Часть 11 из 61 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Возвращается он с тяпкой и кайлом, а с ним вместе прибегают несколько заинтересованных деревенских жителей.
Они разбивают бетон кайлом, и бетон потихоньку крошится. Солнце жжет немилосердно. Кто-то из жителей деревни приносит бутылку воды из колодца. Они пьют – и продолжают работать.
Примерно через час из бетонной массы они вынимают металлическую банку. Сорим и его спутник хватаются за крышку и медленно, с большим трудом поворачивают ее. Из-за бетона крышка все еще крепко держится. Они стучат по банке и по крышке, расшатывают сцепление.
Наконец на закате им удается открыть банку.
Внутри на четырех металлических прутиках закреплен железный шарик размером примерно с кулак.
Он вынимает шарик и рассматривает. Волшебство и магия. Он точно не сможет понять, что это такое. Металлический шарик, который изрезан вокруг двумя бороздами. Там, где борозды пересекаются, – маленькая красная точка. Кажется, она медленно мигает.
Они берут этот шарик с собой в деревню. Открытая банка и разбитый бетон остаются под большим деревом. Интуиция не предвещает ему ничего хорошего, но и ничего плохого. Он знает, что вещи часто оказываются не тем, чем кажутся, особенно если это технологии городских людей.
Вечером в деревне будет жаркая дискуссия. Кто-то будет сердиться, кто-то попытается всех успокоить, и все попросят, чтобы он сам высказался, и ему придется поделиться своими сомнениями и размышлениями. Люди будут повторять: «использовали», «доверие», «вода»… Они решат дать шарик тому, кто отнесет его куда-нибудь подальше. К реке, а может, еще дальше. На него свалят обязанность связаться с руководителями тех, кто рыл колодец, и потребовать объяснений. Снова поблагодарить их за то, что колодец появился, но объяснить, что за спиной у жителей делать ничего нельзя. И если есть еще такие шарики, жители хотят знать, какова их функция.
Они подозрительны. Слишком долго им обещали что-нибудь, а потом просто использовали их: забирали то, что им принадлежало, и обманывали. Он не думает, что шарик чем-нибудь плох. Он до сих пор уверен, что колодец – это благо. Неужели он уверен в этом только потому, что сам добился его появления?
Он выполнит возложенную на него обязанность, понятное дело. Завтра нужно будет дождаться подходящего часа, позвонить им по спутниковому телефону и узнать, что это такое. Он пойдет спать в своей маленькой комнате, в низкой постели, с уверенностью, что утро вечера мудренее.
А когда проснется, он снова окажется в большом городе.
7
Я задумчиво бродил по остывшим улицам, чтобы свежий воздух избавил меня от тошноты: тошнить начинало всякий раз, когда я воспоминал о событиях сегодняшнего дня. В конце концов я добрался до своего любимого паба «Паопаб».
Если отвлечься от идиотской игры слов, это почти идеальный паб.
Маленький, но не тесный, темный, но не мрачный, там все время кто-то сидит и ты можешь уединиться или, наоборот, завязать разговор с кем-нибудь незнакомым, кто сидит через стул от тебя. Несколько закусок, к которым легко пристраститься и которые примиряют тебя с действительностью, потрясающий ассортимент сортов пива – и местных, и заграничных. Я любил здесь сидеть, смотреть баскетбольные матчи на маленьком экране над стойкой или усаживаться в укромном уголке, в одиночку или с дамой, которой удалось оценить то интересное, что появляется во мне после трех стаканов пива (или больше).
За боковым столом иногда сидел Бени с неизменным стаканом «Гиннесса» и раздавал посетителям шоколадные конфеты, которые делала его жена. Это владелец бара, спокойный и смешливый человек, повидавший в жизни немало[10]. На носу у него очки в толстой оправе, всякий раз рядом с ним кто-нибудь сидит и он рассказывает сочные истории о разных странных местах, полные интересных подробностей.
Но в тот день Бени не было. За широкой стойкой возвышался молчаливый бармен, смотрел на экранчике фильм без звука. Когда я вошел, он взглянул на меня и тут же ринулся к пивным кранам. Дом – это место, где знают, что ты пьешь.
Я подсел к стойке, он поставил передо мной стакан, полный золотого, этого золотого[11], и я почувствовал, что в мою жизнь возвращается вменяемость. Что-то определенное и известное, на что можно положиться. Я поднес стакан ко рту, начал пить большими жадными глотками, как утопающий, который, попав на берег, исступленно глотает воздух.
Гиди ответил после второго гудка.
– Как дела, дружище? – спросил он. Естественно, это был не его голос. На этот раз голос был хриплый и прокуренный. По работе Гиди часто менял тела как перчатки. Встречаясь с клиентами, он обычно пребывал в одном «представительном» теле, которое арендовал с почасовой оплатой. Высокое, отлично сложенное, приятное, с глубоким голосом. А для сбора сведений он всегда использовал тело, которое привлекает как можно меньше внимания. За последний год в его собственном теле я видел его раза три – а ведь это самый близкий мне человек[12]. Когда звонишь ему, никогда не знаешь, какое воплощение услышишь. Сейчас, как мне показалось, он был в теле женщины за пятьдесят, полной кудрявой блондинки.
