*** Как только за Лёхой закрылась дверь, Лина шмыгнула в детскую — так по заведённой традиции мама Марта называла её комнату. Захотелось побыть одной, поразмышлять над последними событиями, слишком много всего скопилось в голове. Взяв ноут, Лина залезла на подоконник. За окном стояла хмурая мартовская ночь. Тусклый свет зарождающегося месяца струился сквозь клочья седых туч, серебрил небо, отчего оно походило на бурлящую морскую пучину. Мелкий косой дождик подгонял случайных прохожих и автомобили, мигающие фарами на трассе. Лина раскрыла ноутбук и отыскала в диалоге с Лёхой видео с живыми выступлениями групп. Недолго думая, кликнула на первый ролик в списке, и на экране появилась сцена с тяжёлой аппаратурой и барабанной установкой, возле которой — спиной к зрителям — стоял неформал с гитарой. Волосы, небрежно собранные в хвост на затылке, рассыпались у лица рваными прядями, чёрная футболка, обтягивающая широкие плечи, свободно болталась поверх драных джинсов. Он обернулся, и светлая улыбка озарила его лицо. Толпа у сцены тут же взорвалась истошными воплями. Из сгустка хаоса к музыканту потянулись руки фанатов: «Макс, давай ещё…» — визжали девочки, «Ты лучший…» — орали парни. И тот, кого называли Максом, тряхнул головой и отрывисто рассмеялся: «Я долго думал, чем бы вас удивить, и вот… придумал», — задорно отозвался он. Вслед за этим в зал полились мелодичные звуки гитары. Поначалу Лина почти безучастно смотрела в экран, но вскоре поняла, что картинка утягивает её в мир иной музыки, что ей неожиданно нравятся эти низкие вибрации, окутывающие зал мягкими волнами. Лину увлекала свободная манера исполнения, и каждый жест парня, каждый звук дрожащих струн отзывался трепетом в её душе. Но вот он запел, и саунд разбавил приятный голос с нервной хрипотцой. Радость пронеслась по телу россыпью тёплых мурашек. Она прикрыла глаза и, постепенно теряя мысли, уплывала в далёкие дали. «Наверное, так и начинается любовь, — думала Лина, предчувствуя приближение чего-то значимого в жизни. — А эта песня станет её началом». Парень пел о несбывшейся любви с надрывом и страстью, а ей хотелось слушать и слушать, несмотря на проскальзывающие в тексте шокирующие словечки и далеко не классический стиль исполнения. А ещё ей хотелось смотреть на него и тонуть с головой в своих фантазиях. Лина мечтательно улыбнулась. И что на неё нашло? Хотя ей всегда нравились творческие личности. Взять, к примеру, Тиля Линдеманна или Дэвида Гарретта, известного скрипача. Похоже, и этот Макс — личность незаурядная и интересная, вот бы познакомиться с ним, пообщаться и… Неожиданно скрипнула дверь детской и в комнату вошла раскрасневшаяся Эла. — Ой, ну еле отделалась, — тяжко вздохнула она. — И что меня дёрнуло упомянуть тот злосчастный концерт?! И Лёха твой хорош, сразу в бутылку полез! Услышав досадное бормотание Элы, Лина на всякий случай убавила звук: вдруг сестрица-мать возмутится слишком смелому содержанию песни? Однако та, не обратив внимания на посторонние звуки, направилась в гардеробную и распахнула деревянные дверцы. — Так, это не подходит, — деловито рассуждала Эла, перебирая висящие на плечиках платья. — В ближайшее время нужно заняться твоим гардеробом. На концерт в этом не пойти, нам нужны стильные джинсы и яркий верх, но не толстовка. Это так избито, должна быть изюминка в образе. Лина наблюдала из-за шторы, как Эла один за другим бракует её излюбленные наряды, а мысли витали где-то далеко. — А ты когда-нибудь любила? — неожиданно выпалила Лина, ощущая, как щёки заливаются стыдливым румянцем — вопрос нечаянно сорвался с губ. Эла замешкалась и медленно обернулась. — Было дело, — загадочно улыбнулась она и тут же вернулась к полкам с аккуратно уложенными вещами. — Но точно не Славика. — Да, я помню. — Лина закрыла ноутбук и слезла с подоконника. — Тебе всегда дядя Эдик нравился. Чуть ли не с детства. Эла промолчала, однако энергичные движения её немного замедлились. — А как же