– Вкусно, – он приподнял полную ложку и поблагодарил, глядя в глаза. – А вот ещё блинчики свойские, – деда Дима пододвинул тарелку, нарушая тишину. – Лада пекла? – уточнил Андрей. – Конечно, она у меня мастерица, – улыбнулся дедушка. Андрей скатал маслянистый блинчик в трубочку, проигнорировав нож и вилку, и откусил. Ммм… Флешбеки из детства были такими сильными, что с закрытыми глазами он был готов поверить в то, что сидит не в больнице, а на деревенской кухне бабушки. – Точно мастерица, – посмотрел на девушку, которая сначала смутилась и опустила глаза, а потом посмотрела на него с вызовом. Встала и собрала пустые тарелки, чтобы ополоснуть их в раковине. Когда вернулась, мужчины уже прощались. – Выздоровления вам, Дмитрий Александрович, и всего хорошего! Ещё увидимся! – Конечно, заходите ещё, Андрей Викторович! – Лада, – протянул руку ладонью вверх. – Всего вам хорошего, – попрощалась девушка, но руку проигнорировала. А глазами просто выталкивала его за дверь. Ёжик. Ну ничего, пригладит ещё, будет время. Андрей спустился на парковку и остановился около машины дожидаться девушку. Ему хотелось задать ей ещё пару вопросов. – Лада! Девушка появилась в дверях центрального входа минут через пятнадцать. Вздрогнула и остановилась. Снова это потерянное выражение на лице. – Давай подвезу. – Нет. Я на автобусе. – Что с тобой случится, если согласишься? – улыбнулся Андрей. – Андрей Викторович, не ставьте меня, пожалуйста, в ещё более неловкое положение, чем оно есть. Вся лёгкость и добродушное настроение моментально улетучились. «Неловкое положение?» – Ты так это видишь? – Да, – не стала юлить девушка, – я помню про завтра в шесть. До свидания. Андрей остался на парковке, провожая хрупкую фигуру Лады только глазами. Внутри смешались возмущение (ну как так получается, что всё, что он для неё делает, она переворачивает по-своему!), непонимание (таких сложных женщин, как Лада, он давно не встречал и пока не имел представления, как её добиваться), интерес (он, всё-таки, любил сложные задачи) и восхищение. Ему до чёртиков нравились её прямота, её честность и её верность одной ей известным правилам. Глава 5. Какое-то время Ладе удавалось отгонять нервозность. Она убиралась, готовила, слушала телевизор, по просьбе соседки сходила в магазин, с ней же попила чай. Но ночью, в звенящей тишине, вопросы и сомнения набросились на неё, как стая оголодавших комаров. Что надеть? Как себя вести? О чём говорить? Однозначных ответов не было, и мыслемешалка продолжалась даже во сне, делая его тревожным и поверхностным. Утром Лада проснулась больше разбитой, чем отдохнувшей. Сходила в больницу. Дед был доволен, как никогда. Может, руке его ещё и далеко было до заживления, но вот душевное состояние улучшалось с каждым часом. Приветливое отношение сестёр, внимание, общение – всё это исцеляло гораздо быстрее лекарств. Хотелось подарить ему всё самое лучшее. Дед был единственным человеком, кто остался с ней после гибели родителей. Поведение четырнадцатилетнего подростка с бушующими гормонами, проклинающая мир за несправедливость, обиженная на родителей за то, что бросили её, было…сложным. Истерики, попытки суицида, обидные слова. Дед терпеливо держал её на плаву, помогал выходить из депрессии, стойко и с какой-то невозможной любовью переносил все её выходки. И сейчас, оценивая ситуацию без присутствия Андрея Викторовича, она была искренне благодарна мужчине. Долго гуляла после больницы, уговаривая себя, что ужин ни к чему не обязывает. Что вся заинтересованность ей привиделась и вообще она большая выдумщица. Кому нужны поломанные, проблемные люди? Вскоре из-за долгой прогулки начали отваливаться ноги и болеть спина, так что дома пришлось еще полчаса полежать на полу и принять таблетку обезболивающего. Сходила в душ и остановилась напротив зеркала в полный рост. На неё смотрела молодая девушка двадцати одного года со светлой кожей и зелёно-голубыми глазами, доставшимися ей от мамы. Папа в своё время с ума сходил от глаз молодой жены, что со временем переросло в нежное любование. Лада фыркала на них, закатывала глаза, когда у них начинались «нежности», и с громкими причитаниями выходила из комнаты. Сейчас же понимала, что то были отношения мечты. Они даже умерли в один день…Как в сказке. Продышала комок в горле и принялась рассматривать себя дальше. Отросшие густые, тёмно-каштановые волосы, брови вразлет от папы, которые ему придавали вид нахальный, а ей – самоуверенный взгляд, даже когда она боялась. Худое лицо. На скуле жёлто-зелёный синяк. Обычный нос, обычные губы. Три родинки на шее в ряд. Небольшая грудь. Живот. При всей её обычности она никак не могла объяснить себе, чем привлекает внимание парней. А теперь вот и взрослого мужчины. Расчесала мокрые волосы расчёской и накрасила ресницы тушью. Синяк замазала прикупленной тоналкой и зелёным карандашом. Вышло не очень, но других вариантов не было. Платье. Тут возникали большие проблемы, потому что выбора не было вообще. Лада вытащила из шкафа купленное ещё на школьный выпускной чёрное классическое платье. Вспомнила свою злость и недовольство на деда, когда он уговорами, мягко, долго и много раз объясняя, вынудил купить именно его. Вспомнила свой стыд на празднике, когда другие девочки расхаживали в бальных нарядах принцесс, а она смотрелась забытой дальней родственницей на похоронах. И только много позже поняла, какой это был правильный выбор: в таком платье и на поступление, и на собеседование, и, теперь вот, в ресторан. На шею повязала бирюзовый платок и уселась перед телевизором дожидаться назначенного времени.