Лю Ксу, вместе со всеми остальными, уставился в экран. Револьвера не было. Лю Ксу обернулся и посмотрел на Ян Чжисена. – Где же он? – Кто знает? – Ян Чжисен пожал плечами и обвел взглядом всех присутствующих. – Никто не видел, куда подевался ваш револьвер. Вы выжили – и только это имеет значение для ваших родителей и коллег по службе. Раздался другой голос: – Это правда, сынок. Мы всегда будем гордиться тобой; главное, чтобы ты жил! Двери распахнулись, и в операторскую вошли отец и мать Лю Ксу, а с ними капитан участка, в котором тот служил. – Твоей вины тут нет, Лю, – сказал капитан со слезами на глазах. Лю Ксу обнял своих родителей, а капитан похлопал его ладонью по спине. – Рано или поздно мы найдем револьвер. Твоя жизнь – вот что самое ценное. Ян Чжисен тихонько отошел в сторону и дал Фан Му и Бьян Пиню знак следовать за собой. Они вышли из комнаты и притворили двери. Все участники спектакля столпились в холле. Когда они увидели, что вышел Ян Чжисен, то сразу замолчали. Внезапно констебль Дуан крепко хлопнул в ладоши, и холл наполнился громом аплодисментов. – Великолепная работа, доктор Ян. – Маленький Ю пожал Ян Чжисену руку. – Помогло куда лучше, чем я предполагал. Улыбаясь, Ян Чжисен приложил указательный палец к губам и кивнул на двери у себя за спиной. – Ты тоже отлично справился, маленький Ю. – Он хлопнул офицера по ладони. – Тебе стоило бы подумать об актерской карьере – когда уйдешь в отставку из полиции. При этих словах все рассмеялись. И тут распахнулась дверь. Лю Ксу, его родители и капитан участка вышли в холл и кинулись жать руки Ян Чжисену, утирая слезы с глаз. – Спасибо вам, доктор Ян! – Лю Ксу крепко держал руку Ян Чжисена, раскачивая ее вверх-вниз. – Вы придали мне мужества посмотреть правде в глаза. – Я счастлив, что сумел вам помочь. – У меня просьба, – сказал Лю Ксу с решительным видом. – В следующий раз я хочу сыграть свою роль самостоятельно. Несколько секунд Ян Чжисен смотрел Лю Ксу прямо в глаза. А потом произнес уверенно и спокойно: – Офицер Лю, мы все вами гордимся. Глава 18 Потеряться и найтись По делу в лабиринте по-прежнему не было никакого прогресса. То же самое касалось и убийства в торговом центре «Фусима». По обоим делам уже набрались толстые папки с показаниями и материалами, но ни одной зацепки обнаружить так и не удалось. В ноябре 2004 года Департамент общественной безопасности устроил общегосударственный симпозиум по расследованиям убийств. Симпозиум проходил в Нанкине, в провинции Цзянсу, и на нем был одобрен руководящий принцип таких расследований: «Ни одно убийство не должно остаться нераскрытым». Этот слоган и меры, которые он предполагал, немедленно были внедрены во всех правоохранительных структурах страны. Департаменты общественной безопасности каждой провинции напрямую участвовали в его реализации, и потому два нераскрытых дела об убийствах были переданы в юрисдикцию департамента. А из-за ущерба, нанесенного репутации полицейских побегом из тюрьмы, поимка Люо Цзяхая стала вопросом принципиального значения. Продолжая поисковые операции в Чанхоне, местная полиция затребовала содействия от своих коллег в Цзянбине. Из-за того, что Люо Цзяхай был родом оттуда и его родители по-прежнему там жили, полиция Цзянбина установила наблюдение за их квартирой и всеми их перемещениями с самого момента побега. Однако Люо Цзяхай словно испарился без следа и ни разу не попытался вступить в контакт с родителями. Фан Му по телефону выслушал отчет Тай Вея о результатах совместного расследования. Закончив, он сказал Фан Му с некоторым смущением, что в последнее время в Цзянбине было совершено несколько тяжких