мой папочка, ты тоже его любила? — не отступала Лина. — Может, расскажешь? В тот момент Лине показалось, что Эла напряглась, однако очень быстро нашлась с ответом: — Я бы рассказала, но поверь, это неинтересно. Так, обычный парень, почти мой ровесник. К тому же он не знает о твоём существовании, наверняка и обо мне забыл. К счастью, забыл. — Странно, я думала, что дети рождаются от любви, — прошептала Лина, не желая уходить от волнующей темы. — Хочешь знать, любила ли я его? — Эла на секунду задумалась. — Скорее, это было временное помутнение рассудка. И лучше закроем эту тему. — А как его звали? — Лина подобралась совсем близко и уселась на край кровати напротив Элы. — Вадим. Его звали Вадим, — со вздохом ответила та, нервно сминая снятый с вешалки блейзер. — Фамилию не помню, не спрашивай. — Ого, Евангелина Вадимовна. Неожиданно… — Как видишь, не звучит, поэтому успокойся. — А по-моему, интересно. Мама Марта знает о нём? — Ещё бы, — усмехнулась Эла, но тут же замялась и пошла на попятную, — то есть знает по рассказам и не более. Я… тебя поблагодарить хотела. Ну, что ты Лёшку своего осадила, надо же, как разошёлся. — Ну да, он такой, прямолинейный, и не всегда просекает момент. А ты, значит, приезжала в тот год? — Приезжала. Тогда мы с мамой были в контрах, она всё пыталась воспитывать меня, каждый день выносила мозг нотациями по телефону. Поверь, приятного мало. Но теперь я думаю, что сама виновата. Всегда можно найти общий язык с мамой. — Эла обернулась и присела рядом с Линой на край кровати. — Мама ведь — это самый близкий и родной человек. Терять родных очень больно, — тихо добавила она. Лина промолчала. В памяти всплыли события трагической гибели тёти Марины, и сердце мгновенно сковало льдом. — Я очень тяжело перенесла смерть дедушки. Всё произошло на моих глазах, ты знаешь. Не помню, чтобы я так убивалась из-за смерти папы. Наверное, в то время я больше думала о себе. Перед тем как дедушка умер, мне приснился странный сон. Такой настоящий и живой. Я никогда не верю в сны, ведь я реалистка, а тут… словно посыл свыше, предсказание. Эла обхватила плечи руками и заметно побледнела. — В том сне я будто в раю побывала. Мне снились яркие краски. Я купалась в тёплом озере с прозрачной изумрудной водой, а на небе сияло оранжевое солнце. Но потом лето сменилось осенью. Небо потускнело, а озеро исчезло. И я оказалась в маленьком дворике, сидя на крылечке старого дома, а вокруг — пожухлые жёлтые листья с пряным ароматом гнили и мокрой земли и качающиеся на ветру ссохшиеся ветви виноградных лоз. Ощущение одиночества и покоя. Страшного покоя. А потом умер дедушка, Славик изменил, и я осталась одна, опустошённая и отчаявшаяся, будто надолго застряла в том сне и никак не могу проснуться. В общем, я поняла, что хочу быть рядом с вами, хотя бы ненадолго побыть в семье и ощутить себя нужной и любимой! *** Эла прерывисто вздохнула и накрыла лицо ладонями. Почувствовав в себе непреодолимое желание утешить заблудшую мать, Лина потянулась к Эле и нежно обняла её за плечи. Эла всхлипнула и, тихо расплакавшись, обвила её руками в ответ. Они так и замерли, согреваясь родным теплом, и каждая молчала о своём, а сердца их бились в унисон, будто рвались навстречу друг к другу. Неожиданно дверь детской приоткрылась, и мама Марта изумлённо застыла на пороге. — Девочки мои! — заохала она, приложив руки к груди, — девочки мои-и… — Мама, всё хорошо, — улыбнулась Эла сквозь слёзы и ослабила объятия. Лина отпрянула, немного смутившись. «Упс, этот неловкий момент…» — мысленно посмеялась она. Ведь с мамой Мартой и Элой творилось что-то невообразимое. Старшую Альтман с каждым днём всё сильнее пробирало на чувства, а Эла казалась совсем другой, более уступчивой и сентиментальной, будто и не было давнего семейного конфликта. Драгоценные родственницы осторожно примеряли на себя новые роли — любящих матери и дочери, и с каждым разом у них получалось всё естественнее и лучше. Только