(Но я здесь подонок, я просто придурок). What the hell am I doing here? (Что я делаю здесь?) I don't belong here. (Я должен исчезнуть…*) * (Radiohead, Creep, 1992 г.) Всё ещё наигрывая песню, Макс с хитрой ухмылкой обернулся к Филу и лениво протянул: — Чувак, мне пофиг! Мне нравится Эла, и я её добьюсь! — Дерзай, брат. — Смеясь, Фил хлопнул Макса по плечу. — Я рад за тебя. — Фил, вот щас ты вмешался в мой личный сюрреализм. Хватит стебать, — с обидой выдал тот. — Как можно, бро?! Я чист перед тобой, как кристалл поваренной соли, — заржал Фил, и они вошли во двор Полянских. * * * В отсутствие хозяина дома друзья рассекретили бар отца, в котором, к великому удивлению Фила, всё ещё хранились бутылки с винами и марочным коньяком. Вместе с Максом они примкнули к компании, опустошив пару бутылок красного. Позже совершенно пьяное и счастливое сборище стало разбредаться по комнатам. Однако Фил был трезв и не спешил подниматься наверх, к тому же ему не хотелось выслушивать нотации подружки, да и видеть её, если честно, он не горел желанием. В глубине души Фил понимал, что поступает чёрство, но быстро отогнал от себя вину, решив, что Олька не из тех, кто будет умирать от скуки в одиночестве. Наверняка она нашла себе занятие по душе — хрустит сухариками и чипсами и пялится в телевизор, принесённый из холла ребятами. Оценив масштаб работ, Фил принялся сгребать со стола пустые бутылки, коробки из-под пиццы и набивать «посудомойку» грязной посудой. Так уж он был воспитан — не терпел беспорядка в собственном доме. Макс валялся на диване и задумчиво смотрел в потолок, но вскоре взял в руки гитару и под мелодичный перебор струн понёс всякую чушь, сравнивая Элу с Мерилин Монро и Амандой Сейфрид. Кажется, друг нашёл себе новую музу и теперь загорелся новыми идеями. — Вот увидишь, Фил, за ночь я сочиню новую песню и сыграю на завтрашнем концерте, она оценит и… Фил не возражал, он и сам был под впечатлением от встречи с Линой Альтман. Когда последствия весёленького вечера были устранены, Фил отправился наверх. Как и ожидалось, в гостевой царил беспорядок. Оглядевшись, Фил недовольно поморщился. Повсюду валялись Олькины вещи, а на полу возле кровати — бутылки из-под колы, пакеты от чипсов и фантики от конфет. Олька возлежала на кровати, демонстративно выставив больную ногу на подушку и по-хозяйски скрестив на груди руки. — Филя, ну и где тебя носит? — наехала она, как только он вошёл в гостевую. — Я, между прочим, без тебя и шагу ступить не могу, даже в туалет спуститься. — Жужа, — с издевательскими нотками произнёс Филипп. Это «ласковое» прозвище он придумал в отместку за «Филю» и смаковал его на разный манер, каждый раз вкладывая нужный смысл интонацией голоса. В основном стебал, потому что подобные словечки всерьёз не воспринимал. — Хочешь сказать, что ни разу за весь день не вышла из комнаты? Туалет рядом за стеной, ты разве не в курсе? — А я хотела, чтобы ты меня туда отнёс, — надулась Олька. — Хотела, чтоб… — Ты наказана, — отрезал Фил, подходя к окну и пряча от Ольки улыбку. — Совсем офигел! — подскочила она в кровати. — Её, значит, можно на ручках носить, да? А меня, любимую девушку… Фил промолчал — не хотелось портить настроение. Душой и мыслями он был всё ещё с Линой. — Ну чего ты молчишь? — пыхтела за спиной Олька. — Оль, вот скажи, у тебя есть какая-нибудь мечта? — устало вздохнув, спросил он. — Что? — удивилась она, — ну конечно есть. Хочу, чтобы папа купил мне квартиру в Штатах и чтобы мы с тобой… — Да я не о том, Оль, я про мечту, понимаешь? — А, это… Хочу перекрасить волосы в серо-буро-малиновый и затусить с Белоснежкой, — смеясь, продолжила она. — Вы что там с Максом курили? Фил почувствовал, что закипает. — Оль, давай уже расстанемся, а? — раздражённо сказал он, обернувшись к Ольке. От неожиданности лицо её напряглось, глаза широко распахнулись, и в них появился злой блеск. — Вот, значит, как?! Это всё из-за неё, да?! — проскрипела Олька срывающимся голосом. Подбородок её задрожал, и слёзы покатились по щекам. — Филь, разве нам плохо вдвоём? — громко всхлипнула она и разрыдалась. Что ни говори, а Олька была мастерица разыгрывать сцены и давить на жалость. Вот только, казалось, смеялась, а теперь рыдает навзрыд. — Жужа, ну… может, хватит! — смягчился Фил. Олькины слёзы, как всегда, разжалобили его, он подошёл к кровати, присел на край и тут же получил пинок в спину. — Это всё из-за неё, из-за неё! Ох, ну простите, помешала вашим отношениям, — скулила Олька. — Так и знала, что всё не просто так… — Ты меня уже достала своей тупостью! — огрызнулся Фил. Скинув кеды, он улёгся на кровать и уставился в потолок. — Ну и ладно, — всхлипнула Олька. — Утром я уеду! А вы тут со своей сестрёнкой делайте что хотите! — Оль, вот скажи. Твою мать… Мать твою, случайно, не Наташа зовут? — Фил пытался говорить ровно. Ему вдруг вспомнилась давняя подруга отца, которая шла на любые уловки в попытках захомутать родителя. — Какая ещё Наташа? — шмыгнула Олька носом. — Опять со своими приколами? — Ладно, забей. — Фил повернулся спиной и, сунув подушку под голову, улёгся удобнее. Вскоре под тихие всхлипывания подружки он забылся тревожным сном. А наутро Олька корчилась от болей. — Ну что случилось? — Фил спросонья приподнялся на локте и, протерев глаза, уставился на девчонку. Эту ночь они провели в одной постели, только по разным её сторонам. — Живот болит, — проныла она, сворачиваясь калачиком. — Ну, давай посмотрю. Может, тебе того… в дамскую комнату надо? — припомнил он, что вчера так и не доставил её до нужного места. — Фи, какой ты. — Олька застонала, зарывшись носом в подушку. — А чего такого-то, физиология, норм, — пожал плечом Филипп. — У вас, у врачей, вечно всё норм, — пробубнила Олька. — Ну давай, ложись на спину, нужно тебя осмотреть. — Фил уселся рядом с девчонкой и стал пальпировать живот, припоминая детали из пропедевтики внутренних болезней. — Ай, ай, — вскрикивала Олька, как только Фил погружался пальцами в абсолютно мягкий живот. Он заподозрил, что подружка притворяется. Фил с деловым видом вытер со лба несуществующий пот и наигранно нахмурился. — Слушай… да у тебя Щёткина-Брюмберга! — Что это? — Олька тут же присела и, обхватив коленки, испуганно заморгала. — Это грозный синдром раздражения брюшины. У тебя, по ходу, воспалительный процесс, возможно, аппендицит! Нужно срочно ехать в хирургию. — Да ладно?! — недоверчиво улыбнулась она. — А ты как думала, это не шутки, сейчас каждая минута дорога! Давай, собирайся. — Нет, нет… я сейчас… лучше схожу в… и всё пройдёт! Позабыв про больную ногу, Олька соскочила с кровати и выбежала из комнаты, а через несколько минут была вполне здорова. Глава 15. Лина Лина стояла у окна и улыбалась своим мыслям. Солнце спряталось за тучки, и радуга исчезла, но перед взором всё ещё мерцала размытая палитра цветов, а в душе бушевала буря эмоций — хотелось плакать и смеяться и даже петь. Скрип старой калитки вывел её из задумчивости, послышались голоса Филиппа и Макса. Друзья неторопливо вышли на улицу, и Фил, обернувшись, взглянул на окно, то самое, откуда совсем недавно виднелась радуга. От неожиданности Лина вздрогнула, задев занавеску, и тут же отпрянула. Надо же так спалиться! Сцепив дрожащие пальцы, она замерла и смотрела вслед удаляющимся парням. Филипп! Отголоски недавней мелодии так и кружились в голове, а в душе не унимались, порхали восторженные мотыльки. А ведь он всё тот же впечатлительный и ранимый мальчишка! Чего только стоят его неподдельные эмоции, его мечтательная улыбка! Кажется, он и сам удивился и озадачился, обнаружив в себе давно забытые чувства. Перед глазами всплыли картинки из детства, и Лине стало немного грустно. Как же хорошо было там, в далёком прошлом! Знойное лето, звуки фортепиано и смеющийся Фил. Но тут же память воскресила не самые лучшие моменты их «дружбы» — заброшенный домик лесника и жгучую ненависть в янтарных глазах. По телу прокатился колкий озноб, но Лина прогнала непрошеные мысли. Вспомнилась их недавняя стычка на лестнице — его холодный и хлёсткий взгляд в ответ на внезапную грубость. Лине хватило и доли секунды, чтобы прийти в себя, а он… стоило ей улыбнуться, и вся его злость в момент исчезла!.. А потом между ними возникла музыка. Нет, совсем не та, что рождалась под его умелыми пальцами во время игры на фортепиано. То была совсем другая музыка — музыка тонких планов и души. «Неужели мы сможем подружиться?!» — смущённо бормотала Лина, приложив ладони к пылающим щекам. А что же Макс?! Этот парень-загадка — яркий, непредсказуемый, интересный… и такой недоступный. Он, несомненно, волновал её, но только совсем по-другому: как диковинный экспонат за стеклом — можно видеть, но нельзя осязать! Хотя для избранных он всё же вполне доступный. Лина силилась понять саму себя и уловить хоть одну негативную эмоцию в адрес Макса, но обижаться на него не могла. Разве парень виноват, что запал на Элу? «Я же сама понеслась на звуки гитары, сама пригласила его в дом и повелась на игру, как последняя дурочка…» Зато сестрица-мать раскрылась совсем с другой стороны — бессовестно заигрывала с Максом, кокетничала и вела себя как легкомысленная молоденькая девочка, а теперь вот снова нацепила маску заботливой мамаши: гремит посудой на кухне и что-то готовит, напевая знакомый мотивчик. Лина до боли закусила губу — вспоминать об этом было неприятно. И если бы не Филипп… При мысли о нём ёкнуло сердце. «Ну, и с чего бы это?» — удивлялась Лина самой себе. Для полного счастья не хватало влюбиться в друга детства.