Я расхохоталась. Значит, мне предстоит снова сотрудничать с "Калифорния фиделити". 2 Между посадкой моего местного рейса в аэропорту Лос-Анджелеса и отправлением самолета авиакомпании "Мексикана" в Кабо-Сан-Лукас оказалось три часа. Мак снабдил меня в дорогу папкой, в которой были собраны газетные вырезки по поводу исчезновения Джаффе и всех тех событий, что последовали после этого. В моем распоряжении было много времени, я устроилась в зальчике одного из баров аэропорта и, потягивая "Маргариту", принялась просматривать материалы. Почему бы, в конце концов, не узнать что-то для себя новое и не проникнуться духом всей этой истории? Возле ног у меня стояла собранная в лихорадочной спешке спортивная сумка, где, помимо прочего, лежали фотоаппарат, бинокль и видеокамера, которую я себе преподнесла как подарок к собственному тридцатичетырехлетию. Мне нравилось, что предстоящая поездка носит такой неожиданный и импровизированный характер, да и вообще в путешествиях как-то по-иному, более обостренно воспринимаешь самого себя. Сейчас во мне уже начинало просыпаться это ощущение. Вместе с моей подругой Верой мы в последнее время занялись испанским на языковых курсах для взрослых, организованных в Санта-Терезе. Но пока что изъясняться могли только в настоящем времени, короткими, по большей части повествовательными, а в практическом отношении почти бесполезными, фразами. Если вдруг, например, по деревьям расселись бы черные кошки, мы с Верой могли бы обменяться по этому поводу парой фраз: "Muchos gatos negros estan en los a'rboles, si? Si, muchos gatos"[4]. Я надеялась, что предстоявшая поездка, на худой конец, позволит мне немного попрактиковаться в языке. Вместе с вырезками Мак вложил в папку и несколько черно-белых фотографий размером двенадцать на восемнадцать, где Джаффе был заснят на различных мероприятиях: на вернисажах, собраниях по сбору средств на ведение политических кампаний, на благотворительных акциях. Если судить по событиям, на которых ему доводилось присутствовать. Джаффе явно принадлежал к кругу избранных – красивый, отлично одетый, на каждом снимке он неизменно находился в центре группы. Нередко, однако, его изображение оказывалось размыто, как будто он отвернулся или попытался выйти из кадра в тот самый момент, когда уже щелкал затвор фотоаппарата. Интересно, подумала я, неужели Венделл уже тогда подсознательно стремился не попадать на снимки? На фотографиях он выглядел лет на пятьдесят пять. Высокий и массивный, с седыми волосами, широкоскулый, с выдающимся вперед подбородком и крупным носом. Он производил впечатление спокойного, уверенного в себе человека, которого не очень-то волнует, что могут подумать о нем другие. Интересно, мог ли Джаффе внутренне измениться, переродиться, перевоплотиться в кого-то другого? Пытаясь ответить себе на этот вопрос, я, как ни странно, испытала какой-то прилив симпатии к этому человеку. Сама я по натуре врунишка, и возможность перевоплощения всегда привлекала меня. Есть нечто романтически-манящее в том, чтобы сбросить с себя одну жизнь и войти совсем в другую – подобно тому, как перевоплощается актер, играя разные роли. Не так давно я вела одно дело, в ходе которого узнала про такой случай: человек, осужденный за убийство, сумел бежать с тюремных работ, а потом и перевоплотиться в совершенно другую личность. Ему удалось освободиться не только от своего прошлого, но и скрыть малейшие следы, какие оставляют в душе, манере поведения человека преступление, приговор и тюрьма. Он завел себе новую семью, устроился на хорошую работу. Стал пользоваться уважением на новом месте жительства. Возможно, так бы все и продолжалось до сих пор, но спустя семнадцать лет после побега случайная ошибка в решении суда, по совсем другому делу, завершила этот эксперимент неожиданным арестом. Да, прошлое умеет нам мстить. Я посмотрела на часы: пора было собираться на посадку. Я сложила бумаги обратно в папку, подхватила