Она приехала на работу, но только чтобы написать заявление на административный отпуск. – Папе не лучше? – спросил директор. Он был славным малым, участливым. Знал, что случилось у Гараевой. – Написал отказ от госпитализации. Мнит себя здоровым. А я вижу, что плохой еще. Нужно присматривать. – Больше недели дать не могу. – Спасибо и на этом. Аня, покинув кабинет директора, зашла к Таше. Та сидела за компьютером в наушниках. Как обычно, жевала мармеладную соломку, тянучую, разноцветную, несъедобную на вид, и пила чуть теплый чай. Подруга заваривала себе огромную кружку, считай, бульонницу, насыпая заварку прямо в нее. Никаких пакетиков, в том числе пирамидок. Только крупно-листовой чай. Придя на работу, она выпивала свой чифирь, чтоб взбодриться, потом заливала уже распаренный лист кипятком, кидала лимон, мяту, ягоды – что было, то и бросала, и дула этот напиток до обеда. По мнению Ани, оба варианта были так себе. Она, как и остальные сотрудники, предпочитала кофе из машины. – Привет, – поздоровалась Аня с подругой, отодвинув наушник от ее уха. – Хэллоу, май дарлинг! Ты чего опаздываешь? – Я пришла попрощаться. – Уволилась? – вскинулась Таша. – Нет, административный взяла. Отец плохой совсем. – Ты же говорила, почти поправился. – Так думала, пока не провела с ним сутки. Физически он вроде почти восстановился. Ходит, пусть и с палочкой, без проблем ест, пьет. Но с головой беда. – Заговаривается? – И забывается. Слова элементарные вспомнить не может, путает их, это ладно. Но вчера два раза выпил таблетки от давления. Я дала, он забыл. Пошел и сам взял. Лежал потом без сил. – У меня бабка после инсульта такой же была. Но она лекарства не признавала, только травы. Заварит, выпьет, забудет. А мы понять не можем, почему у нее стул зеленый (в деревне жила, в ведро ходила). – Оклемалась? – Где там! Умерла через две недели. И как раз из-за своего помутнения разума. Полезла в подпол, да забыла, что лестницы в нем нет. Разбилась. – Зря я, значит, отца без присмотра оставила. Поеду. – Вы же вроде сейчас у какой-то подруги Эдуарда Петровича живете? – Да, она привезла меня, потому что у нее дела в Москве. Он там один. – Сиделку нужно было нанять. – Это быстро делается. – Ты права. – Таша встала из-за стола, обняла подругу. – Держись. Я, если ты не против, навещу тебя в выходной. – Я буду очень рада. Мне машину забирать из сервиса. Заодно тебя прихвачу. Шашлычков пожарим. – Крутяк! Они расцеловались и распрощались. Елена Владленовна должна была заехать за Аней в шесть вечера. Но та не стала ее ждать. Взяла машину в каршеринг и отправилась в поселок. На полпути позвонила отцу, спросила, как он. Эдуард Петрович ответил: – Голова что-то сегодня болит. Еще бы! Он вчера влил в себя столько алкоголя, сколько при дочери не выпивал за год. – Таблеточку прими. И поспи. Та пилюля, что мне дала Елена, отлично действует. Рекомендую. – Так и сделаю. Люблю тебя, дочка. – И я тебя, – легко соврала Аня. Хорошо, что ей не привыкать обманывать отца. Ложь слетает с языка без заминки. То, что любимый папочка в прошлом киллер, она бы приняла с течением времени. От многих слышала: времена были такие, что каждый, как мог, выживал. Она простила бы ему и убийство семьи Субботиных. Но только не мамино. Именно отец сделал ее сиротой. Он лишил Аню мамы! Зато наградил чувством вины, которое все сидит в ней, хоть и редко о себе напоминает. Девочка росла с мыслью о том, что она гадкая, раз от нее родная мать отказалась. Но и это не все! Эдуард Петрович мог хотя бы сказать: «Она погибла!» Где-то в Тихом океане, спасая китов. Ведь она, по его легенде, примкнула к Гринпису? Но отец не мог этого сделать, потому что мать все еще числилась в списках пропавших без вести. Ее уже черви сожрали, а она все еще гипотетически жива. Она и ее мужчина… Сейчас, когда вскрылась правда, Аня многое стала вспоминать. Мама ласковой была. Она всегда целовала ее не меньше трех раз, обязательно в нос, щеку и макушку. Она щекотала дочери пяточки, когда мыла ее в пенной ванне. Ане очень