– Не хочешь приехать на полчасика в «Паопаб» посидеть со мной? – предложил я. – Я угощаю.
– Мм… Сейчас мне не очень удобно.
Я оглянулся, ища кого-нибудь, кто выглядел бы скучающим или нуждающимся в деньгах – или и то и другое вместе.
– А что ты сейчас делаешь? Я найду кого-нибудь, кто будет готов обменяться с тобой на полчаса. Приезжай, посидим, потом поедешь домой. А похмельем будет мучиться он.
– Нет-нет, ты не понял, – сказал он. – Я на работе. Я не могу сейчас приехать.
– На работе? Что на этот раз?
– Собираюсь засечь измену тут, в одной гостинице. Я заплатил горничной и обменялся с ней на ночь. Надеюсь добыть доказательства.
– А где ты находишься? Спрятался и ждешь в шкафу в номере, что ли?
– Нет, идиот. Они еще не приехали. У меня перекур – там, где курят горничные. Осматривать комнаты я пойду позже. Но уйти или обменяться сейчас не могу. Не хочу, чтобы меня стали подозревать. Точнее, ее.
– Ты что, не можешь засесть в засаде с биноклем в парке напротив, как нормальный частный детектив?
– А ты что, застрял в фильме из шестидесятых? Нормальные детективы давно не сидят в засаде с биноклем.
Я допил пиво и с силой поставил стакан на стойку. Бармен посмотрел на меня, улыбнулся и молча подошел налить второй стакан.
– Мне нужно с тобой поговорить, – сказал я. – Мне нужен совет.
– Говори, у меня еще минут десять.
– Вот уж спасибо!
– Ой, ну ладно, давай уже рассказывай.
– Ты видел новости о Ламонтах? – спросил я.
– О жене? Да, конечно, – ответил он. – История сочная, как стейк из молочного теленка. Все сайты перепечатывают ее, но пока стесняются выставить в качестве главной новости. Впрочем, у них информации пока слишком мало.
– Я там был.
– Что? Когда это произошло? Ты видел машину и все прочее?
– Более того. Я был свидетелем самого преступления. Это произошло у меня в квартире.
– Что?! Ты серьезно?
Я рассказал ему о встрече с Тамар, о том, что она рассказала, о выстреле и о том, как я гнался за тем, кого считал убийцей. Время от времени он прерывал меня, задавал уточняющие вопросы. Когда я все сказал, он молчал, не говорил ни слова.
– Ну и дела, – сказал он наконец.
– Да, – ответил я. – Это… это было отвратительно. Чудовищно. Это было слишком реально. Одна пуля попала в голову, лужа крови растеклась на полу. Просто слишком реально.
– Ты уже был в полиции?
– Да. Только что вышел оттуда.
– И рассказал им обо всем?
Тут я засомневался.
– Да. Точнее, почти обо всем.
– Почти?
– Я не рассказал им о Тамар, – ответил я. – Не сказал им, что внутри, скорее всего, была Тамар.
– Ты идиот?! Это же самое важное!
– Я рассказал, что Ламонт приходила ко мне посоветоваться о курьерской работе, что я не узнал ее. Это, кстати, наполовину правда: поначалу я действительно ее не узнал.
– Почему?
– И еще я рассказал им о выстреле, описал все, что видел. Но рассказывать о Тамар мне показалось неловко.
– Ты спятил? Почему ты не рассказал им?!
Действительно, почему я не рассказал им?
Потому что боялся, что это переведет меня в разряд подозреваемых. Потому что у меня нет доказательств. И почему я должен сообщать им эту не вполне законную деталь? А может… Что это был за тихий голос, который как-то умудрился убедить меня, что Тамар – это мое, только мое, чем я не имею права делиться? Пусть лучше думают, что убита Кейтлин Ламонт. Ведь убийство Кейтлин Ламонт будут расследовать как надо, не жалея денег, а убийство Тамар Сапир – не факт…
Тамар – моя, и я не хотел рассказывать о ней. Я узнал секрет и не хотел им делиться. Ведь в любом случае…
– …Никто мне не поверит. Это просто переведет меня в разряд подозреваемых: теперь я тоже буду причастен. У меня нет доказательств, – сказал я Гиди, – теперь это уже не важно.
– Сейчас я все брошу и приеду в «Паопаб» только для того, чтобы дать тебе по морде. – По хриплому голосу курящей горничной было явственно слышно, как он терял терпение. – Это важнее всего на свете!
– Но у меня нет…
– Это мотив! – закричал он. – Если эта история – правда и Тамар действительно была в теле Кейтлин Ламонт, у Ламонтов есть тысяча причин избавиться от нее.
– Я… – Мне кажется, честно говоря, что эта мысль промелькнула у меня в голове. Да, она, видимо, промелькнула и оставила следы, поставила палатку, накрыла стол, достала гитару…
– Ты дебил. Тамар пробовали убить. Пробовали – и убили. Ты скрыл от них самое важное.
– Я… я не понимаю, как это не пришло мне в голову, – ответил я.
Гиди помолчал и наконец сказал: