— Что ты делаешь? — задохнулась она, ускользая от его объятий. — Лечу. — Лаская пальцами голову Элы, он накрыл её рот поцелуем. Она обмякла в его руках, поддавшись сладким ощущениям, но вскоре усилием воли взяла себя в руки и отстранилась. Вадим не настаивал. Рвано выдохнув, он откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. — Может… по кофе? — предложила Эла, пытаясь загладить неловкость. — Мама там пирожки напекла с курагой. — А давай. У меня со вчерашнего дня крошки во рту не было, — улыбнулся Вадим. Они проболтали до самого вечера, уплетая выпечку Марты, смеясь и дурачась, совсем как в дни их счастливых свиданий, но прикасаться друг к другу больше не рисковали. А когда за окнами стемнело, Вадим утянул её на балкон. Погода стояла чудесная, тёплая июньская ночь окутывала город ласковой прохладой. Перистые облака повисли на небосводе как рыхлые островки снега, и между ними мерцали сиреневые звёзды. — А расскажи, что меня ждёт в будущем, — мечтательно прошептала Эла. Вадим задумчиво смотрел на небо, будто читал по нему предсказание. — Ты будешь самой красивой невестой в мире, в пышном платье, украшенном бриллиантами и жемчугом, и за тобой приедет белый лимузин, — уверенно сказал он. — Как красиво! А ты, что будет с тобой? — А у меня будут деньги, много денег, недвижимость и собственный самолёт. — И остров в океане! — звонко засмеялась Эла, захлопав в ладоши, однако Вадим её веселья не разделял. Он осторожно развернул её за плечи и заглянул в глаза. — Я… таких, как ты, никогда не встречал. Ты… выйдешь за меня? — проникновенно произнёс он. Лицо его было серьёзным, а во взгляде плескалась какая-то упрямая, отчаянная решимость, отчего Элу бросило в жар, а сердце сбилось с ритма. Она потянула его в зал, усадила на диван и скрылась в родительской спальне. В большой гардеробной, где хранились бальные платья, Эла облачилась в самое красивое, белое, с потайными летящими юбками и лебяжьим пухом на рукавах. Платье, предназначенное для первых соревнований в паре с Грановским. Волосы тщательно расчесала и убрала в ракушку, как и положено во время турнира, надела бальные туфельки и брызнулась любимыми духами «Анаис-Анаис». А потом предстала перед Вадимом во всей красе, привнося тонкие ароматы белой лилии, жасмина и любви. Он поначалу растерялся, но, быстро поднявшись, шагнул к ней навстречу. — Эла, ты просто нереальная, ты… — Во взгляде Вадима было столько обожания и нежности, что Эла затрепетала. Она смотрела на парня, и всё происходящее казалось ей волшебным сном. Играла нежная мелодия With You I'm Born Again. Вадим повёл её в танце, и Эла старалась не замечать мелких огрехов, они закружились в вальсе, совсем как тогда, в парке у фонтана, правда, вскоре Эла поймала себя на том, что они давно не танцуют, а медленно переступают, крепко прижимаясь друг к другу. Она вдыхала его аромат и млела от тепла его тела, и от этой опасной близости кружилась голова. — Обещай, что завяжешь со всем этим, — прошептала она, задыхаясь от пьянящего восторга и страха. — Обещаю… — Он закрыл глаза и прижался лбом к её лбу, будто боролся сам с собой, а потом наклонился и жадно прильнул к её губам. И мир для Элы перестал существовать, лишь обжигающие поцелуи на шее, плечах, груди… *** — Вот и вся музыка, — скептически усмехнулась Эла, прикуривая последнюю сигарету из пачки. — Хотя нет, далеко не вся, самое интересное было потом. Лина не сводила с Элы настороженного взгляда. — А… как же он выбрался из квартиры, разве нашу маму проведёшь? — Вадим скрывался в моей комнате. Как только родители ушли спать, я проводила его до дверей и больше никогда не видела. — Но как же так? — воскликнула Лина. — Он же любил тебя! — Он врал, он во всём мне врал. Он умел красиво говорить, просто заслушаться можно было. Уверена, что он играл со мной, а я настолько была влюблена, что верила каждому его слову. Хотя для меня до сих пор остаётся загадкой, откуда он мог узнать подробности нашей семьи. Будто в архивах копался! — Он не врал. Кое в чём он точно не врал! — Лина оглядела свои ладони и сжала их в кулаки. — Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе. Когда