– Когда днем? Где? – Не знаю когда. И куда идти, не знаю. Сижу, понять ничего не могу, кто я такой, что здесь делаю. – Где китель? – Китель?.. А-а, китель!.. Что такое китель, знаю, а кто я сам такой… – Стенькин Вячеслав Павлович из станицы Пшеничной. – А вы сами кто будете? – Участковый, майор Фомин. – У майора одна звезда, да? – Стенькин ткнул себя пальцем в плечо, туда, где должен находиться погон. – Одна. – А у меня три было, – сказал Слава, с надеждой глянув на Леру. Вдруг она признает в нем полковника, вдруг восхитится им. Но Лера уже занималась своими делами, предоставив парня Родиону. Только посматривала за Славой иногда – как за своим пациентом. – Ты не полковник, – разочаровал Славу Фомин. Форму полковника Следственного комитета Стенькин мог раздобыть в этих местах у одного только человека – Варшавина. Возможно, украл у него или одолжил. – Да я тоже думаю… – Кто такой Варшавин, ты знаешь? – спросил Родион. Лера кивнула, глянув на него. Ну, конечно, если полковник, то Варшавин, как она сразу не догадалась?.. А о том, что Варшавин снова раскинул сети, она уже знала, Родион ей говорил. Якорь яхты Варшавин бросил неподалеку от хутора у железнодорожного моста. На хуторе всего три дома, зато причал длинный и, главное, у берега глубоко, именно то, что нужно. Варшавин еще место под стоянку искал, а Родион уже знал о его появлении. И под наблюдение взял. Варшавин не спешил наводить мосты к Лере. Бросил якорь, снял дом на хуторе, из Москвы ему пригнали машину, вчера его видели в станице, вроде как с Майей разговаривал, заигрывал с ней. Может, на нее глаз положил, но, скорее всего, это какой-то хитрый ход с его стороны. И у мужчин в ходу такой прием, и у женщин – заигрывать с одним, чтобы заинтриговать другого. – Не знаю. – А Майя Туманова кто? Лера задержала взгляд на Родионе. Майя бегала за Фоминым как влюбленная дура, и, конечно же, Варшавин знал об этом. И Леру просветил, без всякого зазрения совести, приврав об ответных чувствах со стороны Родиона. Лера ему не поверила – и правильно сделала, но осадок в душе остался. – Не помню, – пожал плечами Стенькин. – Сейчас она Гуляева. Замуж за Семена Гуляева вышла, знаешь такого? – Да нет. – А то, что ты в Майю влюблен, помнишь? Она уже замужем была, а ты к ней все клеился. Игнат с топором на тебя бросался? Помнишь? – Семен? Гуляев? – задумчиво сказал Стенькин. – Вспомнил? – Нет… Плохо мне что-то, голова кружится. Слава заваливался набок медленно, Лера успела подложить ему под голову подушку. – Где ты под кустом очнулся? – На повороте, – пробормотал Слава, закрывая глаза. – На каком повороте? – А два дома там, один из красного кирпича, другой из белого. И поля, поля… Родион кивнул, озадаченно глядя на Стенькина. От райцентра в сторону железнодорожного моста тянулась хорошая, асфальтированная дорога. В Пшеничную с нее сворачивали две дороги, одна гладкая, асфальтная, пересекающая центр станицы, другая грунтовая, в колдобинах. Грунтовая дорога проходила рядом с домом Тумановых и вдоль реки тянулась до самой станицы. На перекрестке шоссе и этой грунтовки стояли два дома, один из белого кирпича, другой из красного. А с шоссе, проехав еще пять-шесть километров, можно было свернуть и на хутор у железнодорожного моста. Возможно, там на хуторе Стенькина и стукнули. Родион даже догадывался, кто мог это сделать. Лера нервничала. Стенькин терял сознание, возможно, это признак предсмертного состояния, а помочь она ему не могла. Рану обработать, снимок рентгеновский сделать, капельницу поставить, таблетку дать, это пожалуйста, но мало. Возможно, Стенькина могла спасти только срочная операция. А в районной больнице нейрохирурга нет, больного нужно везти в область. А может, и в Москву. – Я знаю, что делать, – в раздумье проговорил Родион. А ведь он мог организовать Стенькину вертолет до самой Москвы и даже консилиум лучших нейрохирургов собрать. Скорее всего, овчинка не стоила выделки, но тем не менее он отправился в путь. Яхта Варшавина прошла мимо Верховерской совсем недавно, возможно, судно встало на якорь напротив дома Туманова, красуясь перед Майей. Но, как оказалось, яхта пошла дальше, к своей стоянке у железнодорожного моста. Родион уже подъехал к причалу, а яхта еще маячила вдалеке. У причала стучал молотком жилистый мужичок, от сильного загара похожий на сушеную мумию. Он сноровисто снимал старые доски и сразу же настил взамен новые. Мужчина и без того торопился, но, увидев яхту, застучал молотком еще быстрей. – Не помешаю? – спросил Родион. – Помешаешь, – глянув на яхту, мотнул головой мужчина. – Под яхту причал обновляешь? – Тебе какое дело? – Участковый уполномоченный майор Фомин. – И что? – Загорелый остановился, быстро глянул на Родиона. – Звонок был, под причалом бомба. Срочная эвакуация. – Да мне тут совсем немного осталось! – Ну так работай. – А бомба? – Может, и нет никакой бомбы. Но будешь плохо себя вести, эвакуирую. Право имею. – А-а! – Жилистый отложил в сторону молоток, взялся за гвоздодер. – Под яхту причал готовишь? Родион повернул голову к ближайшему дому, возле которого под навесом стоял GLE Варшавина. Машина на месте, на выезде – яхта. – Да. – А дом под машину кто сдает? – Я сдаю. – Твой дом? – Мой. – Варшавин только машину у тебя держит или у него в доме еще и вещи? – Варшавин? – Хозяин яхты. – Насчет вещей не знаю… – Мужичок поднатужился, сорвал доску и с досады крякнул. Трухлявая доска лопнула вдоль, гвозди остались в балке, вытаскивай их теперь. – А машину да, ставит. И Леон там его живет. – Это кто? – Леонид, его помощник… – А этого знаешь? Славу Стенькина Родион сфотографировал еще в начале лета. К дому Туманова, было дело, подкрадывались темные люди из Москвы, хозяин подумал, что это Славка, спустил на него собаку. Берту нашли утром с отрубленной головой, Туманов нашел Стенькина, избил его, вынудив Родиона вмешаться. Тогда Слава в кадр и попал. А сейчас Фомин вывел на экран своего смартфона его снимок. Мужчина смотрел на Стенькина, одновременно выдергивая гвоздь из балки. – Ну видел.