Так. А это уже не просто тепло. Кабанья лапа сжимает мою попу! Совсем Пашка страх потерял. – Что ты в меня вцепился? – нападаю я на него. – Чтобы ты в бассейн не прыгнула. – Да не собиралась я никуда прыгать! – И не кричала, что прибьешь любого, кто обижает Кешеньку? – Не было такого! – совершенно искренне говорю я. Я что, правда так кричала? Не помню. Соня признается, что Кеша и тот смазливый подрались из-за нее. А у меня случайно вырывается: – Эх, а из-за меня так давно никто не дрался… – Я могу, – сразу отзывается Кабан. – Ну иди, дай кому-нибудь в табло. – Кому? – На твое усмотрение. – Сейчас дам. После этого заявления Пашу чуть не выводят охранники, заодно с моим внезапно ставшим буйным братом. Варлам всех успокаивает. И все его слушаются – как всегда. Даже я. Но я все-таки срываюсь на Пашке: – Почему ты до сих пор меня лапаешь?! – Помнишь, ты мне когда-то говорила: Кабанчик, ты еще маленький. Подрастешь – приходи. Так вот: я подрос! Все ржут. Чуть ли не полу валяются. Мне тоже очень смешно. Паша такой забавный! С ним легко и уютно. Как со старым другом. А, впрочем, они есть старый друг… И мы с ним почему-то держимся за руки. И куда-то идем. И оказываемся в какой-то уединенной беседке. И он уже меня целует… Как это получилось вообще?! Я не понимаю. – Паш, ты что творишь? – Хочу тебя, – выдыхает он мне в шею. А я это и без слов чувствую. Он, не скрываясь, прижимается ко мне своим огромным кабаньим достоинством. Нет, он точно охренел! Глава 3 Паша Я знал, что она будет на вечеринке. Потому и пошел. Еще и нарядился, как жених – костюм, галстук. В барбершоп зашел прямо перед выходом, чтобы быть совсем уж прилизанным и приглаженным. А не как обычно. Если честно, я даже на эпиляцию сходил. Что было, с одной стороны, очень самонадеянно. А с другой – предусмотрительно. Не хотелось бы, чтобы моя сексуальная кошечка заблудилась в непролазных зарослях жесткой кабаньей щетины. Я срываю галстук с шеи и сую его в карман. Душно до асфиксии. Но душит меня не галстук. Мне резко стали тесны мои элегантные стильные брюки. Потому что я смотрю на пару офигенных алых туфель. Выше даже не поднимаю глаз. Надо сначала отдышаться… Тонкие щиколотки. Маленькие пальчики с алым маникюром. Рот наполняется слюной. Я бы сейчас облизал каждый пальчик… Да, я фетишист. Мой фетиш – эта роскошная красотка в черном мини-платье и алых туфлях. Любая часть ее тела вызывает у меня дикое желание облизать ее. Да, я еще и маньяк… Передо мной та самая Багира, на которую я дрочил в жестком пубертате. Которую представлял в своих влажных и наивно-пошлых тинейдрежских мечтах. Увидел ее сейчас – и сразу снова ощутил себя прыщавым подростком. Неуверенным задротом с худыми плечами и огромным кадыком. Но, блин… я давно не такой! Кадык затерялся на фоне мощной шеи, плечи я раскачал, да и вся моя тушка отличается внушительными размерами. От того подростка во мне осталось только одно: голод. Дикий животный голод при виде этой сексуальной кошки. * * * – Хочу тебя. Я что, опять это вслух сказал? Да и пофиг. Намерений своих скрывать не собираюсь. Да и непросто сейчас их скрыть. Мои намерения упираются прямо в нежное и желанное. Моя ладонь на затылке Багиры. Второй рукой я крепко держу ее за талию и прижимаю к себе. Если сейчас ее колено резко дернется вверх, я могу лишиться возможности иметь потомство. Маруся горяча на расправу, когда ей что-то не нравится. Но сейчас не тот случай. Я чувствую, как она трепещет в моих руках. Она послушно шла за мной, держась за руку. Она смеялась в ответ на тот бред, который я нес. А я вообще не помню, что говорил! Все было как в тумане. Она. Моя. Рядом. Хочу! Я снова наклоняюсь и целую ее губы. Она дергается. Но колено не летит вверх. То ли я так крепко прижимаю ее к себе, что ей не хватает пространства для этого маневра. То ли она не хочет лишать нас возможности иметь потомство. И это очень разумно и предусмотрительно. И да. Детей я хочу только с ней. Я вообще все хочу только с ней. Понял это сегодня, как только ее увидел. Какие сладкие губы… Какая вкусная шейка… Ключицы такие хрупкие и изящные. А грудь… Я просто умер от восторга. Она прижимается ко мне. Я чувствую всю упругую прелесть и все нежное великолепие. Мои губы ползут в декольте… Но я возвращаю их обратно. К медовым, пухлым, мягким и желанным губам. Я отстраняюсь от Багиры. Она тяжело дышит. Ее грудь вздымается. Она смотрит на меня… мне нравится легкий испуг в ее глазах. Раньше я такое видел, только когда сажал на ее плечо паука. Бесстрашная Багира не боится ничего: ни ящериц, ни ужей, ни сушеных тараканов. Ее пугают только живые пауки с шевелящимися лапками. Ладно, может, сейчас это не испуг. Просто растярянность от моего внезапного напора. Она мне тоже нравится. Мне нравится вообще все. Как она смотрит. Как касается моего плеча кончиками пальцев, когда смеется. Как держит бокал шампанского своими длинными тонкими пальцами… Мля… меня всего сводит судорогой от желания, чтобы она прямо сейчас подержалась за кое-то другое. И чтобы ее губы оказались там же. А мои… Так. Спокойно. Вдох-выдох. Не нападаем сразу снова. Держим себя в руках. – Классно целуешься, – снисходительно произносит Маруся. Тоном училки, которая хвалит прилежного ученика. Ну-ну, давай. Строй из себя строгую доминантку. Мне нравится. Но я-то помню, как твой маленький язычок только что пугливо убегал от моего. И как ты возбужденно дышала, закрыв глаза и обмякнув в моих руках. Доминирую тут я. Но ты пока можешь поиграть в училку. – Я сейчас целовался, как девчонка, – говорю я. – Как это? – Аккуратно и нежно. Чтобы не напугать тебя. – Вау. Мне очень страшно. Как же ты целуешься по-настоящему? – Как мужик, – объясняю я. – Это когда засосал нормально, по-пацански, съел помаду, румяна, тушь… Маруся хохочет. А я продолжаю: – Это когда облапал все стратегически важные места и, пока доедал тушь, расстегнул лифчик. А потом ты очнулась после поцелуя – а я уже в тебе. Когда девушка смеется – это хорошо. Это значит, ты ей нравишься. Маруся над моими словами хохочет так, что вытирает слезы.