Тихий голос Ромы и прямой взгляд. – По-честному, не я. Не буду спорить – ревновал по-началу, тебя ненавидел, маме сболтнул. Но она тогда только отмахнулась. А потом я не знаю, что случилось. Мы резко сорвались из отпуска обратно, а ты знаешь, как мама не любит менять планы. Она много с кем-то разговаривала по телефону, постоянно переписывалась. И вот сегодня сказала, что нам бояться больше нечего и всё идёт по плану. И снова тишина. Она стала густой, почти осязаемой, обволакивающей тело неприятной липкой плёнкой. Андрей сжимал стакан так, что было удивительно, как он до сих пор не треснул. Упёрся взглядом в стенку. Сука! – Я понял твои слова про Ладу. И про себя понял. Про вас сложнее, честно, но я не хотел, чтобы Ладе как-то досталось. Прости, пап. Андрей разжал руку и встал напротив сына. Ромка был пониже. Светлые разобранные волосы, чёрные глаза, сейчас как у оленёнка Бемби. Он вздрогнул, когда отец подошёл, но шага назад не сделал. Раскаивался и был готов нести наказание. Андрей обнял сына, хлопнув по плечу. Карина – дочка прокурора, избалованная, гордая неприступная. Для Андрея – вызов. Заиметь ребёнка, когда тебе шестнадцать, а твоей девушке восемнадцать – плохая идея. Связаться с прокурором – ещё хуже. Их обязали пожениться, «дабы не позорить семью». А шесть лет назад тесть умер и Андрей с Кариной разъехались с чистой совестью и тоннами ненависти друг к другу. Но, кажется, не смотря на всю историю, у них получилось воспитать хорошего человека. – Ничего, сын, ничего. Глава 25. Началась реабилитация. Сложно назвать этим весомым словом то, что могли предоставить Ладе в больнице даже за деньги. Скорее это был поддерживающий курс физиопроцедур. – Лада, привет! Готова? – Константин Львович, как всегда с дежурства, встречал её в ординаторской, – у нас появился новый массажист, специалист по мануальной терапии. Так берёт очень дорого, но тебе я выбил небольшую скидку. Лада лишь сдержанно кивнула. Внутри всё было замороженным и твёрдым, и места для радости не находилось. Массажист работал очень грубо и больно, объясняя это тем, что у неё сильно спазмированы мышцы и их необходимо расслаблять. – Вот если б раньше пришла, было бы не так больно, – проговаривал он под её сдавленные вскрики и охи. Из кабинета Лада вышла прикусив губу. – Завтра в это же время приходи. Ужаснулась. Но потом вспомнила, что в её первую реабилитацию тоже было больно и сложно. Наверное, она действительно себя запустила. Пришлось немного посидеть на скамейке в коридоре, чтобы отойти. А когда она встала и сделала пару шагов боль звонкой, острой ниточкой прошила ногу. – Это хорошо, – мрачно кивнул мануальщик, – кости встают на место. Возразить на это было нечего. Это же хорошо, что встают. А она потерпит. И, приняв новую таблетку обезболивающего, Лада пошла домой. Дома дедушка лежал и смотрел в потолок. За целый день, что она была рядом с ним, он съел меньше полтарелки супа и выпил неполный стакан сладкого чая. Не интересовался телевизором, всё чаще летал в своих мыслях и улыбался кому-то невидимому. – Деда-а, – осторожно, словно боясь спугнуть его сон, подошла к нему, – ну ты чего… Села рядом с диваном на пол и положила голову. Догадка о происходящем заполняли её сердце ощущением беспомощности, несправедливости и тоски. – Ла-ада, – деда пару раз погладил её по волосам, – как твои дела, дочка? – Хорошо, дед. Сегодня первое занятие по реабилитации было, – проговорила девушка, не поднимая головы. – Хорошо, – эхом ответил дедушка, – как Андрей Викторович? Слова жалом кольнули сердце. Лада неслышно продышала комок в горле. – Тоже хорошо. Тебе привет передавал. – И ты ему передавай, – судя по голосу, дедушка улыбался. Лада сильно зажмурила глаза, пытаясь остановить рвущийся поток слёз. Она никому не могла рассказать об обмане Андрея, ей не у кого было попросить совета или взгляда со стороны. А свои собственные выводы терзали душу так, что она медленно, больно и с треском рвалась на части. Самым обидным было то, что он больше не звонил. И если в тот злополучный вечер просто оборвал телефон, то потом замолк. Словно закончились слова, а замена, такая роскошная, уверенная и красивая, забрала всё внимание себе. Не появлялись больше и люди в соседней квартире, словно и её безопасность перестала для Андрея иметь значение. Лада разогрела на кухне суп, вскипятила чайник. Помогла деду сесть на диване и накормила его с ложки. Это было так … неправильно, так … обидно, так… тяжело, что тело сковало и она через силу двигала рукой. В глазах кипели слёзы, но Лада старательно улыбалась до тех пор, пока дедушка не мотнул головой на четвёртой ложке. Быстрее оставила тарелку на кухне, метнулась в ванную, включила воду и разрыдалась. Боль физическая и боль душевная накрыли её большим плотным комом и втоптали в землю. Лада не видела света, не чувствовала свежего воздуха, не могла свободно двигать руками и ногами. Её сжало, искорёжило, связало путами. Нет выхода! Нет помощи! Нет никого, кто протянул бы ей руку… Прошла в пустую комнату. После всего цветочного безобразия комната действительно казалась пустой: букеты она раздала соседкам, приурочив их к какому-то малозначительному празднику, типа выпуска первого тиража газеты «Восход». Но бабушки были рады. Когда им в последний раз вообще дарили цветы?