Лина не могла так скоро перестроиться и недоверчиво наблюдала со стороны за этими удивительными метаморфозами. — А мы наряд для концерта выбираем. — Эла вернулась к раскрытым створкам шифоньера и зарылась в вещи Лины. — А что тут выбирать?! — воскликнула мама Марта. — Самый лучший наряд для девушки — это платье … и туфли, — подумав, добавила она. — Мама, это же рок-концерт, платье там будет не к месту. — Тогда брючный костюм. У Линочки есть замечательная кофта с жабо, она прекрасно будет смотреться в комплекте с пиджачком и высокими каблуками. — Мама, ты заблуждаешься. Жабо — это, конечно, красиво и строгому костюму придаёт изящества, но лучше в этом наряде Лина сходит с тобой в оперу. — Опера… — благоговейно вздохнула мама Марта. — Ах, как вспомню венскую оперу. «Мадам Баттерфляй». Мы вместе с Эммой ходили. Ария Чио-чио-сан и этого… бездушного Бенджамина меня потрясла, бедная японочка, я даже прослезилась. — Мама, скорее всего, у тебя ассоциации с личным, со мной. Только тут вот поправочка — я не жертва! — Что ты, что ты, Эла, я ведь совсем не о том, — зачастила мама Марта и покосилась на Лину. — А я о том. Она интересуется, кто её отец, — усмехнулась сестрица-мать. — Кто прошлое помянет, тому глаз вон! Даже и говорить не о чем. — Мама Марта всплеснула руками, будто отмахнулась от чего-то дурного и страшного и полезла в шифоньер. — Вот он, этот костюмчик, мы с Эммой в бутике покупали, в Гамбурге. Он мне так понравился! Австрийское качество самое лучшее! А Линочка и Никлас с Карлом гуляли по городу. — Хм, и правда неплохой, — оценила Эла, — интересный крой. Но для концерта не подойдёт. Лин, а ну-ка примерь вот это. — Мам, Эл, — возмутилась Лина. — Вы меня как на свадьбу наряжаете. Я сама как-нибудь разберусь, в чём мне идти, к тому же я ещё не решила, пойду ли. После пятнадцатиминутных препирательств с любимыми родственницами Лина сдалась и стояла перед зеркалом в Элиной стильной кофте с открытыми плечами и рукавами, переходящими в полуперчатки. — И с волосами что-то сделать нужно, подумаем. — Эла пропустила сквозь пальцы густую шелковистую прядь. — Нет, волосы не трогай, я их в хвост уберу, — возразила Лина, и Эла смирилась. — Как скажешь, твоё дело, но я бы… * * * Лина с нетерпением поглядывала на часы. Лёха сильно задерживался и даже не звонил, что было крайне на него не похоже. Обычно друг приходил вовремя, а уж если дело касалось походов в клуб или каких-либо подобных мероприятий, всегда являлся раньше намеченного времени за полчаса. Мама Марта крутилась поблизости и что-то тихо бормотала себе под нос, она как всегда была против ночных походов дочери. Эла отвлекала её житейскими разговорами. Когда же стрелки часов сошлись на четверти восьмого, Лина набрала Лёхин номер. В трубке раздались длинные гудки, и когда она совсем отчаялась услышать голос друга, тот наконец соизволил ответить. — Лин, я лох, — тихо простонал он и тяжко вздохнул. — Что случилось, Лёш, ты не заболел? — забеспокоилась Лина. — Можно и так сказать. Лифт не работал, и я на всех парах нёсся по лестнице вниз и, как говорится, «упал, очнулся, гипс». — Что? — ужаснулась Лина, чуть не выронив телефон. — Да, я в травматологию загремел, перелом лодыжки со смещением, сейчас решают, что со мной делать, наверное, оперировать будут. — Лёша! Как же так? Чем я могу помочь? Где ты лежишь, скажи, я приеду! — Да не, нормально всё. Жаль, на концерт не попали. Короче, сломал я свои каблуки, — усмехнулся паренёк. — Лёш, ну какой может быть концерт… Они говорили до тех пор, пока Лёху не забрали в операционную. Лина смотрела на потухший экран сотового и удивлялась самой себе, ведь в этот раз она ничего не почувствовала. Не было ни вещих снов, ни образов-предсказателей, ничего не было, будто выбило из сенсорного потока. «Странно всё это, странно», — Лина тщетно пыталась думать в нужном направлении, однако мысли её то и дело возвращались к загадочному Максу, а в душе играла волнующая музыка