– Как интересно, – улыбнулась Милена. – А что же интересует тебя? Я пожала плечами. – Можно получить тетрадь обратно? – Давай договоримся: я отдам тебе тетрадь, а ты взамен задашь мне один вопрос. Хоть о чем-то, что тебя в самом деле интересует. Странные педагогические методы практиковались в Деревне Сионистских Пионеров. Мне ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Милена протянула мне тетрадь: – Спрашивай. – Тенгиз здесь давно работает? Почему он не познакомил нас со своей семьей, как Фридочка? У него есть образование? Сколько ему лет? И сколько лет вам? Тут Милена снова покраснела. Но на этот раз как-то иначе, с розоватым оттенком и вдобавок на ушах. – Ученикам не следует интересоваться личной жизнью воспитателей, – смутилась училка. – Это не… – Комильфо, – подсказала я. – Вот именно. – А что тогда комильфо? Делать вид, что меня интересует то, что не интересует, и что не интересует то, что интересует, как все? – Признаться, я не подозревала в тебе такой… – Наглости? – Искренности. Я встала и специально поволокла стул по полу к парте, чтобы его железные ножки мерзко заскрежетали по плитам. – Оставь стул, – сказала Милена. – Я жду Владу. Вы же с ней соседки? – Ну? – Зоя, ты не замечала ничего странного в ее поведении? Чего-то, что могло бы обеспокоить старших? Тут я чуть не потеряла дар речи. – Вы что, предлагаете мне стучать на мою соседку, тогда как не ответили на элементарные вопросы, которые я задала о вашем коллеге?! Вы решили вести со мной открытый диалог, чтобы выпытать информацию о Владе? Милена внимательно посмотрела на меня. – Зоя, – сказала она, – прошу тебя, если ты когда-нибудь почувствуешь страх за свою подругу, за других ребят в этой группе, за саму себя… Если вам будет угрожать какая-либо опасность, не оставайся со своим страхом наедине, расскажи о нем Тенгизу, Фридочке, мне, кому угодно, только не скрывай. Ваши родители далеко. Кроме нас, некому вас оберегать. Нет ничего благородного в скрытности. Нет ничего взрослого в недоверии. В умении доверять и просить о помощи заключается… – Понятно, – перебила я этот выспренний монолог, – вы уже успели забыть, как это – быть в нашем возрасте. И еще не успели родить своих детей. Глава 13 Восьмая заповедь Однажды вечером, когда уже стемнело и я вернулась в комнату после пробного урока по бальным танцам в спортзале Деревни, в итоге которого тренер сообщила, что работать со мной теоретически можно, но акробатические поддержки навсегда выбили из моего тела грацию, и я осознала наконец, что мечту стать балериной стоит забросить, и решила встать на путь реализма, – я поняла, что на моей бывшей кровати лежит не одно, а два тела. Под махровой простыней, которую Аннабелле прислали посылкой из Ленинграда вместе с коробкой конфет и свитером из ангоры, тела шевелились и издавали пыхтящие звуки. Смутившись не на шутку, я уже собралась закрыть дверь и тактично покинуть помещение, но тут услышала: – Нет… подожди… не так… я не уверена… – Ну че ты ломаешься, солнце? – Несмотря на хрипение, я узнала голос Арта. – Давай… – Не сейчас… лучше потом… – неуверенно сопротивлялась Аннабелла. – Не потом… ты меня сама позвала… я уже… Не дергайся, заяц. – Но может быть… нам не стоит… – Тебе будет хорошо, я быстро. – Но я не совсем готова… – Блин, ты что, этот пояс запаяла? – Арт… – Помоги расстегнуть! – Может, не надо? Тут я впервые поняла, что законы вовсе не облегчают человеку жизнь, а очень даже наоборот, потому что часто происходит так, что два разных правила вступают в противоречие, и тогда сложно выбрать, какому из них следовать. Раздираемая между шестой заповедью, которая запрещала нам приглашать в комнату чужаков и которую Аннабелла нарушила, за что должна была понести справедливое наказание, и восьмой, что требовала от нас защищать друг друга при любых обстоятельствах, я все же выбрала следовать последней, когда Арт повысил голос: – Может, хватит разыгрывать целку? Мы не в театре. Впрочем, на самом деле я ничего не выбирала – заповедь сама выбрала меня. Я сперва захлопнула дверь, чтобы не подставлять Аннабеллу, а потом щелкнула выключателем, содрала простыню с верхнего тела и громко воскликнула: – Вон отсюда, урод моральный! Аннабелла отползла к стене, Арт вскинулся, схватился за спущенные штаны, захлопал глазами, ослепленный внезапным светом, и тут увидел меня. Это почему-то его успокоило, и он даже забросил попытки натянуть футболку и отшвырнул ее на пол. – А, это ты, как тебя там. Исчезни и вернись через десять минут. От такого хамства у меня перехватило дыхание. – Собирай свои манатки и вали, дегенерат! – Ты че, охренела? – Правильные черты лица Арта исказились. – Я не понял, ты купила эту комнату? Закройся в туалете и сиди там, если тебе что-то не нравится. От гнева меня так сильно колотило, что думала, я упаду. Но я взяла себя в руки. – Если ты сейчас же не сгинешь, я вызову мадрихов. – Не надо мадрихов! – тихо вскрикнула Влада. – Пожалуйста, не надо! Я буду все отрицать! Тут я заметила, что она все еще была полностью одета, если не считать расстегнутого пояса. Каре растрепалось, и на лице у нее образовалось очень детское выражение, как будто она забыла дорогу из садика домой или потерялась на площадке. – Крыса, – процедил сквозь зубы Арт. – Мадрихов она позовет. Мадрихи скажут мне “ну-ну-ну”, папа им позвонит – и делов. А вся группа узнает, что ты стукачка. Я тебе сделаю черную жизнь, мало не покажется. Через неделю сбежишь к мамочке. Честное слово, я не знаю, откуда у меня взялась храбрость, но я ее и не искала, она тоже сама меня нашла, и я стала лихорадочно выкрикивать все ругательства, известные мне из литературы и кино: – Ты паскуда, скотина, кретин и мудак, Артем Батькович. Ложи себе в уши мои слова, каналья: я таких поцев, как ты, в подворотнях на Молдаванке мочила кастетом. Так шо не говори мне за группу, я плевала на группу. Попробуй меня или я сделаю из тебя лужу! Арт с большим недоумением на меня посмотрел, а Аннабелла очень громко и очень звонко рассмеялась. – Она шизанутая? – спросил скотина и козел. – Есть немного, – улыбнулась Аннабелла, приглаживая каре, и снова стала взрослой и опытной. – Она слишком много читает. Не обращай внимания. Давай ты сейчас уйдешь, солнышко, Алена все равно тоже скоро вернется, а мы увидимся завтра, за завтраком. Хорошо? – Окей, – сказал Арт. – Я пошел делать математику. Натянул наконец футболку и ковбойские сапоги. Склонился над Аннабеллой, и они очень долго и очень взасос целовались. – Пока, шиза, – бросил он мне и повертел пальцем у виска.