сама разберусь. Но что было дальше? — Эх, Лина… если бы ты знала, что творилось тогда в моей душе. Ожидание, бесконечное ожидание, отчаяние, страх, любовь, ненависть и снова любовь и снова страх, а ещё осознание того, что тебя бросили, попросту вычеркнули из жизни. Когда я поняла, что беременна, я стала его искать. К сожалению, ни фамилии, ни адреса его я не знала, но мне посчастливилось, и однажды, гуляя по центру, я повстречала Виолу. У меня в душе всё оборвалось, и я сразу стала расспрашивать её. Где Вадим, что с ним? *** — Вадим, братишка, — посмеялась Виола. — Закрыли его по малолетке. Идиот, всю вину взял на себя. Туда ему и дорога. — Да как ты можешь так говорить про собственного брата? — возмутилась Эла. — Да ладно, это же шутка была. Круто мы тебя развели. Никакой он мне не брат. Мы работали вместе. Он был моим парнем, и если бы не ты… — Виола затянулась сигаретой и смачно сплюнула Эле под ноги. — У нас бы всё срослось. Только ты мне все карты попутала. Как только он с тобой связался, его как подменили, романтик хренов… рассеянный стал, приторможенный. Когда он в участок попал, вместо того чтобы в обратку пойти, всё взял на себя! — Вот как… — пробормотала Эла, от внезапно накатившей слабости она еле держалась на ногах. — А это правда, что отец его следователь? Что ушёл из семьи? — Следак-то, следак! Вот только из семьи он никогда не уходил, но тёрки с отцом были. — Ладно, ты иди, а то, глядишь, ещё в обморок грохнешься, а мне с тобой возиться не вариант, работать надо. Потрясённая и униженная, Эла добрела до ближайшей лавки, но вдогонку услышала голос Виолы: — Эй, подруга, ты больше не ищи его, не жди. Вадим к тебе не вернётся! — Эле на миг показалось, что во взгляде девчонки промелькнуло сочувствие… *** — Вот и сказочке конец. — Затушив сигарету, Эла взглянула на часы. — Половина шестого. Весёленькая ночь у нас с тобой получилась, длинная. А теперь, Линуся, собирайся. Едем домой, — скомандовала Эла. — Я бы не хотела, чтобы ты повторяла мой печальный опыт. И мальчики эти мне совершенно не нравятся! Глава 19. Филипп Пробуждение было внезапным, как взрыв гранаты в замкнутом пространстве, — в ушах шум, в глазах песок, в душе выжженное поле. Фил попытался пошевелиться, но тело, будто скованное сотней ржавых цепей, онемело и не слушалось. И если бы не трепыхание сердца в груди, он подумал бы, что давно отошёл в мир иной. С трудом разлепив веки, он старался въехать в реал. Взгляд блуждал по комнате, подмечая следы недавней вакханалии: смятые простыни, разбросанную одежду, сломанный торшер и пустые бутылки из-под пива и колы, рассыпанные на полу. Фил покосился на голую Ольку, мирно сопящую рядом, и удивлённо поморщился — бывшая подружка разметалась в постели и улыбалась во сне, а он ощутил такую тяжесть в душе, будто снова попал в ловушку. Помнится, двумя днями раньше он проснулся на этом же месте с совершенно иными ощущениями. Светлое, лёгкое, почти невесомое чувство свободы и радости переполняло его, ведь рядом с ним спала девчонка из лучшего лета его жизни. Лина Альтман… девушка с твёрдым характером и нежной чувствительной душой! Ясность сознания постепенно возвращалась к нему, восполняя пробелы в памяти. И, будто стоп-кадры из фильма ужасов, в голове промелькнули жуткие сцены недавних событий — неподвижно сидящий в кресле Люфик, его помутневшие, пустые глаза и мрачный кивок головы, зазывающий Фила в потустороннюю реальность, туда, где навечно остался сам. К счастью, визиты бывшего друга случались не часто, но Фил понимал, что это звоночки, предвестники мук и его душевных мытарств. Фил попытался сесть, но тут же упал на подушку. Мышцы противно заныли, в глазах потемнело, и огненные искры исчертили пространство под потолком. Вспомнились слова знакомого нарколога, друга отца. «Что, ребята, в гостях хорошо, а «дома» лучше?» — по-отечески мягко журил он алкашей, которые после капельниц снова начинали запойный марафон. Нет, не лучше, уж точно не лучше. Кажется, Фил снова угодил в капкан собственных иллюзий. Он попытался выбраться из адской трясины, но то ли время выбрал не