Глава 16. Филипп Раннее утро того же дня Вернувшись в комнату, Олька сладко потянулась и упала на кровать рядом с Филом. — В доме такая тишина. Все ещё спят, а я, как назло, весь вчерашний день провалялась в постели и выспалась, — проворковала она, прижавшись к Филу всем телом, будто между ними не было недавних размолвок. Фил напрягся, но промолчал, и Олька, осмелев, уткнулась носом ему в плечо. — Филипп, может, поболтаем? Я же знаю, что ты не спишь. Ну Филипп. — Олька подула ему в лицо, обняла и потёрлась щекой, как мартовская кошка. Когда он был не в духе или трезв, как стёклышко, Олька называла его Филиппом — знала, что он ненавидит ласковые прозвища, а потому лишний раз старалась не нарываться. — О чём? — Фил приоткрыл веки и подозрительно глянул на девчонку. — Ну, расскажи мне про свою сестрёнку, что вас так связывает. Мне интересно. — Ладонь её нежно прошлась по его груди, огладила живот и спустилась ниже, но Фил задержал её руку в своей. — Это ещё зачем? — отрезал он, чувствуя, как мышцы наливаются болезненной тяжестью. — Хочу всё-всё про тебя знать. — Олька выдернула руку и продолжила свои недвусмысленные ласки. — Чтобы ты потом долбала меня? — Фил на секунду поддался ощущениям. Несмотря на недомогание, тело с готовностью отзывалось на умелые прикосновения, однако подавив закипающее желание, он отодвинулся от Ольки и натянул плед до самого подбородка. По телу пробежал озноб. Олька подлезла под покрывало и снова прилипла. — Филипп, ты что, совсем-совсем не хочешь меня? — обиженно заныла девчонка. — А помнишь, как раньше… мы даже до комнаты дойти не успевали, помнишь, как целовались за сценой… — Оль, я всё сказал ещё вчера. Тебе. Лучше. Уехать, — отчеканил он, и Олька тут же отстранилась. — Вот, значит, как?! Даже объясниться не хочешь? — А что объяснять? Наши отношения напоминают какую-то… жуткую фантасмагорию. Давай уже поставим точку и… — Это всё из-за неё, я знаю! — зло прошипела Олька. — Как только появилась эта сестрёнка, тебя как подменили. — Не начинай, пожалуйста! — огрызнулся Фил, повернувшись к Ольке спиной. — Да пошёл ты. Умными фразами отделаться хочешь?! — Олька сползла с постели и выбежала из комнаты, демонстративно хлопнув дверью. Фил содрогнулся от грохота и со всей дури впечатал в подушку кулаком. Сказывались недосып и постоянная потребность принять допинг. Так всегда бывало, когда он воздерживался от транков. Ночью ему удалось поспать часа три, но ближе к рассвету бессонница вновь одолела его. Фил ворочался в постели, глядел в потолок, прислушивался к шуму дождя за окном, бродил по спящему дому. Мрачные мысли возвращались, тоска заползала в грудную клетку и глумилась над ним, жалким человечишкой. А он-то думал, что научился усмирять Аспида. Сколько он смог продержаться? Неделю?! Прогресс! Борьба со змеем давно вошла в привычку, и Фил ловил себя на том, что находит в этом странное, болезненное удовольствие. Он испытывал терпение Аспида и ценой собственных мук тянул время, но болезнь не отступала. С друзьями он забывался и старался не думать, правда, этого хватало ненадолго, к тому же те и сами были не прочь расслабиться. Олька тоже внесла свою лепту, разбавила «ядом» колу, но это только усилило тягу и распалило желание. Нащупав в кармане баночку, Фил рвано выдохнул и прикрыл веки. По телу разливалась неприятная слабость, жар накатывал волнами, и с каждым приливом Фил всё сильнее ощущал утробное клокотание Аспида. Встревоженное сознание царапали посторонние звуки: ветви скрежетали о стёкла, истошно лаяла соседская собака, а за стеной слышался скрип кровати и тихие стоны. И всё это сплеталось в адскую какофонию. Фил раздражённо поднялся, нашёл бутылку с водой и жадно припал к горлышку. Руки сковала дрожь, по спине пробежала струйка ледяного пота. Фил плотно прикрыл рамы, вернулся в кровать и зажал подушкой голову. Нежный образ Лины нарисовался в его воображении отчётливо и ярко, и тут же тревога отступила, а сердце забилось ровнее. Филу на миг полегчало, и он, боясь расплескать едва уловимую реальность, постепенно погрузился в сон. Он шёл по широкой реке навстречу к свету, ступни утопали в прохладной воде, а бледное небо сливалось с горизонтом у самой серебристой глади. Но вот лёгкий шорох заставил Филиппа очнуться. С трудом разлепив веки, он обернулся на звук и удивлённо замер. В углу, у изголовья кровати, в высоком старинном кресле застыл силуэт парня. Филипп присмотрелся. Лицо незнакомца скрывала густая тень. Сидел он, низко склонившись к коленям и подпирая лоб рукой, и что-то знакомое угадывалось в облике гостя. — Эй, — позвал его Филипп. Парень пошевелился, поднял голову… и Фила будто электричеством долбануло. Это же… Артём Левчинский… Люфик! Его недавно умерший друг. Бесцветные глаза блуждали по комнате, будто тот силился узнать обстановку, но так и не мог понять, где находится, потом бесшумно поднялся и быстро направился к выходу. В дверях он обернулся и задержал на Филиппе долгий пронизывающий взгляд, от которого внутри похолодело. Кивком Люфик дал ему знак следовать за собой и вышел в коридор. *** Сквозь сон пробился тихий щелчок двери, и Фил внезапно проснулся. Подушка валялась рядом, плед сбился у ног. Ему показалось, будто в бреду он слышал собственный крик. Тряхнув головой, Фил обернулся к креслу и на секунду оцепенел. Почти в той же позе, «в позе Люфика», уткнувшись лицом в ладони, сидела Олька. Плечи её дрожали, а надсадное дыхание наводило на мысль, что девчонка плачет, однако вскоре нервные всхлипы сменились отрывистыми звуками и по комнате прокатился Олькин ехидный смех. — Полянский, как ты достал, — протянула она с сарказмом. — Ты совсем уже двинулся с этой своей сестрёнкой. Ты звал её во сне! Колись, ведь ты не хотел меня брать на дачу из-за неё?! Я помешала вам, да? Олькины речи омрачали и без того унылую реальность, а отчётливый образ Люфика не отпускал. Фил был готов поклясться, что видел умершего друга так же живо, как видит сейчас свою очумевшую подружку. Морщась от Олькиных воплей, Фил поднялся с кровати, дошёл до двери и выглянул в коридор. Снаружи никого не оказалось, однако промелькнувшая тень заставила Фила насторожиться. Балконная дверь подозрительно скрипнула. Отчего-то казалось, что за ней прячется Люфик и терпеливо ждёт его появления. Медленно ступая вперёд, будто намеренно отодвигая неизбежный момент встречи, Фил приближался к цели. У самого входа он остановился, собрался с духом и шагнул за порог. Яркое солнце ослепило глаза, кровь застучала в висках, уши заложило, и во рту вмиг пересохло. Он крепко зажмурился и с минуту стоял неподвижно, а когда разлепил веки, Люфик исчез. — Что, белочка посетила? — злобный голос Ольки донёсся будто из преисподней. Фил возвёл глаза к потолку, отодвинул её с дороги и направился в гостевую комнату. Ноги с трудом передвигались, со лба и висков стекали струйки пота. — Полянский, отвечай! Тебе что, влом со мной разговаривать? — Олькины вопли за спиной били по натянутым нервам. От отчаяния хотелось взвыть, но лучше сдохнуть. — Если ты сейчас не заткнёшься, я… — с тихой угрозой прошипел Фил и тут же осёкся, рухнул в кресло и прикрыл глаза. Олька уселась на край кровати и ненадолго притихла, потом вдруг вспыхнула и заметалась по комнате, стала хватать разбросанные вещи и запихивать их в сумку. — Какая ж я дура, — всё больше распалялась она, голос охрип и ломался. — Я думала, у нас с тобой всё серьёзно, а ты… ты просто сволочь, использовал меня, а теперь запал на сестрёнку, и я стала не нужна. — Оль, по-хорошему прошу, уезжай, так будет лучше для всех, — с трудом выдавил он, потирая виски пальцами. Вжикнув молнией, Олька подхватила сумку и гневно уставилась на Фила. Глаза её блестели от слёз, руки сжимались в кулаки, тело дрожало. — Ненавижу… ненавижу… ненавижу! — Топнув ногой, она отшвырнула сумку, уселась на пол и разрыдалась как дитя. — И что мне теперь делать? Я ведь ни минуты без тебя не смогу, я так люблю тебя. Фила пронзило чувство вины, он чуть не поддался порыву пожалеть несчастную подружку, однако взяв себя в руки, откинулся на спинку кресла и холодно произнёс: — Оль, ты заблуждаешься, путаешь любовь с зависимостью, а это… разные категории. Зависимость сродни болезни — её нужно лечить самыми жёсткими методами. Мы оба больны, оба зависимы. Ты от… своего надуманного чувства, а я… Вместе мы не справимся, нам лучше разбежаться, поверь… — А я не хочу лечиться, я хочу быть с тобой! — всхлипнула Олька. — Ты всё специально придумал, чтобы… чтобы избавиться от меня! — Хватит! — отрезал Фил. — Я больше ни слова не скажу. Ты непрошибаемая! Давай, вали уже! — Ну окей. Я уйду. А это. — Олька вынула из кармана баночку с куколками и с силой встряхнула. Лицо её исказилось от злобы, глаза сверкнули бешенством. — Это моя месть, и я заберу её с собой. Вместе будем корчиться от боли, и ты, и я… Фила будто кипятком окатило, он резко подался вперёд и зарычал: — Ты совсем идиотка?! Что ты творишь? Отдай немедленно, не то я… Олька испуганно попятилась, схватила сумку и скрылась за дверью. Стиснув челюсти, Фил едва сдержался, чтобы не кинуться за девчонкой и не отжать баночку силой. Метнувшись к двери, он схватил недопитую бутылку с водой и вылил на голову. За окном заурчал двигатель Олькиной «вольво», и машина с визгом рванула с места. Фил застонал и как подкошенный рухнул на кровать. Сколько ещё мучиться? Сколько?! С силой саданул кулаком в матрас. Аспид взбунтовался: шипел, жалил изнутри, изрыгал огонь. Почувствовав внезапный прилив сил, Фил вскочил на ноги и спустился на первый этаж. В дверях он чуть не сбил Макса с кружкой кофе. Тот развернулся и что-то прокричал ему вслед, но Фил не расслышал — он был уже за воротами дачи и бездумно шёл по дороге. Очнулся в леске у реки. Всплеск адреналина сменился одуряющей слабостью, коленки задрожали, в глазах помутилось, и он, привалившись спиной к дереву, медленно сполз на землю. Звуки обострились и вибрировали в каждом нерве. Воздух звенел жужжанием насекомых, а шелест волн сливался с радостным птичьим гомоном. «Отчего же этим бестиям так весело?» — думал Фил, изнывая от жажды. Боль опутывала тело липкими щупальцами, а в груди нестерпимо жгло от жара. Умереть — это лучшее, что случилось бы с ним сейчас. Дойти бы до реки и утопиться. Фил прикрыл глаза и тихо простонал. Вскоре он и вовсе перестал воспринимать реальность, ему казалось, что он лежит ничком в холодной воде и мутная река уносит его от берега, а вокруг тихо плещутся волны. Вдруг чей-то громкий возглас заставил его очнуться. С трудом разлепив веки, Фил увидел Лину. Она была неземная, словно ангел, спустившийся с небес. Глаза её светились какой-то невероятной небесной голубизной, а взгляд, словно тёплый рассветный луч, проникал в самую глубь души. Она держала его ладони в своих, и он ощущал бегущий поток прохлады. Жар постепенно спадал, боль отступала, и силы возвращались. Будто одно её присутствие творило чудо и питало жизнью. Когда он понял, что способен встать на ноги, Лина была бледна, взгляд её потух и плечи поникли, и Фил не на шутку забеспокоился. Он молча проводил её до дома и, посидев под окнами на лавке, отправился домой. В голове роилось множество вопросов. Глава 17. Лина Они добрели до дома Альтман и остановились у ворот. От отчаяния Лина чуть не плакала, бессилие сковало каждую клеточку тела, язык и губы онемели — она и слова вымолвить не могла, а в голове крутился один и тот же вопрос: что происходит с Филиппом? Когда она держала его ладони в своих, чувствовала боль. Нет, скорее, это было страдание — мучительное и жестокое, — то, что тяжелее любой телесной боли, а душа его — одинокая и заблудшая — металась в клетке, будто искалеченная птица. Сшибая ногами мелкие камушки, Филипп молчал и прятал глаза, лицо его было хмурым от мыслей. Потом наконец прервал своё бесцельное занятие и поднял голову, и между ними словно вспышка промелькнула. Во взгляде Филиппа смешались вина и отчаяние, и ещё в нём явственно читался крик о помощи. Каким-то шестым чувством Лина понимала, что лишь на время облегчила боль и что она вот-вот вернётся, и всё повторится вновь, как по бесконечному замкнутому кругу. Вопросы множились, и Лина во что бы то ни стало решила докопаться до истины. Спустя минуту Лина скрылась за калиткой, почти бесшумно вошла в дом и побрела в свою комнату. По пути она заглянула на кухню. Макс сидел за столом, Эла стояла над ним и работала кисточкой — мазала краской концы волос, ловко оборачивая их фольгой. С этими «блестяшками» на голове Макс выглядел забавно, вот только Лине было вовсе не до смеха, она натянуто улыбнулась и отправилась в детскую. — Эй, детка, иди к нам! — прокричал ей вдогонку Макс, и Лине показалось, что он знает, кем именно приходится ей Эла, слишком уж подозрительно прозвучало это слово «детка». Не чувствуя ног от усталости, Лина поднялась по лестнице в комнату, с тяжёлым сердцем упала в постель и вмиг отключилась. Ей снился цветной сон, будто она попала на шумную демонстрацию, всюду толпы людей с флажками и транспарантами, дети с шариками, а за трибуной оратор-революционер толкает провокационную речь. До Лины доносился гул голосов и обрывки фраз: «Собаки… кости… кишки… мешки…» В общем, странная рифма и впечатление тоже странное. Но вдруг на всю многолюдную площадь грянули гитарные рифы, и Лина тут же проснулась. Звуки так и продолжали будоражить её воображение, только теперь это был голос парня, орущего в мегафон. Лина потёрла глаза и обнаружила Элу возле окна. — Во дают! — воскликнула сестрица-мать, удивлённо выглядывая во двор Полянских.