преступлений, и потому местный Департамент общественной безопасности не мог полностью сосредоточиться на поисках Люо Цзяхая. Людей не хватало, и приходилось полагаться на полицейские участки, которые и выполняли бо́льшую часть работы. Однако Тай Вей заверил Фан Му, что, как только что-нибудь узнает, сразу сообщит. Повесив трубку, Фан Му ощутил некоторое разочарование, но духом не пал. Новости его не удивили: куда бы Люо Цзяхай ни отправился, он точно не был настолько глуп, чтобы явиться в родительский дом. С учетом ошибок, допущенных Фан Му, Департамент поручил Бьян Пиню составить новый психологический портрет Люо Цзяхая. Бьян Пинь соглашался с Фан Му в том, что беглый преступник, скорее всего, скрывается где-то в городе. Фан Му был очень признателен за поддержку, поскольку это означало, что Бьян Пинь до сих пор полагается на его мнение. Отстраненный от поисков Люо Цзяхая, юноша решил с новой силой сосредоточиться на двух последних убийствах. Он стремился раскрыть их как можно скорее не только для того, чтобы исполнить служебный долг, но и чтобы доказать себе, что он справится, и оправдать доверие Бьян Пиня. Начальник не одобрял его логики: он сказал Фан Му, что следствием должны заниматься полицейские. Если он и дальше будет так эмоционально вовлекаться в расследования, то окажется по уши в разного рода неприятностях. – Наш долг – защищать невинных, тут я не спорю. И отстаивать законные права подозреваемых – это тоже часть нашей работы. Но тебе пора научиться проводить черту. – Бьян Пинь поднял вверх указательный палец, и тон его стал суровым. – Твоя главная ошибка – что ты действуешь слишком поспешно, руководствуясь эмоциями. Постарайся больше ее не совершать. Например, не вставать живым щитом между преступником и нашим снайпером. Это был первый раз, когда Бьян Пинь вслух упомянул о том случае в разговоре с Фан Му. Естественно, он беспокоился о безопасности подчиненного. Но также в словах начальника Фан Му услышал и то, о чем раньше говорил Тай Вей: что он слишком эмоционально вовлекается в работу. Фан Му хорошо знал, что это правда, иначе его не мучили бы в последние два года постоянные кошмары, он не столкнулся бы с Вампиром в одиночку, лицом к лицу, не прострелил бы голову Сун Пу в том подвале и не подставился бы под выстрел одного из своих, чтобы спасти жизнь Люо Цзяхая… «Возможно, я правда не гожусь в копы», – опечаленно подумал Фан Му. Однако, годился он или нет, ему надо было делать свою работу – другого выбора не оставалось. На остаток дня Фан Му заперся у себя в кабинете и с головой зарылся в материалы дел. * * * Данные по убийству в лабиринте были довольно однозначными – бо́льшая их часть указывала на мотив мести. Проблема заключалась в том, что никто из знакомых жертвы не видел никакого повода для нее. Тан Чжи, которого полиция поначалу подозревала, доказал, что не мог совершить этого убийства, а опросы его знакомых подтвердили, что друзей у него практически не было, и общался он в основном с коллегами по работе. В свободное время Тан Чжи предпочитал сидеть дома и играть в видеоигры. На молодежном сленге его можно было назвать отакю – игроманом. Не было и никаких подтверждений того, что Тан Чжи сговорился с другими людьми, чтобы совершить убийство. Фан Му взялся пересматривать фотографии с места преступления. Из-за каких-то особенностей освещения в момент съемки, один из снимков приобрел сходство со старинной картиной маслом. В мрачных недрах подземного лабиринта покойник выглядел невинно убиенным – Фан Му сразу вспомнилась религиозная живопись европейского Ренессанса. И снова это сходство с ритуалом… Юноша никак не мог