свою спортивную сумку и зашагала через весь аэропорт, минуя пункт контроля и длинный коридор, к тому выходу, от которого должен был отправляться мой рейс. Одно из непреложных правил такого рода поездок заключается в том, что нужный вам вход или выход всегда находится в самом противоположном конце аэровокзала, особенно если при вас тяжелый чемодан или вам жмут туфли. Добравшись до нужного места, я села среди других пассажиров и принялась массировать ногу в ожидании, пока нас пригласят на посадку. Оказавшись в самолете, я забросила вещи наверх, уселась и вытащила глянцевый проспект гостиницы, который Мак сунул в конверт вместе с моими билетами и документами. Помимо всех необходимых билетов, Мак забронировал мне также номер в гостинице того самого курортного городка, где видели Венделла Джаффе. Я сомневалась, что Венделл все еще там, но кто я в конце концов такая, чтобы отказываться от возможности бесплатного отдыха? Судя по обложке проспекта, гостиница "Хасьенда гранде де Вьенто-Негро" представляла собой трехэтажное здание, позади него виднелась длинная темная полоска песчаного пляжа. Реклама под снимком громогласно извещала, что гостиница располагает рестораном, двумя барами, плавательным бассейном с подогревом воды, теннисными кортами, а предоставляемые ею услуги включают подводную охоту, морскую рыбалку, экскурсию по городу и по прибытии бесплатные коктейли всем клиентам. Женщина, сидевшая рядом, тоже старалась прочитать проспект, заглядывая мне через плечо. Я старательно отгораживалась, словно мы во что-то играли и она могла меня обмануть. На первый взгляд любопытствующей было за сорок, очень худая, загорелая, холеная. Черные волосы собраны в косу и уложены пучком, одета в черный брючный костюм, под которым виднелась длинная светло-коричневая безрукавка. На лице – ни следа косметики. – Направляетесь во Вьенто-Негро? – спросила она. – Да. А вы знаете это место? – Знаю, и искренне надеюсь, что вы не станете останавливаться там. – С легкой гримасой отвращения соседка жестом показала на проспект. – А что там не так? На мой взгляд, неплохое место. Женщина поводила языком во рту, словно ощупывая десны. Потом слегка нахмурилась. – Ваши деньги, вам и решать. – Вообще-то это не мои деньги. Я еду по делам, – t проговорила я. Соседка молча кивнула, мои слова явно не убедили ее. Она взялась за журнал и слегка отвернулась, показывая, что не хочет вмешиваться в чужие дела. Минуту спустя я увидела, как она что-то тихо говорит мужчине, сидевшему у окна, с другой от нее стороны. Из ноздри соседа торчала скрученная бумажная салфетка: в самолете перед взлетом повышается давление, и видимо, у мужчины пошла из-за этого кровь. Кончик салфетки напоминал толстую цигарку-самокрутку. Мужчина немного подался вперед, чтобы получше разглядеть меня. – Нет, правда, – я снова переключилась на свою попутчицу. – В чем там дело? – Я уверена, там все в порядке, – ответила она слабым голосом. – Смотря как вы относитесь к грязи, сырости и насекомым, – вмешался ее спутник. Я расхохоталась, в полной уверенности, что они шутят. Ни один из них даже не улыбнулся. * * * Слишком поздно я выяснила, что слова "viento negro" означают "черный ветер" и абсолютно точно описывают потоки темного вулканического пепла, который каждый вечер поднимается вихрем с пляжа. Гостиница оказалась скромным, П-образным зданием абрикосово-желтого цвета, с маленькими балкончиками по фасаду. К перилам балконов, в шахматном порядке, были прикреплены цветочные ящики, из которых розовым и красным водопадом ниспадала цветущая бугенвиллея. Мой номер представлял собой чистую, но несколько убого обставленную комнату с окном на восток, на Калифорнийский залив. На протяжении двух дней я болталась по гостинице и по Вьенто-Негро, стараясь обнаружить кого-нибудь, кто хотя бы отдаленно напоминал лицо Венделла Джаффе на фотографиях пятилетней давности. Если бы все мои старания закончились полной неудачей, я, конечно, могла бы попытаться расспросить обслуживающий персонал гостиницы на своем птичьем испанском языке, однако опасалась, что кто-либо из них может передать Джаффе, что им интересуются. Разумеется, при условии, что тот действительно обитал в этом городке. Я подолгу болталась возле плавательного бассейна, околачивалась в вестибюле гостиницы, часто ездила гостиничным микроавтобусом-"челноком" в город. Я перебывала во всех местах, какие обычно посещают тут туристы: любовалась заходом солнца с борта прогулочного катера, съездила на морскую рыбалку, погоняла вверх и вниз по пыльным холмам на тряском вездеходе, после чего у меня долго болела отбитая задница. Я заглядывала в две другие имевшиеся в городке гостиницы, заходила во все местные рестораны и бары. Побывала в ночном клубе своей гостиницы, на всех дискотеках и во всех магазинах города. Нигде не было и признаков Джаффе. Наконец мне удалось дозвониться Маку домой и проинформировать о результатах моих усилий: – На все это уходит прорва денег, а он, возможно, уже вообще уехал отсюда... конечно, надо думать, что твой приятель действительно видел тут Венделла Джаффе, а не кого-то другого. – Дик клянется, что это был именно он. – И Дик узнал его спустя пять лет? – Слушай, побудь там и поищи его еще пару дней. Если до конца недели он не объявится, можешь возвращаться домой. – С удовольствием побуду. Я просто хочу тебя предупредить, что могу вернуться ни с чем. – Я понимаю. Но пока продолжай поиски. – Как скажешь. Ты начальник, – ответила я. Мне уже начал нравиться этот городок, его можно было пересечь из конца в конец на такси по пыльной узкой дороге за десять минут. Большая часть новостроек, которые мне довелось тут видеть, находились в незавершенном состоянии. Разбросанные по земле блоки из пемзы, трубы, брусья и другие строительные материалы зарастали травой. Когда-то прекрасный вид на залив теперь загораживали многоэтажные дома, а улицы кишели детьми, торговавшими разной мелочью. Бродячие собаки дремали на солнце, удобно развалившись на тротуарах в полной уверенности, что никак не пострадают от местных жителей. Выходящие на главную улицу фасады магазинчиков были выкрашены в резкие голубые, желтые, ярко-красные и зеленые тона, такие же броские и кричащие, как тропические цветы. Рекламные щиты, предлагавшие все – от фотопленки "Фудзи" до недвижимости в США, наглядно свидетельствовали о внушительном присутствии здесь самых разнообразных иностранных коммерческих интересов. Большинство припаркованных машин стояли, наполовину заехав на тротуары, и судя по их номерам, туристы добирались сюда даже из такого далекого от этих мест штата, как Оклахома. Местные торговцы отличались вежливостью и терпеливо пытались понять мой ломаный испанский. Не было заметно ни малейших признаков того, что в этом городке существуют преступность или уличное хулиганство. Вся жизнь здесь слишком зависела от заезжих американцев, чтобы баловаться такого рода вещами. Однако товары в магазинах были скверного качества и при этом слишком дороги, а рестораны, судя по ценам, исключительно второразрядными. Я продолжала заниматься тем, что без устали бродила с места на место, всматриваясь в прохожих и стараясь отыскать среди них Венделла Джаффе или его двойника. В среду после обеда – шел уже третий день моего пребывания в Мексике – я наконец решила прервать эти поиски и устроилась возле плавательного бассейна, предварительно покрыв себя толстым слоем крема для загара, от чего кожа моя заблестела и стала благоухать, как свежеиспеченное кокосовое печенье. Я облачилась в выцветшее черное бикини, нахально выставив на всеобщее обозрение тело, покрытое шрамами от пуль и прочих ранений, доставшихся на мою долю за долгие годы работы. Уже не раз многие высказывали мне беспокойство по поводу моего здоровья. Совсем недавно я воспользовалась мазью, имитирующей загар, чтобы избавиться от зимней бледности, поэтому сейчас кожа была несколько оранжеватого оттенка. Разумеется, какие-то места при этом я намазала лучше, какие-то хуже, и потому на лодыжках у меня образовались странные темноватые пятна, как при гепатите. Прикрыв лицо широкополой соломенной шляпой, я лежала, стараясь не думать о том, что под обожженными коленками наверняка выступают капельки пота. Лежать и загорать – скучнейшее времяпрепровождение, какое только можно придумать. С другой стороны, хорошо, что тут я отрезана от телефонов и телевизора и не имею ни малейшего представления о том, что происходит в мире. Наверное, я на какое-то время задремала, потому что очнулась от шума перелистываемой газеты и довольно громкого разговора по-испански, который вела между собой пара, расположившаяся на шезлонгах справа от меня. Для того, кто знает этот язык в таком же объеме, как и я, беседа на испанском звучит примерно так: "Бу-бу-бу... но... бу-бу-бу... потому что... бу-бу-бу... там". Женщина, говорившая с явно американским акцентом, несколько раз упомянув Пердидо, небольшой калифорнийский городок милях в тридцати к югу от Санта-Терезы. Я мгновенно насторожилась, и начала было потихоньку приподнимать поля шляпы, чтобы рассмотреть эту женщину, как вдруг ее спутник разразился потоком испанских фраз. Я продолжала осторожно двигать край шляпы, пока не увидела говорившего. Черт побери, не иначе как сам Джаффе! Явное сходство, особенно если сделать скидку на возраст и на пластическую операцию. Конечно, человек этот не был абсолютным двойником того Венделла Джаффе на фотографиях. Но все-таки очень походил на него: возрастом, телосложением, посадкой головы, всей манерой держаться – теми признаками, относительно которых человек не задумывается и не подозревает насколько точно они его характеризуют. Мужчина просматривал газету, взгляд его быстро перебегал с одной колонки на другую. Он, видимо, почувствовал, что я за ним наблюдаю, и бросил осторожный взгляд в моем направлении. На какое-то мгновение наши взгляды встретились, женщина тем временем продолжала трещать. На его лице отразились смешанные чувства, он тронул женщину за руку и глазами предупреждающе показал ей на меня. Их разговор на какое-то время стих. Мне понравилась эта параноидальная реакция. Она многое говорила о его душевном состоянии. Я незаметно опустила свое соломенное укрытие на прежнее место и спряталась в его глубинах, замерев и ожидая, что внимание мужчины переключится на что-то другое. Черт возьми, такой момент, а у меня нет с собой фотоаппарата! Я ругала себя последними словами. Затем села, достала из сумки книжку, раскрыла ее где-то на середине, стряхнула с ноги воображаемое насекомое и совершенно безразлично (как я надеялась) огляделась вокруг. Пара возобновила прерванную беседу, но теперь они говорили вполголоса. Я тем временем мысленно сравнивала мужчину с теми фотографиями, что лежали в моей папке. Его выдавали глаза: темные, глубоко сидящие под платиново-седыми бровями. Я перевела взгляд на женщину и принялась изучать ее. Нет, я почти не сомневалась, что раньше никогда ее не видела. Дамочка была очень маленького роста, смуглая, сильно – до цвета полированного орехового дерева – загоревшая, чуть больше сорока. Груди у нее напоминали массивные пресс-папье, которые с трудом удерживались маленькими веревочными петлями купальника. Судя по тому, как на ней сидело бикини, природа не обделила ее и задом. Я устроилась поудобнее в шезлонге, чуть приспустив шляпу на глаза, и принялась бесстыдно наблюдать за разгоравшимся конфликтом. Пара говорила между собой по-испански. По тону было похоже, что беседа постепенно переходила от обсуждения какого-то беспокоящего их вопроса к энергичному спору. Вскоре женщина оборвала этот спор, погрузившись в то обиженное молчание, пробить которое не способен, по-видимому, ни один мужчина. Все оставшееся время они пролежали рядом, каждый в своем шезлонге, практически не разговаривая. Мне страшно хотелось сделать