Он кивает. — Понял. Досадно. У нас сломался автомат, спать хочется адски, а писать еще два часа. Надеялся, вы меня спасете. — Кирилл Платонович, давайте я сбегаю? — спохватывается Ольга, поднимаясь на ноги. — Оль, вы не успеете. Ничего страшного. — Хоть растворимый намешаю. — Спасибо, Олечка, про себя не забудьте. Она быстро покидает кабинет, а судья переводит глаза на меня. — Что-то еще, Лада Алексеевна? — Нет, увидимся через десять минут, — делаю пару шагов к выходу. — В ближайшие дни к тебе, вероятно, придут гости. Слышу его голос и замираю. Потом оборачиваюсь. Он смотрит очень внимательно. — Вы? — Ну нет, — усмехается. — Раз решила побарахтаться сама, захлебывайся в удовольствии. — С вашей легкой руки барахтаться? — Я начинаю на него злиться за насмешливый тон. За уверенность, что он все обо мне знает. И о моей жизни. — Иван Дмитриевич моей работой доволен. — Привет ему передавай. — Обязательно! — получается нервно. — Я бы посоветовал дверь и окна не открывать, на балкон не выходить. В идеале вообще делать вид, что тебя дома нет. — А то что? — А то узнаешь, — давит интонациями, недовольно хмурится. Потом кивает на дверь. — Можете идти, я скоро буду. О как. Кого-то раздражает неповиновение. В кабинет Богданов заходит практически вовремя. Как всегда быстрым шагом, аж ветром обдает. Садится в свое кресло, берет документы, лежащие перед ним, мажет по ним взглядом. — Сторона ответчика вновь не соизволила появиться. Тем хуже для нее. Иск удовлетворен, все свободны. — Поднимается и снова уходит, не удостоив меня и секундой внимания. Глава 14 Кирилл Когда я узнал, что у меня рак, я тут же бросил курить. Жить пздц как хотелось. Сразу в голове мысли бомбить начали, что и в Японии я пока не был, и по горам не лазил, марафон не бегал, с мулатками не спал. Не то чтобы я это все кинулся осуществлять после выздоровления. Не очень-то и хочется. Но тогда казалось ужасно несправедливым не успеть хотя бы что-либо. После тяжелейшей смерти отца на некоторое время я сдался в плен апатии. Однако почему-то продолжал бороться за существование с утроенной силой. Правда, не совсем так, как следовало бы. Хреновое время. Блуждание в одиночестве по пепелищу. Все, что могло нанести хоть какой-то вред здоровью, начало мною восприниматься мгновенным ядом. Вдобавок я очень тяжело перенес химию. По итогу на пару лет заработал себе расстройство пищевого поведения. Похудел сильно. Как тут не похудеешь, когда практически любая пища моментально просилась обратно, не желая усваиваться. Иногда я не ел неделями. Грыз яблоки, редко — бананы. Работал с психотерапевтом. Чтобы набрать вес, нужно было снова начать есть по-человечески. Казалось бы, что в этом сложного? Сейчас уже все в порядке, забыл, когда в последний раз блевал. От нервов иногда, конечно, аппетит пропадает, тогда врубаю силу воли и все равно ем. Жую мясо и овощи, проглатываю. Питаться нужно обязательно. Пусть даже не всегда здоровой пищей, главное, не прекращать это делать. Наша сила — в привычках. Стабильности. Регулярном повторении правильного. Почему-то мне кажется, что убьет меня не табак. Чиркаю зажигалкой и прикуриваю, чуть опустив окно мерса. Теплый воздух тут же проникает в машину, поэтому включаю кондиционер посильнее. Очень душно даже ночью. Я не большой фанат этого города, постоянная жара изматывает. Люблю свежий прохладный воздух. Надо будет на следующих выходных смотаться к морю, развеяться. Хотел на этих, но что-то не пустило. Вернее, кто-то. На свадьбу Спанидисы приглашали еще настойчивее, чем на обручение. Если бы не Евгений, я бы не пошел, даже новости вокруг Лады не манят так сильно, чтобы отбиваться от внимания этой непростой семьи. Но с Евгением на удивление приятно пить и разговаривать. В общем, свадьба была красивой. И, что самое главное, она состоялась. Я опасался, что мажорчик-грек уйдет в отказ. Вообще не явится или сбежит из-под венца, как пугливая девственница. Но нет, появился. Бледный, словно бумага «Снегурочка». Насупленный. Отец его еще раз отчитал за закрытой дверью — не то чтобы я следил, просто наблюдательный. Зашли в комнату оба, вышли — старший раскрасневшийся, как спелый гранат, я бы скорую ему вызвал — возраст приличный, не пацан давно. Младший — серый, как дым моей сигареты. Когда молодых венчали, я чуть сам не дал ему подзатыльник. Этот