Сверху раздался удивленный возглас Павлоса: – Почтенная Нина, что у тебя случилось? Она шикнула на него и стала пробираться вдоль забора. – Может, мне тебя проводить? – прошептал сверху Павлос. – Или помочь чем? Нина замахала на него руками. Прошептала только: – Не верь им. Меня ложно обвиняют. Не погуби… Он проводил ее задумчивым взглядом. Глава 14 Листья лавра хорошо при кашле помогают. Отвар из сухих листьев для роста волос хорош да для заживления ран. Масло, на лавре настоянное, снимает лишнюю потливость, помогает зуд успокоить при укусах насекомых. Масло из плодов лавра хорошо поможет от подагры и ревматизма. Из аптекарских записей Нины Кориари Он ненавидит этот город. Эти пропахшие деньгами и кровью камни, это палящее солнце, выжигающее глаза и иссушающее души. Это подобострастие и лживость существ вокруг, готовых предать и продать все ради мимолетной наживы или спасения своих жалких жизней. Он, которому суждено было стать великим воином, гниет здесь. Ромеи сделали из Него евнуха. Он с детства получил столько плетей, сколько поклонов и восхвалений получил василевс. Сейчас Он раб без ошейника и подземелья. Раб без цепей и палок. Жизнь в этом прогнившем насквозь дворце иссушила его душу. Он научился изгибаться и врать. Он может виртуозно льстить и изощренно прислуживать. Его ненависть и боль никто не должен увидеть. Он ненавидит всех в этом дворце, но мальчиков, которым повезло избежать оскопления, Он ненавидит до боли от впившихся в ладони ногтей, до сведенных судорогой челюстей, до кругов перед глазами. Он был еще ребенком, когда их с отцом привезли в цепях в Константинополь. Отца бросили в подземелья, Он, малец, пробирался туда ночами. И сидел у решетки, слушая голос, рассказывающий про великие сражения, про путь воина, про его предназначение. После оскопления Он долго не приходил. А когда наконец ночью присел у решетки, опустив голову, отец отказался с ним разговаривать. Откуда узнал – неизвестно. Может, охрана рассказала, а может, сам догадался, зная византийские порядки. Ромеи пресекли их род, но Он отомстит за свою изломанную судьбу. Его выдрессировали, как дрессируют диковинных зверей в императорском зверинце. Его научили прислуживать и следовать церемониалам. Он выучился читать по-гречески и по-латыни. Он терпелив, умен, Он умеет планировать и ждать. Пришло время мести. Посол поймал слепой от злости взгляд, и теперь Его ненависть станет чужим оружием. Он ждал этого случая. Он сделает то, что принесет Ему власть и славу. Он тоже станет великим. И если ради этого придется отнять десяток никчемных жизней, Он отравит, обманет, отнимет. Ничто не остановит Его. В тот день штормило, волны обрушивались на прибрежные валуны, разбиваясь гневными гроздьями холодной воды. Чью-то плохо привязанную лодку унесло, швырнуло о камни, с треском ломая слабое дерево. Плотный ветер трепал одежду, загонял в ноздри запахи водорослей, соли, мокрой древесины. Он привел мальчонку сюда, сказав, что нужно помочь разгрузить лодку с товаром, за который хозяин не хочет платить пошлину. Заманил обещанием милиарисия да еще и лукумадесами угостить предложил. Судя по всему, за сладости мальчишка был готов продать душу – так быстро согласился. Яд, который принес посол, был хороший, зря тот говорил, что яд старый и может не подействовать. Мальчик умирал недолго. Когда дыхание отравленного стало уже замирать, Он взял его за шею, повернув лицо к себе. Хотелось видеть, как жизнь покидает это полноценное юное тело. Когда последние судороги пробегали по лицу мальчишки, Его самого затрясло и из горла вырвался хриплый стон. Он отбросил никому больше не нужную плоть и, ступая по камням, чтобы не оставлять следов, поспешил прочь. Поскальзываясь на влажных валунах, шел в сторону стены. Дыхание вырывалось со свистом, Ему было жарко, Он сорвал с себя плащ, едва не теряя сознания. Дойдя до стены, прижался лбом к холодным камням. Яд проверен, следующим шагом Он освободит еще одну душу. И Его путь мести начнется. Добравшись до своей комнаты, Он рухнул, не раздеваясь, на кровать и провалился в тяжелый сон. Только наутро обнаружил, что стеклянный флакон с ядом потерян. Это была не беда или неприятность, это было крушение. Его как будто сбило с ног ледяной волной. Он согнулся, опираясь на стену, Его вырвало желчью. С трудом взяв себя в руки, вытер пол, сменил одежду. Надо идти искать. Сказавшись, что болен