несколько снимков. Дважды я уже готова была вскочить и сбегать к себе в номер за аппаратом, но потом решила, что могу показаться странной, если уйду и тут же вернусь с фотоаппаратурой. Лучше не торопить события и ничего сейчас не предпринимать. Эти двое явно живут здесь, в гостинице, и маловероятно, чтобы сейчас, когда день уже близился к вечеру, они собирались уезжать. Завтра я смогу их сфотографировать. А сегодня пусть привыкают к моему присутствию. В пять часов вечера листья пальм громко захлопали от начавшегося ветра, а на пляже стали подниматься и закручиваться в спирали тучи черной пыли. Кожа у меня мгновенно покрылась этой тонкой и мягкой, как тальк, пылью. На зубах заскрипело, глаза почти сразу же заслезились. Лежавшие вокруг немногочисленные постояльцы гостиницы принялись торопливо покидать пляж. По опыту я знала, что эти пылевые вихри прекратятся, как только солнце начнет клониться к закату. Но пока даже мальчик, работавший в пункте проката пляжных принадлежностей, закрыл свой киоск и поспешил где-то укрыться. Мужчина, за которым я наблюдала, поднялся на ноги. Его спутница помахала перед лицом рукой, словно отгоняя комаров. Низко наклоняя голову, чтобы песчинки не попадали в глаза, она собрала вещи. Потом что-то сказала мужчине по-испански и быстрым шагом направилась к гостинице. Ее спутник был совершенно спокоен, резкая перемена погоды явно не вывела его из равновесия. Он не спеша сложил полотенца. Потом закрутил колпачок на тюбике с кремом для загара, загрузил в пляжную сумку всякие мелочи и лениво зашагал вслед за женщиной к гостинице. У меня сложилось впечатление, что он вовсе не стремился догонять ее. Возможно, он принадлежал к числу тех людей, которые стараются уклоняться от ссор. Я дала ему отойти подальше, потом побросала свои вещи в пляжную сумку и побежала к гостинице. Я вошла в вестибюль нижнего этажа, обычно открытый не только для постояльцев гостиницы, но и для всех посетителей. Там перед телевизором стояло несколько диванчиков, обитых ярким материалом. В разных местах группировались кресла, чтобы желающие могли уединяться для беседы. Все пространство над вестибюлем было открыто до самого потолка, чуть ниже его ограждали перила вестибюля верхнего этажа, где размешался администратор. Моей пары нигде не было видно. Бармен запирал высокие деревянные ставни, спасая свое заведение от этого жаркого, жалящего ветра. Бар сразу же погрузился в искусственный полумрак. Я поднялась по широкой, великолепной лестнице наверх и свернула влево, чтобы проверить расположенный там главный вестибюль гостиницы. На всякий случай дошла до выхода из гостиницы: вдруг эти двое сейчас на стоянке или остановились еще где-то. Но снаружи никого не было, усиливающийся ветер загнал всех в помещение. Я вернулась к лифтам и поднялась к себе в номер. Когда я запирала ведущую на балкон раздвижную дверь, песок уже стучал по стеклу, словно внезапный летний ливень. Мир за окном погрузился в странные, как будто синтетические сумерки. Венделл и та женщина были сейчас где-то в гостинице, возможно, как и я, отсиживались в своем номере. Я вытащила свою книжку, забралась под выцветшее хлопчатобумажное покрывало и читала до тех пор, пока глаза у меня сами не закрылись. Ровно в шесть вечера я вдруг внезапно проснулась. Ветер стих, а измученный кондиционер охладил воздух в комнате настолько, что теперь здесь стало даже зябко. Солнце клонилось к закату, и его отраженные лучи окрашивали стены номера в бледно-золотистые тона спелой кукурузы. Слышно было, как снаружи обслуживающий персонал готовится начать обычную ежевечернюю уборку. Пройдет немного времени, и все дорожки и лужайки вокруг гостиницы будут расчищены, а черный песок отвезут обратно на пляж. Я приняла душ и переоделась. Потом кратчайшим путем спустилась вниз и в очередной раз принялась осматривать все закоулки гостиницы, надеясь снова увидеть ту пару. Зашла в ресторан, в оба бара, во внутренний