Капитолина всплеснула руками, закрыла запылавшее лицо. Тут уже расхохоталась сама Елена. Роман непонимающе посмотрел на мать. Играть с Капитолиной оказалось весело, она не поддавалась, смешно кричала на него, следила, чтобы он не нарушал правила. Он вовсе не хотел ее обидеть. Елена поднялась с кресла, протянула руку к Роману: – Я желаю прогуляться по саду и хочу, чтобы Капитолина и мой сын сопровождали меня. А тебе, Василий, поручаю позаботиться о Нине. Эпарху надо приказать, чтобы отстали от почтенной женщины со своими наветами. Отравитель теперь известен, ведь так? Великий паракимомен склонил голову, соглашаясь. Выходя из шатра, василисса обернулась к аптекарше: – Ты, Нина, погости у меня еще немного. Пусть все разрешится сначала. А вечером опять побеседуем. Императрица, зоста патрикия и наследник неспешно пошли по садовой дорожке в окружении цветущих розовых кустов и маленьких, затейливо подстриженных кедров. Античные мраморные статуи, расставленные по саду, безразлично смотрели им вслед. Скольких правителей они видели на своем веку, сколько раздирающих душу сцен. Слуги с легкими стульями и опахалами бесшумно двинулись за своей госпожой. Нина, глядя им вслед, произнесла тихо: – Я смотрю, мальчик-то сдержанный да покладистый. В прошлый раз нрав его был ох какой неспокойный. Неужто так на него отравитель подействовал? – Может, и отравитель… да еще в тот день, когда тебя императрица принимала, оказался у императора на ужине отец Антоний из Студийского монастыря, что на седьмом холме. Василисса со мной разговаривала, слова твои передала, что избалован наследник, вот и дает нраву волю. Я испросил у императора на ужине позволения отправить в тот монастырь наследника на воспитание. Чтобы помочь ему нрав укротить да смирению научиться. Василевс согласился – ежели не будет улучшения у наследника в прилежании и сдержанности, то отправит он Романа на воспитание к монахам. Отец Антоний поддержал, сказав, что есть у них в обители брат Симеон – он и станет наставником сыну императора. Благочестивый, сказал, старец тот да аскетичный. А Роман разговор услышал. Случайно, – прищурил глаза Василий. – И что же, теперь не сердится наследник да норов свой сдерживает? – удивилась Нина. – Сама видишь. Даже перед Капитолиной извинился. Оба помолчали, глядя на фигуры в глубине сада. – Позволь мне, великий паракимомен, спросить тебя. Нашел ли ты злодея, что положил лукумадес в ларец? И проверил, правда ли сладость отравлена? Может, кто из слуг порадовать наследника решил. А я тут с отравлениями да ядами шум зря подняла. Василий посмотрел на нее внимательно: – Лукумадес тот я на птице из зверинца проверил… умерла птичка. Так что Малх отравить мальчика хотел, а не порадовать. И императора тоже, чтобы погубить династию. – С чего вдруг он так решил? Неужто ничего ты за ним не замечал раньше? Неужто подкупили его? – Это не он так решил. Подсказали ему, пообещали сделать великим паракимоменом при новом императоре. А замечал ли… Он был умен, сдержан, духом силен, читать любил. Его давно уже освободили из рабов, но оставили при дворце. Он и не спешил уходить. Хотя с историей его рода… – Что за род у него? – Его вместе с отцом взяли в плен. Отец его Саид из Хамданидов[66],командующий войском халифа при Мелитé не. Он и Мелитé ну завоевал, и Самосá ту. Великий воин был, жестокий только очень. Многих и ромеев погубил, и армян. А потом его собственный племянник похитил и передал великому доместику вместе с одним из сыновей. Чтобы самому в Мосуле править. А великий Куркуас привез Саида в град Константина, где его в подземелья кинули. Сына оскопили да при дворе оставили. Саид вскоре в подземельях умер. А сын вот вырос. Тяжело ему, говорят, было поначалу. Да человек ко всему привыкает: одни себя теряют, иные, наоборот, находят. Он, видать, решил, что надо жить, чтобы отомстить империи. Нина ахнула: – Это он тебе рассказал? – Он рассказал о заговоре и о своих планах. Под плетьми молчать трудно. Об остальном нетрудно догадаться. Сама подумай. Его готовили быть таким же великим воином, как отец. А сделали евнухом при дворе императора ромеев. Вот он и жил с жаждой мести в сердце все эти годы. И дождался. – Так это он мальчика травил? За что же мальца-то? – За то, что тот мальчиком остался, а он… Нина прикусила губу. Вот ведь как бывает. Отравитель, изверг, что мальчиков мучил, сам оказался мальчиком с вечной мукой в душе. Так одна жестокость другую рождает, превращает людей в дьяволов. – Так, значит, великий доместик невиновен в отравлениях? Зря я, выходит, такого почтенного человека подозревала… стыдно-то как. Пойду к отцу Анисиму завтра, покаюсь. – Не спеши каяться, Нина. Великий доместик готовился себя императором провозгласить. Не только с Малхом он договорился. Армия его брата к Константинополю идет. Друнгá рий флота тоже с ним разговаривал, поддержать обещал. Немало людей он втянул в заговор. Только не получилось