и должен купить трав, Он бросился к стене обратно. Свернул шелковую тунику в тугой жгут, спрятал под плащом, заткнув за пояс. На берегу толпились горожане, в том месте, где оставлено было тело мальчишки. Он пошел вдоль стены – медленно, из-под опущенных век осматривая песок и камни, надеясь еще, что сосуд цел, что найдется. На середине пути мелькнул острой молнией осколок под плоским валуном. Он боялся наклониться, чтобы рассмотреть. Но сомнений не было. Разбитый стеклянный сосуд, что, видимо, выпал из пояса ночью. Он едва не взвыл от отчаяния. Присел на камень, как будто отдыхая. Сдвинул песок, чтобы закрыть стекло, предательски поблескивающее на солнце. Потерянный и опустошенный, Он двинулся к толпе. Долетали слова «яд», «аптекарша», «отравили». Он подошел ближе и втерся в плотный слой людей. Какой-то мальчишка бросился защищать аптекаршу, не то сын, не то ученик. На Его вопрос, заданный из-за спины жилистого грузчика, парень в запале рассказал, где яд хранится. Это было на руку. Можно не горевать о потере, теперь Он знает, где взять яд. Он проследил за мальчишкой. И точно, тот самый дом. Одна аптекарша в городе, это хорошо. Возвращаясь, зашел в бани, подменил незаметно тунику у первого попавшегося бородача. * * * Нина торопливо шла узкими проулками между домами, пока не добралась до стены городской бани. Остановилась передохнуть. Сердце колотилось у самого горла, но голова работала ясно. К Гликерии нельзя, там сразу будут искать. Никто из клиентов не спрячет – побоятся. А в подземелья нельзя, там уж точно ничего не докажешь. За отравление не пожалеют, не посмотрят, что женщина, выбьют признание плетями да пытками. В монастырь попроситься? Да только как услышат в монастыре, в чем ее обвиняют, так сами и пошлют за равдухами. Нет, нельзя туда. Лупанарий остается, там ее спрячут. Ариста, хозяйка самого богатого лупанария, и не такие дела проворачивает, закон ей не помеха. Укрыть опальную аптекаршу, скорее всего, согласится, заплатить Нине есть чем. Может, тем временем Никон и найдет отравителя с божьей помощью. Комит не нищеброд, здесь расследовать будут старательно. Пробираясь вдоль стены бани, Нина поскальзывалась на размытой сливной водой тропинке. Остановилась, зачерпнула влажной прохладной жижи, провела по столе. Скомкала грязной же рукой мафорий, мазнула ладонью по лицу. Поплотнее закутавшись, Нина ссутулилась и двинулась шаркающей походкой по нешироким улочкам. Дорогу к лупанарию, который держала Ариста, аптекарша знала хорошо. Бывало, что и сама заказы приносила, да и девицы, приболев, чаще ее звали, а не почтенного лекаря или аптекаря. Немой Маркус, раб Аристы, охранявший вход в дом удовольствий, дремал в тени портика. Услышав шаги по каменной плитке, приоткрыл глаза, зашипел на пришедшую нищенку, не узнавая. – Маркус, – тихо позвала его Нина. – Маркуша, это я, Нина-аптекарша. Он сел, вытаращил глаза. Замычал, выражая недоумение и осуждение грязному виду аптекарши. А она прислонилась к стене и шепотом произнесла, протягивая руку, будто за подаянием: – Проведи меня к Аристе. Беда у меня. Оболгали меня, Маркуша. Спрятаться надо. Маркус легко поднялся, открыл дверь, пропуская чумазую «нищенку». Показал на низкую скамейку за ширмой, дождался, чтобы Нина села, и ушел за хозяйкой. Ариста появилась вскоре в проеме двери, как в окладе картины. В свои годы она все еще была хороша, в искусно вышитой тунике, поверх которой наброшена простая стола темно-зеленого шелка. Тонкие ткани обнимали статную фигуру, подчеркивали высокую, еще богатую грудь. Непокрытые, старательно уложенные волосы огненными всполохами переливались в свете падающего через окошко луча. Увидев аптекаршу, она всплеснула гладкими белыми руками: – Нина, ты посмотри на себя! Случилось что? Аптекаршу покинули силы. Она попыталась объяснить, но горло перехватило, и слезы хлынули, размывая дорожки на испачканном лице. Ариста к таким изъявлениям привыкла, частенько к ней в таком состоянии душевном приходили девушки, покинутые женихом, обманутые любовником, или молодые вдовы, оставшиеся без поддержки и не желавшие идти в монастырь. Она молча подняла рыдающую женщину со скамьи, проводила в каморку, где стояла бочка с водой, а в каменном полу сделано отверстие. Велела Нине помыться и почистить одежду, прислала служанку, чтобы помогла. Когда Нина переоделась в чистую тунику, хозяйка лупанария сама пришла и