дворик, выглянула на улицу. Возможно, они еще спали или решили поужинать у себя в номере, а, может, взяли такси и отправились перекусить в город. Закончив поиски, я поймала такси и поехала во Вьенто-Негро. Город в этот час только начинал оживать. Заходящее солнце на какое-то время вызолотило идущие вдоль улиц телефонные провода. Воздух был еще густо напоен дневным зноем и пронизан сухим ароматом чапаррели. Единственное, что свидетельствовало о близости залива, был слабый, несколько отдающий серой, запах мокрых свай причала и потрошенной рыбы. В одном из уличных кафе я нашла свободный двухместный столик с видом на полузаброшенную стройплощадку. Пейзаж из заросших бурьяном блоков и проржавевших ограждений никак не портил мне аппетит. Сидя на разболтанном складном металлическом стуле, я брала с бумажной тарелки отварные креветки, чистила их, макала в острый соус и отправляла в рот, подбирая вилкой рис с черными бобами и заедая все это мягкой кукурузной лепешкой. Из динамиков, висевших прямо над моей головой, неслась музыка, громкая, не мелодичная, а какая-то механическая и нервная. Пиво было холодное, как лед, а еда хотя и неприхотливая, но дешевая и сытная. Назад в гостиницу я вернулась в двадцать тридцать пять. Снова осмотрела вестибюль, заглянула в ресторан и в бары. Ни Венделла, ни его спутницы не было. Расспрашивать о нем у администратора не имело смысла, потому что наверняка Джаффе зарегистрировался под другим именем. Мне оставалось только надеяться, что они не съехали из гостиницы. Около часа я металась по гостинице, а потом уселась на одном из диванчиков в вестибюле, поближе ко входу. Порывшись в сумочке, я снова извлекла свою книжку, так и просидела далеко заполночь, читая ее краем глаза. Наконец мне это надоело, и я поднялась к себе в номер. Можно не сомневаться, что к утру эти двое объявятся. Тогда, вероятно, мне удастся выяснить имя, под которым теперь живет Венделл. Я не очень ясно представляла себе, что мне это даст, но была совершенно уверена, что для Мака такая информация представит интерес. 3 Наутро я поднялась в шесть часов, чтобы совершить пробежку по пляжу. На следующий же день после своего приезда я засекла по времени отрезки по полторы мили в ту и другую стороны вдоль пляжа. Теперь я сократила каждое "плечо" до четверти мили с тем, чтобы постоянно держать гостиницу в поле зрения. Я надеялась, что увижу эту пару на террасе над бассейном. Мне по-прежнему не давала покоя мысль, что они вообще уехали накануне вечером. Хотя это и было маловероятным. После пробежки я вернулась в номер, быстро приняла душ и оделась. Потом зарядила фотоаппарат, повесила его на шею и направилась на примыкавший к верхнему вестибюлю балкон, где подавали завтрак. Я устроилась возле самой двери, положив фотоаппарат на соседний стул. Делая заказ – кофе, сок и пшеничные хлопья, – не сводила глаз с лифта. Я растянула процесс завтрака, насколько это было возможно, но ни Венделл, ни женщина так и не появились. Я подписала чек, взяла камеру и спустилась к бассейну. Здесь уже был кое-кто из обитателей гостиницы. Стайка подростков развлекалась, спихивая друг друга в воду, пара молодоженов играла во дворе в пинг-понг. Я обошла по улице вокруг дома, снова вошла в здание и, миновав бар в нижнем вестибюле, стала подниматься по лестнице. Беспокойство мое возрастало. Тут-то я ее и заметила. Она стояла возле дверей лифта, держа в каждой руке по паре газет. Ее явно никто не предупредил, что лифты тут ходят чрезвычайно медленно. Она была еще не накрашена, темные волосы всклокочены со сна. Одета в махровый пляжный халат, свободно схваченный у талии поясом, на ногах "вьетнамки". Под халатом виднелся темно-синий купальник. Если бы они собирались сегодня уезжать, не думаю, чтобы она оделась с утра явно для бассейна. Женщина скосила глаза на камеру, однако постаралась не встречаться со мной взглядом. Я подошла и встала с ней рядом, подчеркнуто внимательно следя