это нравилось, поскольку она не боялась щекотки. Еще мама пела ей на ушко колыбельные. Она часто спала с девочкой, потому что не хотела делить ложе с гражданским мужем. Кажется, она его боялась. Теперь Аня не сомневалась: Софья, если б смогла, взяла бы ее с собой. Но она оторвала ее от сердца, зная, что любимой дочери Эдуард зла не причинит… А он сделал это, лишив ее матери! Ключей от ворот и дома Ане не дали. Но она взяла их без спросу. Увидела, где лежали запасные, и сунула в сумку. Подъехав к владениям Елены Владленовны, она открыла ворота. Они бесшумно разъехались. Аня заехала на участок. Машину припарковала рядом с забором. Пошла к дому. Девушка хотела зайти внутрь, но тут увидела отца на заднем дворе. Просторном, живописном, с прудиком, пусть и искусственно созданным, но выглядящем натурально, с сохраненными молодцами-строителями вековыми деревьями. Аня будто на лесную полянку вышла. Как рассказывала Елена Владленовна, на участке и грибы растут, и земляника. Не садовая, дикая. Хороший лес был на месте их поселка, щедрый на дары. Под кудрявой березкой животом вниз лежал Эдуард Петрович. Через секунду тело его приподнялось, он сделал выдох и снова согнул локти. Отжимался лжеинсультник, форму спортивную терять не хотел. Аня раньше поражалась тому, что отец так следит за ней. Особенно в детстве. Зачем инженеру-проектировщику уметь быстро бегать, хорошо стрелять, драться (Эдуард Петрович ходил в тир и на занятия по кунг-фу). Говорил, что боится разжиреть, ведь в командировках он только это и делает – проектирует, сидя за столом. А ему, оказывается, как раз для работы это нужно. Уйдя на покой, он немного расслабился. Животик наел. Но быстро его согнал, вернувшись к спорту. Уже без стрельбы и боевых искусств, только бег, плавание, немного железа. Аня не стала обозначать свое присутствие. Зашла в дом, взяла с полки с лекарствами те пилюли, что ей давала Елена. Прочла название. Да, она правильно запомнила его. Американское, российским Минздравом не одобренное. И не только им. Многие страны не пустили его на свой рынок. Слишком велика вероятность передозировки. Одна таблетка помогает отлично, две дают очень сильный эффект, от трех появляются галлюцинации, четвертая может убить. В Штатах лекарство продают только по рецепту, и не во всех аптеках. Как Елена Владленовна умудрилась достать эту редкость? Еще и сейчас, когда границы полузакрыты. Хотя с ее деньгами можно заказать не только редкое лекарство… Но и мужа! – Папа, ты где? – прокричала Аня, хотя прекрасно видела его через окно кухни. Одно из них выходило на внутренний двор. – Я дома. Эдуард Петрович услышал через открытую створку голос дочери. Переполошился, но быстро нашелся. Упав лицом в траву, громко застонал: – Помоги, дочка… Аня выбежала из дома, метнулась к отцу. – Что с тобой? – Упал. Вышел без клюшки и свалился. – Давай подниматься. – Ты лучше принеси мне ходунки, я пока перевернусь. – Может, лучше кресло? – Никаких каталок. Я не инвалид. Просто упал, такое случается со всеми. Спорить с отцом Аня не стала. Принесла ходунки, они стояли сложенными в прихожей, а еще стакан с водой. Эдуард Петрович уже принял сидячее положение, но рот скривить забыл. Совсем растерял навык! Когда-то убедительно женщину играл, как герой фильма «Тутси». – Попей, – сказа Аня, протянув отцу стакан. – Что за мутная вода? – Я растворила в ней таблетку, прописанную тебе, как велел доктор. Так она скорее усвоится. Отец опустошил стакан, затем разыграл этюд «инсультник после падения». Когда поднялся, поковылял к дому. – Ты почему не на работе? – спросил отец. – Взяла административный. И не зря. Ты без присмотра пока не можешь. – Лена в курсе? – Я не стала ее беспокоить, пусть занимается своими делами. Сейчас напишу Елене СМС. – Давай, пока ее нет, поедим что-нибудь нормальное? – Шашлык я жарить не умею. – Что у тебя прекрасно получается, так это пользоваться микроволновкой. Так что мы можем разогреть готовую лазанью. Я проверял морозилку, она там есть. – Думаю, кусочек тебе не повредит.