— Здесь никого не надо охранять! — сказала женщина неожиданно громким голосом. — В этом нет необходимости! Уезжайте! И прежде, чем опешивший Хамза успел ей что-либо ответить, она развернулась и ушла в дом, плотно закрыв за собой дверь. * * * Раздосадованный Хамза кому-то названивал по телефону. Ему отвечали, что надо немного подождать. Это «немного» растянулось на целый час. Хамза и Китайгородцев сидели в машине, с тоской наблюдая за тем, как окружающие предметы один за другим поглощает ненасытная тьма, подбирающаяся всё ближе к их автомобилю. Странный дом по-прежнему выглядел необитаемым, в окнах не угадывалось света. Завывал ветер. Было неуютно. Приблизительно через час в сплошной тьме близкого леса вдруг мелькнули яркие огни. Лучи света прорывались сквозь частокол деревьев. Вскоре из леса выкатился автомобиль, ослепив на мгновение Хамзу и Китайгородцева холодным белым светом ксеноновых фар, а за ним другой, и эта парочка, обогнув лужайку, через минуту подкатила к дому. Это был роскошный «Бентли» и сопровождающий его чёрный внедорожник «Лендровер». Из «Лендровера» тотчас выскочили двое дюжих парней, один из них услужливо распахнул дверцу «Бентли». — Как тебе охрана? — хмыкнул Хамза. — Ладно, пойдём знакомиться. Станислав Георгиевич Лисицын пожаловали, собственной персоной. ТЕЛОХРАНИТЕЛЬ КИТАЙГОРОДЦЕВ: «Я, как и Хамза, могу довольно быстро определить, какого класса охранники передо мной. Иногда достаточно нескольких штрихов, мелких подробностей, на которые посторонний человек даже внимания не обратит. Вот из машины сопровождения выпрыгнули крепкие ребята. Вид у них суровый, можно догадаться, что они за хозяина готовы любого порвать. И стволы у них имеются, в этом я уверен, и подготовку они где-то проходили. Но именно что «где-то». Потому что… Они прибыли к объекту, который расположен в глухом лесу. В полной темноте, где ни черта не видно. Тут стоит автомобиль, в котором кто хочешь может находиться. И они свой «Лендровер» поставили не между нашей машиной и машиной охраняемого ими босса. Не на линии огня, если такая беда вдруг приключится. Не прикрыли, в общем. И это уже о многом говорит. Не профессионалы». * * * Станислав Георгиевич Лисицын оказался вальяжным господином лет сорока пяти. Роскошное бежевое пальто распахнуто, под ним дорогой, даже вызывающе дорогой на вид костюм, такие туфли, как у него, Китайгородцев видел в бутике на Кутузовском, куда недавно сопровождал клиента — три тысячи евро, эксклюзив, хорошая работа. Кивнул Хамзе издалека. Спросил: — Проблемы? Хамза деликатно пожал плечами в ответ. Лисицын был хмур, так что понятно — это не у Хамзы проблемы, а у самого Лисицына не клеится. — Идите со мной, — сказал он и первым пошёл по ступеням наверх. Один из охранников его обогнал и успел распахнуть перед боссом дверь. За дверью, когда Китайгородцев и Хамза вошли в дом, обнаружился большой, потонувший в сумраке зал — он был едва освещён слабым светом, лившимся откуда-то сверху, с галереи, и при таком призрачном освещении и внутренние покои дома тоже выглядели декорациями из чужой и давно оставшейся в прошлом жизни: вот-вот появится камердинер, предваряя выход хозяина, настоящего английского лорда. Охранник щёлкнул выключателем, массивная люстра, многопудовая гроздь хрусталя, вспыхнула и заискрилась блёстками, но света, казалось, почти не добавилось: весь зал от потолка до пола был обшит резными панелями тёмного дерева, поэтому сумрак всего лишь отступил, но не растаял. Мрачная торжественная красота этого зала подавляла вошедших. Так же чувствовали себя, наверное, простолюдины, впервые попавшие в рыцарский замок своего хозяина. Послышались шаги на галерее. Силуэт старухи мелькнул, и вот она уже спускалась вниз по лестнице: прямая, будто шпагу проглотила, взгляд холодный, недобрый. Она остановилась в нескольких ступенях от подножья лестницы и смотрела сверху вниз на вошедших. — Я не хочу видеть никого, Стас, я же говорила, — произнесла она прежним громким голосом. Лисицын пошёл к лестнице, сказал что-то вроде: «Хорошо, мы сейчас обсудим», поднялся по ступеням, оказался у матери за спиной, ожидая, что она последует за ним, чтобы обговорить всё без посторонних, но женщина не шелохнулась, и уже было понятно, что она не сдвинется с места, и Лисицын остановился, не зная, что ему делать дальше, отчего вальяжность его как-то сама собой растаяла. — Пусть они уйдут! — потребовала женщина. — Рядом со мной будут только те люди, которых я хочу видеть! Ни Китайгородцев, ни Хамза, судя по всему, не входили в круг таких людей. — Всё будет так, как ты захочешь, — совершил временное тактическое отступление Лисицын. — Давай поднимемся наверх. Он всё ещё надеялся на то, что ему удастся увести мать в лабиринты этого огромного дома, подальше от посторонних ушей и глаз. Но женщина не оставила ему ни капли надежды. — Ты не слышал, что я тебе сказала? — сухо осведомилась она. Лисицын изменился в лице. — Хорошо, — сказал он неожиданно кротким голосом. — В этом доме не будет никого посторонних, если ты этого не хочешь. Я предполагал, что будет один человек. Всего лишь один. Но — нет так нет. Тем не менее, охрана всё-таки нужна. Ты здесь одна, а вокруг лес… — Я не нуждаюсь… — И мне очень тревожно за тебя, поверь, — продолжал Лисицын. — Поэтому я сделаю иначе. Мы поставим здесь забор. Высокий, крепкий. Поставим дом для охраны, человека на четыре, я так думаю, — глянул вопросительно на Хамзу. — Люди у меня есть, — поддакнул понятливый Хамза. — Видеокамеры будут, освещение — всё честь по чести, — сказал Лисицын. — Я не собираюсь жить в тюрьме! — сердито произнесла женщина. — Дом надо охранять! — парировал Лисицын с жёсткостью. Он решительно пошёл вверх по лестнице. Женщина помедлила секунду, потом направилась вслед за сыном. * * * Лисицын уехал спустя час. — Я обо всем договорился, всё нормально, — сказал он перед отъездом, обращаясь не к Хамзе, а к Китайгородцеву. Будто заранее извинялся перед Китайгородцевым, понимая, как непросто тому здесь придётся. Даже похлопал ободряюще Китайгородцева по плечу. Спросил: — Когда ты сможешь сюда переселиться? — Уже завтра, если потребуется. — Хорошо, — одобрил Лисицын. — Поживёшь тут. Месяц. Выжидательно посмотрел на Китайгородцева. Китайгородцев молчал. — Сам видишь, какие проблемы, — сказал Лисицын. — А если ещё люди будут меняться, мама этого не выдержит. Скажет что-нибудь вроде того, что тут не дом теперь, а проходной двор. — Месяц — я смогу. А там видно будет. — Вот именно, — кивнул Лисицын. — Там видно будет.