за тем, как загораются сигнальные лампочки, отмечая долгие остановки на каждом этаже. Наконец лифт спустился, двери открылись, несколько человек вышли. Я немного отступила, давая женщине возможность войти в лифт первой. Она нажала кнопку третьего этажа и только потом бросила на меня вопрошающий взгляд. – Ничего, мне тоже туда, – пробормотала я. Женщина сдержанно улыбнулась, не показывая никакого желания вступать в разговор. Ее худое лицо выглядело утомленным, темные круги под глазами свидетельствовали, что спалось ей сегодня ночью неважно. Кабина наполнилась мускусным запахом ее духов. Мы поднимались молча, а когда лифт остановился и двери раскрылись, я вежливо пропустила ее вперед. Моя попутчица вышла, повернула направо и, шлепая тапочками по плиткам пола, направилась в самый конец коридора. Я приостановилась, делая вид, будто ищу по карманам ключ. Мой номер располагался этажом ниже, но женщине было необязательно это знать. Однако моя мелкая хитрость оказалась совершенно излишней. Женщина дошла до триста двенадцатого номера, открыла его и вошла внутрь, так ни разу на меня и не оглянувшись. Было уже почти десять часов утра, и тележка горничной стояла в коридоре возле триста шестнадцатого номера. Дверь была открыта, постояльцы явно уехали, и комната пустовала. Я сразу же направилась назад к лифту, оттуда прямиком к дежурному администратору и попросила переселить меня в этот номер. Администратор был в высшей степени любезен и услужлив – возможно, потому, что гостиница стояла почти пустая. Комнату уберут и подготовят не раньше, чем через час, предупредил он, но я милостиво согласилась подождать. Там же в вестибюле, в сувенирной лавке я купила местную газету, издаваемую в Сан-Диего. Зажав газету под мышкой, я вернулась к себе в комнату, запихнула в спортивную сумку вещи – одежду, фотоаппарат, туфли, туалетные принадлежности, грязное белье. Потом, спустившись с сумкой в вестибюль, уселась там, – пока мне готовили новый номер, – не оставляя Венделлу возможности улизнуть. Когда я наконец поднялась в свой новый, триста шестнадцатый номер, было уже почти одиннадцать. Перед триста двенадцатым одиноко маячил выставленный в коридор после завтрака поднос с грязной посудой: недоеденные тосты, чашки из-под кофе. Пожалуй, подумала я, этим двоим не мешало бы включить в свое меню фрукты. Пока я разбирала сумку, дверь моей комнаты оставалась приоткрытой. Теперь я оказалась между номером Венделла Джаффе и всеми выходами, потому что и лестница и лифты были в одной стороне, через несколько номеров вправо от меня. Я полагала, что теперь он не сможет незаметно для меня покинуть гостиницу. И действительно, в двенадцать тридцать пять я увидела, как оба они, одетые для купания, направляются к лестнице. Я вышла с фотоаппаратом на балкон и стала дожидаться, когда пара покажется на дорожке тремя этажами ниже. Затем подняла аппарат и стала следить за ними в видоискатель, надеясь, что они остановятся где-нибудь в пределах досягаемости моей камеры. Они прошли мимо декоративной стенки, по которой густо расползлись ветки цветущей желтой розы – гибискуса, положили вещи на ближайший к стенке столик и начали располагаться. Когда они окончательно устроились и вытянулись на шезлонгах, подставив свои тела солнцу, оказалось, что цветущие кусты загораживали от меня все, кроме ног Венделла. Выждав еще немного, я тоже вышла к бассейну и почти всю оставшуюся часть дня провела в нескольких ярдах от этой пары. Бледные новоприбывшие занимались тем, что налаживали собственные мини-королевства, захватывая территорию и разрываясь между баром и бассейном. Я вообще замечаю, что на курортах люди стремятся занять некоторую территорию и потом каждый день твердо придерживаться ее. Быстро и стихийно устанавливается своеобразный порядок, при котором отдыхающие требуют, чтобы никто не занимал их место на пляже, их табурет в баре или же место за столиком в ресторане. Причем люди даже не