повела аптекаршу в свои покои, где тайные разговоры вела обычно. Прошли они через гостевой зал, куда клиенты приходят девиц выбирать. Первый раз Нина тут была. Раньше, ежели навещала лупанарий, сразу попадала на половину, где девушки жили. Нина поначалу на богатое убранство зала подивилась. Стены и высокие арочные окна розовым да желтым шелком занавешены, светильники венецианские и с потолка свисают, и вдоль каменных проемов на крюках подвешены. Скамьи стоят резные, с пышными подушками. Пол ковром застлан. Статуи мраморные то тут, то там вдоль стен расставлены. И в человеческий рост, и поменьше. А как рассмотрела статуи повнимательнее, так не знала потом, куда глаза девать. Уж на что аптекарша к человеческому телу привычна, а тут такие детали непристойные да позы похотливые, что Нина покраснела и перекрестилась тайком. Когда расположились они с чашей подогретого разбавленного вина у хозяйки в покоях, Нина рассказала про обвинения, про отравления, про камень, сброшенный со стены, про вора, что украл аконит и пытался отравить и ее. Ариста слушала молча, крутя в пальцах чеканный кубок с ароматным напитком. Лишь вздохнула при описании умершего мальчика. Нина умела рассказать чувствительно. А Ариста умела слушать. На предложение аптекарши заплатить за приют она отмахнулась. Лишь произнесла своим глубоким низким голосом: – Услугой за услугу мне потом заплатишь. Нина насторожилась. Слыхала она, какие дела Ариста проворачивает. От таких услуг попахивает огнем, да плетьми, да штрафами немалыми. Но та, заметив Нинино замешательство, усмехнулась: – Не печалься. Больше того, что ты можешь дать, не спрошу. Поежилась Нина. Столу и мафорий у нее служанка забрала, чтобы в порядок привести. Нина сидела в одной тунике да простоволосая, как и хозяйка. В просторном помещении стало прохладно. – Я посоветоваться с тобой хотела. – Ариста вздохнула. – У меня тут девушка одна третий день мучается. Что-нибудь для облегчения бы ей. У тебя не найдется? – Ежели для облегчения нутра спрашиваешь, то с собой нет, – развела руками аптекарша. – Но пока пусть начнет с масла оливкового. Дай ей осьмушку секстария масла выпить на голодный желудок, только чистого, хорошего. Можно туда лимон выжать хоть четвертушку. Ей бы псиллия надо, замочить его в кипяченой воде и съедать по ложке два-три раза в день. Его легко и на базаре купить. А не поможет – придется за травами к Гидисмани послать. Это ежели ты про облегчение нутра говоришь. – Нутра, конечно. С облегчением души у нас в лупанарии все хорошо, – усмехнулась хозяйка. – Может, мне посмотреть ее? – Ты же прячешься, а мои птички много щебечут да мало думают. Ни к чему это пока, – проронила Ариста, ласково улыбаясь. – Ты моя гостья теперь, Нина. У нас есть комнатка в углу атриума. Из нее пока не выходи – и клиенты рассердиться могут, и тебе не следует людям на глаза попадаться. – Спасибо тебе, Ариста. Чем угодно клянусь, не травила я никого. Оговоры это все. – Перестань, Нина. Мне все равно, отравила или нет. Кто без греха-то? Я таких и не видела, – рассмеялась хозяйка. – Ты скажи, какие травы купить. А когда немного поуляжется все, я Маркушу пошлю в твою аптеку за сундуками. Нина на такие слова лишь головой покачала. Мальца невинного отравить – не просто грех-то. Это же каким нелюдем быть надо. Но вслух сказала: – Спасибо тебе. Бог даст, я надолго не задержусь. Сикофант найдет убийцу, я и уйду, не будет от меня больше беспокойства. Ариста молчала, с улыбкой разглядывая Нину. Потом со вздохом потянулась, произнесла: – Рано ты про свободу заговорила, Нина. Ты мне нужна здесь. Да тайно нужна, никто не должен знать, где прячешься. Мне твое искусство с ядами да с притираниями очень пригодится. Да и хорошо тебе у меня будет – вот увидишь. – Побойся Бога, Ариста. Нет у меня искусства с ядами-то. Помочь могу, да по мелочи. Отвары, припарки, притирания всякие. Я не травила никого и не собираюсь даже. Да и зачем тебе меня взаперти-то держать, коли найдут истинного отравителя? – Ты, Нина, не беспокойся ни о чем. Найдут или нет – какая уже разница. – Да как же не беспокоиться?! Должны найти. Он же две души погубил, да, может, и еще кого отравит. Его непременно найти надо. – Нина горячилась, вино отставила, боясь расплескать. Не сразу она заметила, как глаза Аристы потемнели, с лица сбежала улыбка. Вокруг рта обозначились резкие складки, брови сошлись в одну линию.