Тай Вей смерил его глазами. – Там, в подвале. – О? – Брови Фан Му взлетели вверх, и он слабо усмехнулся: – Может, донесешь на меня? Тай Вей, не сдерживаясь, рассмеялся. – Нет. Ни за что. Но по той же причине я никогда не поверю, что ты способен быть хорошим копом. – А что это вообще такое, хороший коп? Тай Вей задумался. Помолчав некоторое время, сказал: – Сам не знаю. Но это точно не ты. Ты не можешь эмоционально не вовлекаться в дело, вкладываешь в него слишком много себя. И, если законными путями действовать не удается, прибегаешь к собственным методам. – Он сделал паузу. – Вчера я узнал, что ты едва не схлопотал пулю из-за Люо Цзяхая. Пока он говорил, Фан Му сидел, не поднимая головы. Но теперь стряхнул пепел с сигареты и ответил: – В моих методах нет ничего плохого. Тай Вей покачал головой. – Когда-нибудь ты напросишься, и тебя убьют. Ни с того ни с сего Фан Му расхохотался. – Но пока-то я жив, верно? – Не дожидаясь ответа Тай Вея, он поднял кружку. – Хватит разговоров! Давай выпьем. * * * Встреча закончилась тем, что два приятеля крепко надрались. Когда они, пошатываясь, вернулись назад в участок, туда уже поступили новости из Цзянбина. Тела Шен Сянь и Сан Наннан нашли именно там, где указал Люо Цзяхай. По предварительному заключению, обе скончались от потери крови. Разница заключалась в том, что Шен Сянь перерезали артерию на руке, а Сан Наннан нанесли более двадцати ударов ножом. Более подробно обстоятельства смерти предстояло выяснить в ходе судебно-медицинской экспертизы. Между участком и криминальной полицией Цзянбина возник спор, кому вести дело – каждая сторона считала, что основное преступление совершено в ее юрисдикции. Наконец, они пришли к соглашению: Тай Вей и его люди вернутся в Цзянбин, а решение о юрисдикции будет вынесено после сбора первичных доказательств. Прежде чем усадить Тай Вея в машину, Фан Му ткнул пальцем в след от кольца на его руке. Тот, с похмельными глазами, отмахнулся, и Фан Му не понял, дошел до него намек или нет. Когда внедорожник Тай Вея скрылся за углом, Фан Му молча постоял, наблюдая за тем, как облако пыли, поднятое его колесами, лениво плывет по воздуху. Потом развернулся, и глазам его предстала сияющая в закатном солнце полицейская эмблема на дверях здания. Фан Му потер рукой лоб, вглядываясь в нее: ему показалось, что эмблема почему-то увеличивается в размерах. Постепенно она разрослась до того, что заслонила собой все небо. «И что же, я правда не гожусь в полицейские?» Глава 3 Сострадание Ян Чжинсен с трудом разогнул спину над рабочим столом и попытался потянуться, но помешала боль в шее. Он снова сгорбился и несколько секунд бессмысленно смотрел в пустой монитор. Потом поднял кружку с остывшим чаем и допил его одним глотком. Разглядывая пустую кружку, оттягивавшую руку вниз, он прикинул ее ценность и, соответственно, уникальность для института и непроизвольно улыбнулся. Затем встал и несколько раз прошел от стены до стены кабинета. Оказавшись возле двери, автоматическим жестом открыл ее и вышел в коридор. Выражение предельной усталости тут же исчезло с его лица, и он стал хорошо всем известным директором Ян – терпеливым, но коварным, острым на язык, почтенным и уважаемым. Медленно прошел по богато отделанному коридору. Его неторопливость объяснялась не возрастом, а желанием производить впечатление человека собранного и спокойного. Проходившие мимо сотрудники кланялись и спешили дальше. На ходу Ян Чжинсен заглядывал через стеклянные стены в офисы по обеим сторонам коридора. Несмотря на время, половина девятого вечера, в большинстве из них горел свет и персонал продолжал корпеть над своими задачами. Ян Чжинсену это зрелище доставило искреннее удовольствие; он чувствовал себя армейским сержантом, который осматривает строй новобранцев, наслаждаясь превосходством над ними. Пройдя мимо нескольких офисов, похлопав по плечу нескольких сотрудников и получив несколько комплиментов, Ян Чжинсен неторопливо вернулся к себе. Сел в самое большое и удобное кресло во всем институте, и усталое выражение опять проступило у него на лице. Некоторое время он сидел в бездействии, сгорбив спину, а потом занес затекшую от долгой неподвижности руку над рабочим столом. Пальцы коснулись компьютерной мыши, и монитор автоматически включился, издав приглушенный треск. Лицо Ян Чжинсена озарил белый свет. Он безразлично смотрел в экран, который становился все ярче, пока внезапная мысль не заставила его выпрямить спину и щелкнуть на иконку «Мой