замечают, насколько соответствует этот порядок тем скучным, надоевшим привычкам, которым они следуют дома. Понаблюдав за курортниками всего один день, я, пожалуй, могла бы уверенно предсказать, как они проведут весь свой отпуск. На мой взгляд, все они должны были вернуться к себе домой с легким удивлением от того, что поездка не принесла им того отдыха, на который они рассчитывали. Венделл и его спутница расположились через две компании от того места, какое они занимали накануне. Венделл снова принялся изучать газеты: одна была на английском языке, издаваемая в Сан-Диего, другая на испанском. Тот факт, что я разместилась поблизости, почти не привлек их внимания, я же старалась не встречаться взглядом ни с Венделлом, ни с его спутницей. Время от времени, как бы от нечего делать я что-либо снимала, делая вид, будто меня интересуют архитектурные детали, необычные ракурсы, морские пейзажи. Но стоило мне навести аппарат на что-нибудь в направлении пары, они это каким-то образом сразу же чувствовали и, подобно экзотическим формам морской жизни, тут же принимали защитные позы, как бы втягиваясь в раковину. Обед себе они заказали к бассейну. Я пожевала в баре привычные креветки с соусом, уткнувшись носом в журнал, а на самом деле не сводя глаз с моих подопечных. Потом снова взяла книжку и легла загорать. Время от времени я подходила к мелкому краю бассейна и мочила в воде ноги. Несмотря на июльскую жару, вода казалась очень холодной, и стоило только чуть-чуть – дюймов на шесть – опустить в нее ноги, как у меня перехватывало дыхание и возникало сильное желание завизжать. В общем, я не ослабляла бдительности до тех самых пор, пока не услышала, что Венделл договаривается насчет морской рыбалки на завтра. Если бы я была параноиком, то могла бы воспринять, эту новость как уловку, призванную прикрыть его очередное долгое исчезновение, но от кого и от чего понадобилось бы ему исчезать сейчас? Он обо мне не имел никакого представления, я же, со своей стороны, не дала Джаффе никаких оснований подозревать, что я знаю, кто он такой. Чтобы как-то убить время, я решила написать открытку Генри Питтсу, своему домовладельцу в Санта-Терезе. Генри восемьдесят четыре года, и он восхитителен, я его обожаю: высокий, стройный, с изумительно красивыми ногами. Он добродушен и очень умен, гораздо умнее многих моих знакомых, которые вдвое его моложе. Впоследнее время Генри пребывал в постоянном расстройстве, потому что Вильям, его старший брат, которому уже исполнилось восемьдесят шесть, по-старчески приударял за Рози, венгеркой, державшей таверну на нашей улице. Вильям приехал к нему из Мичигана (где жил постоянно) в начале декабря прошлого года, чтобы стряхнуть с себя состояние депрессии, охватившее его после того, как у него произошел сердечный приступ. Вильям и при самых благоприятных обстоятельствах был не подарок, но "схватка со смертью" (так он называл случившееся с ним) многократно усилила все его худшие черты и качества. Насколько я понимаю, другие братья Генри – Льюис (которому было уже восемьдесят семь), Чарли, (ему шел девяносто первый), Нелл (в декабре исполнилось девяносто четыре), – провели свободное и демократическое семейное голосование и, в отсутствие самого Генри, наградили его возможностью принять у себя Вильяма. Визит, первоначально планировавшийся на две недели, растянулся уже на семь месяцев, поэтому столь продолжительное и тесное общение начинало сказываться. Вильям, занятый лишь собой ипохондрик, чопорный, неуравновешенный и набожный, влюбился в мою приятельницу Рози – женщину властную, неврастеничную, кокетливую, своевольную, скаредную и не привыкшую лезть за словом в карман. Эту пару, наверное, и в самом деле подбирали на небесах. Любовь сделала их обоих довольно игривыми и шаловливыми. Бедный мой Генри чем дальше, тем тяжелее переносил все это. Мне же происходившее казалось милым и забавным, но со стороны, конечно, судить всегда легче.