подходящее, то ли силы не рассчитал, а может, во всём виновата Олька? Фил покосился на спящую подружку. Та потянулась сладко, подмяв под себя подушку, и тихо засопела. Нет… Олька тут ни при чём. Сам виноват. Дебил. Помнится, накануне концерта он влил в себя четверть бутылки коньяка и заглушил симптомы болезни. В том состоянии он вполне бы смог отыграть концерт, однако за час до перформанса явилась Олька, и он в который раз сорвался с катушек. А что же Лина, эта удивительная девчонка из другого измерения? После встречи с ней на какой-то миг он почувствовал себя живым. Там, на речке, она смогла облегчить его страдания. Она будто жизнью с ним поделилась, и сама была на грани обморока. Фил был уверен, он знал наверняка. А может, с ними снова случилось чудо, подобное радуге над лесом? Ему вдруг стало стыдно перед этой хрупкой, ужасно перепуганной девчонкой. Но что он должен был сказать? Выпалить правду и уничтожить тонкую нить взаимопонимания, возникшую между ними впервые за долгие годы? Нет, врать он не мог, а потому молчал и прятал глаза, а вскоре и вовсе позорно сбежал, вернувшись в привычное ему состояние тупой отрешённости. Он помнил потрясённый взгляд Лины, когда, решив покончить с Олькиным нытьём, заткнул её рот поцелуем. Но как он снова схлестнулся с ней? Стоп. Фил сдавил виски и напряг мозг. Нужно отмотать плёнку назад и вернуться к моменту возвращения Ольки на дачу. Он ждал её и готовился дать отпор, но, видно, что-то пошло не так! *** Фил распахнул окно гостиной, забрался на подоконник и глушил из горла коньяк Hennessy, чудом уцелевший в баре от набегов друзей. Его постепенно отпускало, но тонкие струйки пота всё ещё скатывались за ворот футболки. Снизу доносился голос Макса и звуки гитары — парни, как обычно, проводили саундчек перед концертом. А из окна открывался красочный вид на природу. Даже сейчас неухоженная и поросшая травой дача выглядела вполне себе цивильным местечком — с выступающими рельефами клумб под зелёным покровом, с мохнатыми ёлками у забора и деревянной беседкой, которую по приезде облюбовали залётные парочки. Фил наблюдал за снующей по двору молодёжью и в ожидании Ольки поглядывал на дорогу. За время их странного симбиоза он хорошо изучил её натуру, а потому не слишком верил в их окончательный разрыв, ведь Олька всегда находила способ помириться. Правда, в этот раз она превзошла саму себя, посягнув на его «святая святых». Когда до начала концерта оставалось чуть больше часа, в гостиную ввалились Макс, Шум и Герыч. Фил улыбнулся друзьям через силу и сделал приветственный жест, бултыхнув янтарную жидкость в пузатой бутылке. — Ну ничего себе он разгоняется! — присвистнул Макс под одобрительный смех парней. — Мы за него, понимаешь ли, вкалываем, а он тут глушит в одиночку. — Фил, ты чё, как, колбасит? — между делом поинтересовался Шум, извлекая из пакета пустые пластиковые бутылки. — За компом сможешь сидеть? — Сможет, куда он денется, — шутя, подбадривал Макс. — Аппарат группы отстроен, фан-клуб прибыл и требует зрелищ. — Ага, это вам не футболочки с мерчем, шапочки, маечки, это — фан-клуб! — заржал Герыч, сделав ударение на последнем слове и изобразив «козу». Макс присел на подоконник и, вмиг посерьёзнев, внимательно оглядел Фила. — Ну и видок у тебя, бро. Нужно как-то слезать с этой дури, — назидательно изрёк он. — Отвали, — огрызнулся Фил. — Сам знаю. — Ты — наш оголённый нерв группы, хорош страдать. Дунешь с нами — отпустит. Хреново видеть тебя таким. Не удостоив Макса ответом, Фил демонстративно взглянул на часы и снова высунулся в окно. — Спорим, что до начала концерта она припрётся?! — криво усмехнулся он, намекая на скорое возвращение Ольки. — Чтобы грохнуть всех нас? — Макс скорчил страдальческую мину. — Угу, вернёт то, что забрала, ещё и прощение будет выклянчивать, — самоуверенно выдал Фил, прихлёбывая коньяк. — Высокие у вас отношения!.. — наигранно вздохнул Макс, стрельнув глазами на початую бутылку. — Спорим на Hennessy, что, как только Олька заявится, вы сразу помиритесь. — Идёт. Но ты проиграешь! — Фил посмотрел на дорогу и снова влил в себя порцию целебной жидкости.