— Они открыли методичку на моем столе, а там лежала сумма в пятнадцать тысяч. Я не знаю, как она там оказалась! Я ни разу в жизни… Боже. Они стали угрожать. Дескать, либо я пишу заявление по собственному, либо они вызывают полицию. — Мама, и ты написала? — Разве у меня был выбор? — Конечно! Ты ведь деньги не трогала? Свидетелей, что требовала взятку, нет. Камеры в кабинете стоят? Почему ты мне сразу не позвонила?! — Не стала связываться. Они дали понять, что в следующий раз меня поймает полиция. Я больше в этом месте и дня работать не стану, Лада. Только вот думаю, как папе сказать? Он расстроится. — Мама, езжай домой. Я закончу и тоже приеду, все расскажешь подробно. Проходит несколько дней, а мама никак не может смириться с тем, что случилось. Мы все не можем. Вот так просто вышвырнули на улицу человека с тридцатилетним стажем работы. На все мои уговоры немного подождать и попытаться устроиться в другой вуз — она реагирует негативно. Впала в апатию, боится. С тех пор как отец получил инвалидность, ее зарплата стала единственным доходом. Есть, конечно, пенсии бабушки и папы, но увольнение, к тому же такое позорное, выбивает из колеи всю семью. На следующий день я еду в университет и пытаюсь переговорить с деканом. Он даже смотреть в мою сторону не хочет. После нескольких попыток обсудить случившееся предлагает его отблагодарить за то, что отделались малой кровью. И указывает на дверь. Этим же вечером я звоню в риэлторскую фирму и спрашиваю, как скоро и как дорого они смогут продать наш дом в станице. На следующем заседании я специально ловлю взгляд Кирилла. Романтический флер вокруг его персоны больше не кружит голову. Я пытаюсь понять, мог ли он быть причастен к бедам моей семьи? Очень удобно создать проблему, а потом предложить покровительство и решение. Но Богданов ничем не выдает эмоций. Все общение строится исключительно на деловой основе. Не успеваем мы оправиться от громкого увольнения мамы, как в пятницу вечером меня ждет новый сюрприз. Отцу не дают квоту на операцию. У него проблемы с сетчаткой, в последнее время зрение катастрофически быстро падает. Две операции на левом глазу прошли успешно, давно пора штопать правый. Вернее, квоту мы получили давно, ждали очередного обследования, чтобы закрепить подписью. И вот, что-то кому-то не понравилось. Позвонили, сообщили об отказе. Дело не в деньгах! Я пулей сгребла все драгоценности, которые мне успел надарить Леонидас за пять лет «дружилок», заложила их в ломбард и побежала в клинику. Вот деньги, берите, обойдемся без квоты! Не убирайте только его из графика! Деньги взять согласились охотно, но место оказалось уже занято. Ждите осени. Октябрь, ноябрь. Как осени? Это слишком долго! Я принялась обзванивать другие больницы, но найти хирурга столь высокого уровня не так-то просто. Да и нужное оборудование есть не во всех больницах. Остается Москва. Но везти полуслепого отца в другой город, там быть с ним две недели, возвращать обратно, с учетом того, что после операции ему летать не рекомендуется — проблематично. Только поезд. Тяжести ему таскать тоже нельзя. Мама одна может не справиться в дороге с ним и чемоданом. Хлопотно все это. Леонидас по телефону клянется, что он тут ни при чем. Обижается, что я обвиняю его в подобных пакостях. Заверяет, что попытается помочь, если я передумаю на его счет. Повлиять на ситуацию ему будет сложно, учитывая затянувшуюся ссору с отцом, но он рискнет. Ради меня. Сейчас он где-то в Крыму заливается вином и приводит психику в порядок. Аж затрясло! Я тысячу раз пожалела о том, что переехала из Москвы. Из уютной южной столицы, сосредоточения витамина Д, сезонных фруктов и милых людей — город вдруг превратился в жестокого, бездушного монстра. Мама с папой так хорошо устроились в своем домике в станице, бабушка все дни проводит в саду, копошится, ей нравится. Неужели пора срочно продавать все и возвращаться в московскую двушку? — Лада, у тебя паранойя, — заявляет Спанидис. — Мне больше делать нечего, как мстить твоим родителям. Хорошего же ты мнения о моей семье! Я пытаюсь созвониться с Константином Андреасовичем, но он не хочет со мной разговаривать. Елена сейчас в Сочи, обещает, что мы все обсудим, как только она вернется. Не по телефону. Кое-как я договариваюсь с Иваном Дмитриевичем, что он даст мне отпуск за свой счет в конце июля. Вношу аванс в московскую клинику. Операция состоится и пойдет по плану, просто организовать ее будет чуть сложнее, чем я рассчитывала. Казалось бы, можно выдохнуть, но у меня никак не получается. Я справляюсь, но с каждым днем внутри лишь нарастает тревога. Ответственности вдруг становится слишком много. Почему-то мне кажется, что это еще не конец злоключений. Кто-то сознательно усложняет мне жизнь, хотя со стороны случившееся и походит на череду неприятных совпадений, и когда я пытаюсь с кем-то поделиться подозрениями, все просто пожимают плечами. Каждый раз, когда звонит мама, я чувствую укол в сердце. Вдруг что-то еще случилось? Боюсь отвечать на ее звонки. Долго говорю с Машей по телефону, расспрашиваю про фирму, где она работает. Подруга заверяет, что я всегда могу пожить у нее, но с трудоустройством придется пробиваться самой. Что ж, я вновь задумываюсь о бегстве. Глава 18 Лада Больше всего мне не хватает моих ягод. До слез, до желания по-детски топать ногами от бессилия, когда на часах семь ноль пять, семь десять… пятнадцать… а курьера нет. Умом понимаю, что уже и не будет, но все равно жду. Оказывается, я успела пристраститься к этой необычной заботе. Завтраки поднимали настроение на целый день! Заряжали энергией. Кто-то беспокоился обо мне, кому-то было не все равно. Кто-то думал обо мне. Раньше. Сейчас утром у меня только черный кофе. Замечаю, что становлюсь замкнутой и хмурой. А еще недавно я удивлялась, почему все вокруг такие нервные, постоянно хотят спать и срываются друг на друге? Наверное, потому, что они работают как проклятые и пытаются как-то выжить сами, без помощи. Иногда в конце дня, перед тем, как выйти из офиса на улицу, я смотрю в зеркало и вижу покрасневшие, воспаленные от усталости глаза. Все чаще размышляю о том, не остаться ли после операции папы в столице. Начать жизнь с чистого листа. Все это сложно. Неправильно постоянно бегать туда-сюда и таскать за собой родителей. Иногда я чувствую себя полной неудачницей, вспоминаю слова Леонидаса, что юридическую карьеру мне все равно не построить. А усердно и интенсивно работающая женщина теряет привлекательность, становясь похожей на лошадь. Я поддерживала его. Сейчас мне за многое из того, что я говорила и думала, стыдно. Добрые люди где-то раздобыли мой паспорт и набрали на мое имя кучу онлайн-кредитов. Из банка сообщили, что я просрочила первые платежи. Доказать, что этот кто-то была не я, — вполне реально. Труднее оказалось очистить свою кредитную историю. Я потратила пять вечеров(!), строча жалобы, споря с менеджерами, доказывая, что я не верблюд. К счастью, я юрист и мне удалось проблему решить. Ценой своего времени и нервов, но по крайней мере я победила. Как же справляются люди без специального образования? Мое последнее дело на испытательном сроке — то самое, которое невозможное, — полная труба. Я готовилась к нему больше месяца, собирала прецеденты, анализировала. Вероятно, это мое последнее дело, по которому примет решение Богданов, и я выложилась по полной. Понятия не имею, замешан ли Кирилл в бедах моей семьи. Не знаю. Внутри меня пусто. Я просто хочу со всем покончить и жить дальше. Заседание начинается. Кирилл сидит в своем кресле, сторона ответчика готова к бою. Знаю я этого юриста, наслышана. Насмешливый самоуверенный сноб. Я весь день ничего не ела, да и не хочется. Выпила американо в чертовом «Старбаксе» и сейчас чувствую легкую тошноту. Или это от нервов? Суть процесса следующая — заказчик считает, что можно отказаться от договора подряда из-за просрочки. Честно выполнивший все работы подрядчик, на стороне которого я выступаю, уверен, что имеет право на оплату своего труда в полном размере. Просрочка составила почти месяц. Заказчик разорвал договор в одностороннем порядке и даже не потрудился озаботиться приемкой. Я всей душой болею за своего клиента, его пытаются кинуть на большую сумму, но договор составлен таким образом, что защиту построить крайне сложно. Богданов внимательно выслушивает обе стороны. Почему-то мне кажется, что решение у него есть заранее. Разумеется, он изучил дело, подготовился. Но всегда существует шанс поколебать уверенность судьи. Пожалуйста, Кирилл! Чтобы зло восторжествовало, хорошим людям нужно всего-навсего сказать, что происходящее — бизнес. На прениях я ссылаюсь на один яркий прецедент, который не так давно произошел в Санкт-Петербурге. Вражеский юрист закатывает глаза и начинает меня лечить выжимками из закона. Тыкая носом в разницу между нашими делами. Внутри меня все закипает, я едва держу эмоции под контролем. Он говорит и говорит, сам себе нравится. У меня, конечно, опыт работы небольшой, но такого шоу я ни разу не видела. — Вы где-то преподаете? — вдруг перебивает сторону ответчика Кирилл. Мужчина замолкает и смотрит на судью. Я тоже перевожу взгляд на Богданова. В пылу спора я чуть было не забыла, где мы находимся. Мы оба чуть было не забыли. — Нет, не преподаю, — отвечает юрист, смутившись. — Мне показалось, что вы представили, будто читаете лекцию своим студентам, — цедит Кирилл не без раздражения. От его реакции у меня волоски на теле встают дыбом. В зале полная тишина. — Нет, просто я посчитал… — Возможно, Ладе Алексеевне стоит показать вам диплом, чтобы вы убедились в ее компетенции? Раз объясняете очевидные вещи. — Лада Алексеевна пыталась запутать меня. И вас заодно. — Мне тоже показать вам свой диплом? — раздается в ответ. Я поджимаю пальцы ног не то от напряжения, не то от восторга. — Нет, конечно. Видимо, я увлекся, прошу прощения, — отвечает мужчина, поникнув. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться. Чувствую, что Богданов не в духе, и если начну наглеть, то достанется и мне. — Тогда прошу продолжить по сути вопроса, без отклонений в стороны. Без личных примеров. Без ваших собственных выводов, — обрубает Кирилл. Через пять минут мы выходим в коридор. Судья совещается сам с собой в течение получаса, а потом приглашает нас вернуться. — Очевидно, что сторона ответчика уклоняется от своих обязательств, поэтому по ее инициативе договор расторгнуть нельзя. Контрагент выполнил работы в полном объеме, пусть даже не успел уложиться в положенный срок. Совершенно непонятно, почему сторона ответчика отказывается от приемки работ. Иск удовлетворен, договор по-прежнему в силе, ответчик обязан назначить дату приемки в течение ближайшего времени. Я выиграла. Выиграла безнадежное, по мнению моего босса, дело! И неважно, последует ли дальше апелляция, сегодня я победила! И это желанная, настоящая победа! В отличие от той липовой, с которой меня поздравлял Леонидас. Я сделала это честно, убедила Богданова встать на сторону моего клиента! Босс кричит в трубку — он, кажется, по темпераменту холерик, орет по поводу и без — что я молодчина! И что завтра с утра со мной подпишут трудовой договор.