Гарден. Там завсегдатаи знают: чтобы избежать очереди, нужно заранее позвонить и заказать сэндвичи, а туристы топчутся у дверей, решая, стоит ли им ждать панини. Можно подумать, что заведение в Ковент-Гарден просто станок для печатания денег, а на самом деле оно пять лет бьется за то, чтобы получить хоть какую-то прибыль. А вот здешнее заведение – с облупившимися стенами и сомнительными соседями – настоящая золотая жила. Оно стояло тут задолго до того, как Мелисса его выкупила и повесила над дверью собственную вывеску, и всегда приносило хорошие деньги. Эдакое место для посвященных, которое иногда мелькает в путеводителях. «Лучшие завтраки в Южном Лондоне», – можно прочесть в ксерокопии статьи, прилепленной скотчем к двери. Некоторое время я стою на противоположной стороне улицы и незаметно наблюдаю за происходящим в кафе. Витрины чуть запотели по краям и напоминают размытые фотографии восьмидесятых. Сквозь центральную видны стойка и бармен, который протирает стеллаж из плексигласа. В фартуке, завязанном не на шее, а на талии – в стиле парижских официантов, – черной футболке и с темными, взъерошенными, словно он только выбрался из постели, волосами парень выглядит слишком крутым для работы в кафе. Красавчик ли он? Знаю, что пристрастна, но считаю, что да. Водитель автобуса машет рукой, пропуская меня, и я перехожу через дорогу, опасливо высматривая велосипедистов. Звякает колокольчик над дверью кафе. Джастин поднимает голову. – Привет, мам. – Привет, дорогой. – Я оглядываюсь в поисках Мелиссы. – Ты один? – Мелисса в Ковент-Гардене. Там управляющая заболела, и меня оставили здесь за главного. Он говорит об этом небрежно, и я стараюсь отвечать так же, но все же чувствую прилив гордости. Всегда знала, что Джастин – хороший мальчик, ему просто нужно дать шанс проявить себя. – Если подождешь минут пять, – произносит он, полоская тряпку в стальной мойке, – вместе пойдем домой. – Я собиралась купить что-нибудь навынос к ужину. Фритюрницу ты, наверное, уже выключил? – Только что. Могу снова включить и быстренько нажарить картошки. Еще осталось несколько сосисок. Если не съесть их сегодня, то завтра все равно придется выбрасывать, так что можем забрать, Мелисса возражать не будет. – Я за них заплачу. – Мне не хочется, чтобы Джастин увлекся своими временными полномочиями. – Она не будет возражать. – Я заплачу, – твердо произношу я и достаю кошелек. Затем смотрю в меню на доске и высчитываю стоимость четырех порций сосисок с жареной картошкой. Джастин прав, Мелисса отдала бы их даром, но ее здесь нет, а в нашей семье принято платить за себя. Чем дальше мы уходим от станции, тем меньше вокруг магазинов и офисов. Их сменяют ряды таунхаусов. В некоторых окна закрыты серыми металлическими ставнями, что означает изъятие за неуплату ипотеки. Двери таких домов разукрашены красными и оранжевыми фейерверками граффити. Наша сторона улицы ничуть не лучше – в третьем от нас доме не хватает черепицы, а окна забиты толстыми листами фанеры. По засоренным водостокам и заляпанным кирпичным стенам можно сразу вычислить съемное жилье. В конце квартала стоят два дома, в которых живут сами владельцы: наш и Мелиссы с Нилом, прямо по соседству, на заветном торце. Джастин роется в рюкзаке в поисках ключей, а я стою на тротуаре перед оградой, которая огибает то, что громко зовется нашим палисадником. Сквозь мокрый гравий пробиваются сорняки, а единственное украшение – лампа на солнечных батареях в форме старинного фонаря – тускло мерцает желтым светом. Сад Мелиссы тоже посыпан гравием, но сорняков там не видно, а по обе стороны от входной двери стоят два ухоженных самшита, подстриженных в форме спиралей. Кусок кирпичной кладки под окном гостиной чуть светлее остальной стены – там Нил оттирал граффити. В Южном Лондоне все еще находятся узколобые противники смешанных браков. Шторы в нашей гостиной никто не потрудился задернуть, и я вижу, как Кэти красит ногти за обеденным столом. Раньше я настаивала, чтобы мы все вместе за ним ужинали. Мне нравилось наверстывать с детьми то время, которое они проводили в школе. Сразу после переезда это была единственная возможность почувствовать, что нам и без Мэтта хорошо. Только мы втроем, маленькой семьей садимся за стол в шесть вечера. Сквозь оконное стекло, покрытое вездесущей грязью, которая непременно появляется, если живешь возле оживленной дороги, я замечаю, что ради маникюрного набора Кэти сдвинула в сторону журналы, стопку счетов и корзину для грязного белья. Последняя неведомым образом обосновалась на столе, словно тот для нее – естественная среда обитания. Иногда я разгребаю бардак, чтобы вся семья могла собраться на воскресный ужин, но довольно скоро неспешный прилив из бумаг и забытых пакетов выталкивает нас к телевизору, перед которым мы и едим, поставив тарелки прямо на колени. Джастин открывает дверь, а я вспоминаю те времена, когда дети были маленькими и мчались встречать меня, будто их мама пропадала несколько месяцев, а не восемь часов раскладывала товар в «Теско». Потом они подросли, и мне пришлось обратиться за помощью к соседям. К счастью, Мелисса согласилась присматривать за детьми после школы. Они, конечно, считали себя слишком взрослыми для подобного, но втайне им нравилось. – Привет-привет! – окликаю я. Из кухни появляется Саймон, протягивает мне бокал вина и целует в губы. Его рука скользит по моей талии и притягивает ближе. Я вручаю ему пакет из кафе Мелиссы. – Эй, снимите себе номер. – Кэти выходит из гостиной, подняв вверх ладони и растопырив пальцы. – Что у нас к чаю? Саймон отпускает меня и уносит пакет на кухню. – Сосиски с жареной картошкой. Она морщит нос, и я заранее прерываю поток стонов о лишних калориях: – В холодильнике есть латук, можешь нарезать себе салат. – Это тебя не спасет от толстых лодыжек, – говорит Джастин и после безуспешной попытки увернуться от тычка сестры убегает вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. – Повзрослейте уже. Кэти девятнадцать, у нее восьмой размер одежды и ни намека на детскую пухлость, которая была всего несколько лет назад. С лодыжками тоже все в порядке. Я тянусь ее обнять, но вспоминаю о накрашенных ногтях и просто целую в щеку. – Прости, дорогая, но я без сил. Случайный перекус тебе ведь не повредит, верно? Если в меру. – Как прошел день, милая? – спрашивает Саймон. Он идет за мной в гостиную, я падаю на диван, на мгновение закрываю глаза и расслабленно выдыхаю. – Нормально. Вот только Грэхем заставил меня разбирать документацию. – Это не твоя работа, – замечает Кэти. – Как и мыть уборную, но угадай, что он вчера заставил меня сделать? – Фу. Этот тип просто козел. – Ты не должна с этим мириться. – Саймон садится рядом со мной. – Нужно пожаловаться. – Кому? Это его фирма.