Philip Pullman THE AMBER SPYGLASS Печатается с разрешения автора при содействии литературных агентств A. P. Watt at United Agents и Synopsis. Серия «Золотой компас» Иллюстрации в тексте Филипа Пулмана © 2000 by Philip Pullman. © В. Голышев, В. Бабков, перевод на русский язык © ООО «Издательство АСТ», 2017 * * * Поведай о мощи его, воспой его милость – он тот, Чье облаченье – свет, чей покров – свод. Гнева его колесницы – облака с громом, Темен путь возницы на крыльях шторма. Роберт Грант. Из «Гимнов древних и новых» О звезды, уж не от вас ли – приверженность к лику любимой? Может быть, юноша знает его очертанья, ясную их чистоту, ясность созвездий познав? Райнер Мария Рильке. Третья Дуинезская элегия (перевод Т. Сильман) Летучие пары поднимаются над всем живущим. Ночь бережна и холодна, ангелами населена, Молотящими живущих. Освещены заводы, Неслышен бой часов, Мы вместе, наконец, хотя далеко друг от друга. Джон Ашбери. Екклесиаст. Из книги «Река и горы» Глава первая Заколдованный сон К ней приходит сон, И со всех сторон Собралось над ней Множество зверей. Уильям Блейк, (перевод В. Микушевича) В долине, осененной рододендронами, близко к границе снегов, где бежал молочно-белый ручей с талой водой и среди великанш-сосен летали голуби и коноплянки, была пещера, наполовину заслоненная сверху нависшей скалой и жесткой тяжелой листвой – снизу. Лес был полон звуков: звон ручья в каменистом ложе, шорох ветра в сосновых лапах, треск насекомых, крики маленьких древесных зверьков, птичье пение и время от времени – виолончельный стон кедровой или сосновой ветви, трущейся о соседку при сильном порыве ветра. Это было царство солнечного света, но не сплошного, а пятнистого: лимонно-желтые лучи его прошивали лесную кровлю и упирались в землю между озерцами буро-зеленой тени. Свет был неспокоен и переменчив: кочевой туман наплывал на деревья, цедил сквозь себя жемчужное сияние и каждую шишку одевал росой, зажигавшейся, когда он рассеивался. Иногда влага облаков конденсировалась в изморось, которая не падала, а с мягким шелестом оседала на миллионы игл. Вдоль ручья, от деревни внизу долины, вернее, просто горстки пастушьих хижин, тянулась тропинка к полуразрушенному святилищу на самом верху, под ледником; там, на вечном ветру высокогорья, развевались линялые шелковые флаги, и деревенские складывали свои приношения – ячменные лепешки и высушенный чай. Необыкновенное сочетание льда, водяных паров и света постоянно рождало радуги наверху долины. Пещера располагалась выше тропинки. Много лет назад здесь жил святой человек – предавался созерцанию, постился, – и в память о нем это место почитали. Пещера была метров десяти глубиной, с сухим полом – идеальное логово для волка или медведя, хотя селились здесь только птицы да летучие мыши. Но существо, которое сидело сейчас в горловине пещеры, поглядывая по сторонам и насторожив острые уши, не было ни птицей, ни летучей мышью. Лоснистый золотой мех его горел на солнце, а цепкие лапы поворачивали шишку так и эдак; острые пальцы отщипывали чешуйки и выколупывали сладковатые орешки. Позади него, там, куда уже не достигал прямой солнечный свет, миссис Колтер грела на керосиновой печке маленькую кастрюлю с водой. Ее деймон предостерегающе буркнул, и она подняла голову. По тропинке шла деревенская девочка. Миссис Колтер знала ее. Ама уже несколько дней носила ей пищу. Явившись сюда, миссис Колтер сообщила деревенским, что она святая, что она посвятила себя созерцанию и молитве и дала обет никогда не разговаривать с мужчиной. К себе она не допускала никого, кроме Амы. Однако на этот раз девочка пришла не одна. С ней был отец, и, пока она поднималась к пещере, он ждал поодаль. Ама подошла к пещере и поклонилась. – Отец послал меня молить вас о благорасположении. – Здравствуй, дитя.