идиот замешкался. Тот запоминающийся момент из анекдота, когда лажает один человек, а стыдно за него — всему мужскому роду. Он будто впал в паралич, который не позволяет дееспособному мужику следовать собственным обещаниям. Спанидис-младший вдруг начал оглядывать гостей в церкви, все поняли, что ищет глазами Ладу. Она не пришла, на это ума хватило. Не захотела, чтобы ее снова отымели в туалете ресторана? Неважно. Главное, что осталась дома. Священник повторил вопрос, Спанидис ответил «да». Обвенчали. Чуть позже новобрачные расписались в ЗАГСе. Остаток дня мажор сидел с такой физиономией, будто ему предстоит акт дефлорации с нелюбимым. Это заметили все, целый вечер шушукались о Ладе, сплетничали. Как всегда эта девица в центре внимания. А ее экс-бойфренд оскорбил семью своей невесты. Остается верить, что ему хватит силы исполнить семейный долг, другими словами — трахнуть Олимпию, этой ночью. Вечеринка продолжилась, но я ушел сразу после молодых. Поехал не к себе, а к дому Жуйковой. Не знаю зачем, вмешиваться не собираюсь. Можно было позвонить частному детективу, он бы проследил, потом скинул фоточки, но мне захотелось самому. Жду уже два часа. Еще один — и поеду домой. Сорок минут назад Лада свет погасила, вероятно, сладко спит. Начало второго, надеюсь, пьяный грек сжал яйца в кулак и таки скрепил свой союз мужским поступком, а теперь мирно сопит рядом с женой. Ну или рыдает в ванной — это уже детали. Раз уж ты в ввязался в хлопоты договорного брака — имей смелость довести дело до конца. Я так считаю. А не подставлять под удар своих женщин. Причем обеих одновременно. Бл*ть! Едет Спанидис. Иногда я ненавижу, когда оказываюсь прав. Глава 15 Белая бэха выруливает из-за торца дома, фары освещают ночной тихий двор, мечутся из стороны в сторону. Благо трафик свободный, а то впечатался бы во что-то. Обнаглевшие миллионеры, золотые номера на элитной тачке, чувствуют вседозволенность с пеленок. Его бэха виляет зигзагами. То, что он доехал живым, — это настоящее чудо. Наконец, кое-как паркуется во дворе дома Жуйковой. Я стою поодаль, фары погасил, меня не видно. Сигналит. Один раз, второй, третий. То, что кто-то отдыхает после тяжелой трудовой недели, кое-как уложил младенца или вовсе болеет, — Спанидиса, разумеется, не волнует. Значение имеют только его сердечные раны. Вываливается из машины и падает, поскальзываясь на ровном сухом асфальте. Мне тридцать один, я, конечно, его постарше. Мажору двадцать семь. В его возрасте я уже похоронил мать, отца и победил рак. Он? Не смог трахнуть нелюбимую ради семейного бизнеса. Может, все же он приперся сюда после десяти минут любви? Помыл член — и вперед? О такой жизни ты мечтала, сладкая моя строптивая девочка? Ну же, не пускай его. Ты ведь можешь быть умненькой, когда стараешься. Спанидис добирается до ее подъезда, звонит в домофон, долбится. В квартире Лады включается свет. Минута тянется для меня долго. Они, видимо, спорят. Дверь по-прежнему закрыта. Я достаю следующую сигарету и подкуриваю ее. Вдалеке останавливается Лэнд Ровер, номера — три тройки, как и у мажора. Несложно догадаться, чья машина. Водитель Лэнд Ровера тоже гасит фары, мажор ничего не замечает. Не пускай его, Лада, держись. Дверь в подъезд по-прежнему закрыта, Спанидис спрыгивает с крыльца, печально смотрит на ее окна, в которых гаснет свет. Умничка! Н-да, он бы хоть переоделся, а то пожаловал как был — во фраке. Муж, мать его. — Лада-а-а! — вдруг как заорет. — Ничего не было, Лада! Я люблю тебя! Лада, коза моя! Единственная на всю жизнь! Ничего не было! Я клянусь тебе, ничего не было! — орет он. Тушу окурок в пепельнице и потираю руки. Распирает выйти и набить ему морду. Но мне не по статусу, да и с пьяным возиться не хочется. Не открывай окна, не выходи на балкон. Вспомни, Лада, что я сказал тебе. Во врагах тебе меня одного хватит. Зачем еще и греки? — Лада, я буду спать здесь! Никуда не уйду, пока мы не поговорим! — тем временем угрожает ей мажор. Другими словами — буду спать на проезжей части, пусть меня задавит машина, и вот тогда вы пожалеете! Дешевая манипуляция. — Не было у меня с ней ничего! — вдруг кричит так, что я даже вздрагиваю. Не лжет ведь. Свет загорается еще в нескольких квартирах стояка. Слышатся возмущенные голоса, соседи требуют прекратить, угрожают вызвать полицию.