избавиться от навязчивой ассоциации. Жертву связали еще живой и неоднократно били электрическим током. Судя по заключению патологоанатома, умирал он долго. Рассыпающиеся искры, конвульсии человеческого тела, мольбы о пощаде, становившиеся все тише, – все это, безусловно, было кульминацией дьявольской церемонии, и то, что тело потом оставили в лабиринте, являлось ее идеальным ритуальным завершением. Рассматривая фотографии трупа, Фан Му чувствовал себя так, будто стоит рядом с ним. С обеих сторон поднимались вверх тени, молчаливые и торжественные. Юноша практически слышал их ровное дыхание. Ему казалось, что он улавливает исходящее от них довольство, – они добились, чего хотели. Труп у его ног перестал быть телом жертвы, превратившись в подношение, в символ завершенности, кладущей церемонии конец. С древних времен церемонии использовались для высвобождения эмоций. Какие же эмоции высвобождала эта? Тело оставили в зале в самом сердце лабиринта, глубже всего под землей. Все туннели, ведущие оттуда, шли только вверх. Если в лабиринте человек чувствовал себя потерянным, то в этом зале его чувство усиливалось во сто крат. Может, это самое чувство потерянности испытывал и убийца? Или хотел внушить его жертве? Или справедливо было и то и другое? Если убийца некогда почувствовал себя так и хотел, чтобы жертва пережила те же ощущения, это определенно попахивало местью. Значит, символическим значением ритуала являлось отмщение. * * * Незадолго до ухода из офиса Фан Му заметил, что у него сел аккумулятор в мобильном телефоне. Он отложил досье, которое изучал, прибрал на столе и пошел домой, в свою однокомнатную квартиру, поискать зарядку. В целях облегчения логистики Департамент предоставлял жилье одиноким сотрудникам. Когда Фан Му пришел туда на работу, то подал соответствующее заявление, хотя в городе у него было где жить. На тот момент он сказал, что квартира ему нужна, чтобы быстрей добираться до офиса, но в действительности ему просто не хотелось снова жить с родителями: они всегда были против его желания поступить в полицию, причем настолько, что сразу после выпуска между ними произошла грандиозная ссора. Фан Му отпер дверь квартиры и застыл на пороге. Гостиная, совмещенная с кухней, которую он утром оставил в полном хаосе, теперь блистала чистотой. В примыкающей спальне газеты и книги, до того разбросанные на кровати, были сложены в стопки. Постельное белье, которое он не менял целый месяц, сменилось новым, с книжных полок исчез слой пыли. Его кроссовки стояли на подоконнике, выстиранные дочиста и еще мокрые. Переведя взгляд на журнальный столик, он увидел знакомую матерчатую сумку. «Значит, она еще здесь», – подумал Фан Му. Он еще таращился на сумку, когда за спиной у него раздался утомленный голос, а твердый локоть подтолкнул юношу внутрь. Его мать, раскачиваясь на ходу, вступила в двери, держа перед собой большущий таз. Она задвинула его под кровать и плюхнулась на нее, чтобы перевести дыхание. – Чей это таз? – Фан Му торопливо прошел на кухню, взял два стакана и наполнил их водой. – Чей? Я его купила! – фыркнула мать, отворачивая рукава. – У тебя даже не в чем постирать одежду! Как, скажи на милость, ты стираешь? – Хожу в автоматическую прачечную. – Неужели ты думаешь, что так твои вещи становятся чище? Она указала подбородком на свернутый плед, лежавший в кресле; ее лицо выражало глубокое недовольство. – Только погляди, во что превратился твой плед! Он же совсем потерял цвет! Ты его испортил! Фан Му придвинул к кровати стул из гостиной и сел напротив матери, растерянно улыбаясь. – И откуда у тебя, женщина, столько свободного времени?