компьютер», а оттуда перейти к жесткому диску. В несколько кликов он открыл папку, похороненную глубоко в недрах файловой системы. Обвел взглядом пустой кабинет, хотя в проверке и не было нужды, и быстро вбил пароль. Потом наклонился к монитору, весь подобравшись. Легкая улыбка осветила его лицо. От уголков губ она поднялась к щекам и выше, до самых бровей, каждый волосок которых, казалось, затрепетал от радости. Он пролистывал документы один за другим и каждый раз, заканчивая читать, уже предвкушал, как перейдет к следующему. Словно играл в кошки-мышки с самим собой, спрашивая раз за разом: «Ну не прелесть ли?» И старательно заставлял себя забывать иллюстрации и фрагменты текста, прочно засевшие у него в мозгу, чтобы, открывая следующий файл, воскликнуть с обманчивым восторгом: «Надо же! Даже еще лучше!» Эта игра никогда не надоедала Ян Чжинсену. Он считал ее своим призванием, своей сутью, и добрая половина его жизни строилась вокруг нее. * * * В половине одиннадцатого вечера серебристая «Хонда» Ян Чжинсена плавно свернула в «Парк мудрецов». Это был дорогой жилой квартал, где, как подразумевало название, проживали в основном ведущие ученые. Ян Чжинсен припарковал машину и быстро зашагал к своему подъезду. За несколько шагов он заметил крошечную фигурку на ступенях крыльца. Мысленно выругавшись, еще успел подумать, чей это может быть ребенок и почему он на улице в такое время, но тут сработал датчик движения и над крыльцом загорелся свет. Ян Чжинсен застыл на месте. Это что, его сын? Ян Чжан? Он подошел поближе и тронул мальчика за плечо. – Эй, почему ты сидишь здесь? Ян Чжан сонно приподнял голову и долго смотрел на Ян Чжинсена, прежде чем осознал, что перед ним его отец. Ян Чжинсен подхватил мальчика под мышки и поднял со ступенек. Поискав в кармане ключи, спросил: – Свои, я так понимаю, ты опять потерял? Ян Чжан кивнул, потирая глаза костяшками пальцев. Лямки рюкзака сползли и мешали мальчику поднять руки, поэтому он низко наклонил голову. Ян Чжинсен поправил рюкзак, резко поддернув лямки сыну на плечи. Ян Чжан пошатнулся и едва не упал, но сразу выпрямился и покорно последовал за отцом к лифту. В апартаментах на восемнадцатом этаже Ян Чжинсен снял обувь, бросил пиджак на диван и уже собирался что-то сказать, как зазвонил домашний телефон. Выругавшись себе под нос, он поднял трубку: – Алло? Да, это отец Ян Чжана… А, добрый вечер, господин… Что? Сколько, вы говорите, стоил рюкзак вашего сына?.. Да-да, я понял. Я разберусь… Прошу нас простить. Я непременно зайду к вам лично принести извинения. До свидания. Ян Чжинсен повесил трубку и громко крикнул: – Ян Чжан! Мальчик медленно вошел в двери гостиной. Он до сих пор не переоделся, даже не снял рюкзак и ботинки. Но прятаться от отца вроде не собирался. Ян Чжинсен поднял сына и осторожно переставил в самый центр комнаты. Снял с него рюкзак и повертел в руках. Рюкзак был самый обыкновенный – с надписью «Ультра», отпечатанной неоновыми буквами. Дешевая ткань истрепалась на швах, на ней пестрели чернильные пятна разных форм и размеров. – Это твое? – Ян Чжинсен потряс рюкзаком, так что книги и пенал внутри загремели. Ян Чжан не отвечал, стоя с опущенной головой. – Говори! Твое или нет? – Ян Чжинсен толкнул мальчика в плечо. – Нет, – тихо произнес сын. – Зачем ты заставил другого поменяться с тобой рюкзаками? А? Ты хоть знаешь, сколько стоил твой? А этот? – Ян Чжинсен в ярости швырнул рюкзак на пол. – Да что с тобой такое? Внезапно Ян Чжан поднял подбородок. Лицо его было спокойным – он даже улыбался. – А мой рюкзак ты узнал бы? Ян Чжинсен остолбенел. Взревев, он занес руку и залепил сыну увесистую пощечину. От удара легкое тело Ян Чжана завалилось набок, и он с громким стуком упал на пол. Разъяренный, Ян Чжинсен наклонился и за рукав дернул его вверх, собираясь ударить снова. Из носа и разбитой губы Ян Чжана текла кровь. Он слабо отбивался, выгибая шею, а потом крикнул, глядя на стену гостиной: – Мама! Мамочка! Жалобный голос заставил Ян Чжинсена замереть с занесенной для удара рукой. Непроизвольно он перевел взгляд на стену. Жена смотрела на них с портрета в черной рамке, и в ее глазах ему почудилась мольба. Мужчина ослабил хватку, и Ян Чжан повалился на пол. Он свернулся в клубок и продолжал тихонько плакать, бормоча: – Мамочка… Мамочка… Ян Чжинсен стоял над ним с беспомощно повисшими руками, ловя воздух ртом. Когда он снова смог нормально дышать, то указал сыну на его спальню: – Иди к себе! Сегодня останешься без ужина.