ничего у него. Умирает доместик. – Как умирает? Неужто император такого воина без суда и совета казнить решил? Не дело это! Горожанам не понравится, а уж армии и подавно. Быть опять восстанию. – Куркуас императору преподнес в дар калам из резной слоновой кости. Костяной чехол надет сверху, чтобы острие защитить. А поперек оказалась серебряная игла вставлена. Если чехол снимаешь, то игла пальцы до крови царапает. А игла та да и весь калам тонким слоем воска с ядом покрыты. Великий доместик и оцарапался. Случайно. – Василий снова сощурился. Нина, побледнев, прижала ладонь ко рту. – Что же теперь будет? – А вот это, Нина, уже не твоя забота. Ты лучше настой приготовь свой для наследника. Хотя он сейчас много кому во дворце пригодится. – А как ты с Малхом поступишь? Он ведь жив еще? – Ты, Нина, много вопросов задаешь. Не дело это, когда аптекарша делами дворца интересуется. Не доведет тебя любопытство до добра. – Помилуй, великий паракимомен! Меня же в отравлении обвиняли, а ну как клиенты и правда ко мне приходить перестанут? Надо же мне знать, что дальше-то меня ждет. Объявят ли горожанам, кто мальчиков травил? Накажешь ли ты меня за то, что во дворец пробралась мимо стражи? Когда мне можно будет домой идти? Ты уж скажи, сделай милость. – Малха мы отдадим на казнь эпарху, чтобы все знали, кто и мальчика отравил, и комита, и самого великого доместика Куркуаса. Так что тебя обвинять никто больше не будет. Нина грустно покачала головой. Великие все судьбами других людей играют, порождая новых чудовищ. Василий встал, расправил далматик на помятой тунике, выпрямился: – Ты дождись императрицу. Она распорядится, чтобы о тебе позаботились. Я сейчас с эпархом и с советом патрикиев буду разговаривать. Как все разрешится, передам тебе весть. – Позволь мне просить тебя о милости, великий паракимомен. Василий нахмурился, повернулся к ней. Она опустилась на колени: – Прости раба, из дворца сбежавшего. Того, что с наследником играл да потом помог мне к тебе пробраться. Пощади его. – Нина старалась поймать взгляд паракимомена. – Он же мальчишка, сбежал только от страха. Ведь и правда весь избитый был. Похоже, что тот же изверг его и мучил, что подмастерье отравил. – Я прощу его, раз василисса приказала. Но с рабом тем надо бы мне поговорить сначала. Откуда про тайный ход знает, кто еще так во дворец пробирался? – Никто не знает, он только меня и провел. А Павлос в городе остался. – Что за Павлос? – Соседский подмастерье. Они же вдвоем меня из лупанария выручали: Павлос и Галактион. – Вот что ты за женщина, Нина? Нет бы спокойно снадобьями торговать. Так ведь то отравителя ищешь, а он тебя убить пытается, то из лупанария тебя молодые мужчины спасают. А еще почтенная вдова! Нина смутилась, на смуглой коже проступил карминный румянец. Опустив голову, пробормотала: – Ох, вот прямо как будто Дору сейчас услышала… – сказала вроде тихо, но Василий уловил. Давно уже разучился смеяться великий паракимомен, но тут не выдержал, издал звук, на кудахтанье похожий. Сразу опять нахмурился. – Я с рабом тем поговорить должен. Тебе придется его во дворец привести. Надо, чтобы сам мне все рассказал. Да до того, как Малха казнят. Чтобы признал в нем человека, который избивал его. Тогда можно будет прощение получить. А насчет хода тайного мне надо знать, пусть не боится, не обижу. Приведешь его ко мне? Нина поклонилась. На садовой дорожке вдали показались три фигуры. Мальчик что-то рассказывал, размахивая руками. Женщины несли себя с достоинством, присущим лишь тем, кто долго во дворце жил. Как будто показывая, что, какие бы потрясения ни происходили вокруг, здесь, за дворцовыми стенами, все будет незыблемо. На века. Глава 22 Для подведения бровей порошок С вечера порошок листьев лавсонии и индигоферы в равных мерах смешать с лимонным соком, добавить немного меда. Для светлых бровей – можно и без индигоферы обойтись. Оставить настаиваться до утра. Наносить поутру тонким каламом, подождать, пока высохнет. Из аптекарских записей Нины Кориари Нина из дворца вернулась только на третий день. Ждала, пока объявит эпарх, что найден отравитель. Провозгласили на форуме Константина, что пробрался в город арабский лазутчик, потомок Хамданидов. Что он и отравил и мальчика, и комита. Что пытался погубить и наследника, но бывший великий доместик Иоанн Куркуас доблестно спас будущего императора Романа. Только погиб при этом сам великий воин, и вся империя скорбит о нем. А брату его, Феофилу Куркуасу, поручил император отвоевать обратно у мусульман Феодосиополь да посулил награды за то великие. Ранним утром к аптеке доставили Нину на роскошных носилках с шелковыми занавесками да с мягкими подушками. Крепкие слуги выгрузили сундук с подарками от василиссы да небольшой кованый сундучок с замысловатым замком – дар Василия. Дверь в аптеку была не заперта. Едва Нина вошла с яркого солнца в полумрак дома, как высокая фигура загородила проход.