Двое молодых барсов — приятелей Истэчи — тащили мою колдунью. Лицо её было в синяках, но умытое, а волосы — заплетены в косы. Значит, эта дура сама выбралась из убежища и притащилась к нам! — Ну, ё… твою мать! — вырвалось у меня. — Евмать! — радостно повторил Истэчи. * * * *«Шалость удалась» — фраза из «Гарри Поттера». Чтобы превратить карту мародёров в пергамент, надо было коснуться ее волшебной палочкой и произнести: «Шалость удалась!». Глава 26 Шпионка и глаз — Вот! Шпионку поймали! — обрадованно доложил один из молодых барсов. Шасти выглядела растерянной, но не так уж и испугалась: ведь она видела меня, Истэчи и братьев. Я только сейчас сумел разглядеть её как следует: худенькую, но крепкую, с блестящими чёрными волосами и гордо вздёрнутым носом. Вот только лицо было трудно оценить на симпатичность из-за синяков и разбитого лба. Понял, что возраст оценил правильно — Шасти была ещё вздорным подростком, и кровь в её жилах бурлила. Она лучше отца знала, какую судьбу выбирать, а мне покорилась только потому, что оказалась в безвыходной ситуации. В прошлой жизни мне такое знакомство и не светило. Парнем я был замкнутым, увлечённым чисто мужскими игрушками. А в Шасти была куча этакой театральности школьных отличниц и активисток. — Отпустите девушку, — сказал я спокойно. — Это не шпионка. Это моя жена. Если бы я знал, что вызову этой простой фразой такое глубокое всеобщее обалдение, я бы молча отобрал у парней Шасти и увёл её с пепелища. Смысл такой реакции барсов дошёл до меня не сразу. Только когда я увидел растерянность даже на физиономии неунывающего Истэчи. Блин, — осенило меня! Это же воинский лагерь. Чужаков сюда приводить нельзя. Так просто не делается, не бывает. Юная колдунья могла попасть сюда только пленницей и шпионкой. И тогда отсюда — уже никак. Только в костёр или в пропасть. Вот почему Темир и Истэчи жались вчера к самому краю свежеобразовавшейся осыпи. Нет, они не были такими безбашенными, как мне подумалось! Они по краю обходили жилую, табуированную часть лагеря! Когда я привёл сюда детей и женщин своего рода, я уже нарушил все мыслимые и немыслимые правила и запреты. Но привести чужака? А потом сказать: стоп, пацаны — это моя жена? В общем, я ещё и правила нарушал неправильно. Одно дело тайком протащить шпионку. Все бы поняли, что я предатель и перевёртыш, и прибили обоих. А как понимать то, что я сделал? — Так это же ведьма! — обрадовался Ыйген. — Все видят её чёрные одежды! Это одежды колдунов терия Вердена! Её нужно отвести к пропасти! Пусть отправляется в нижний мир! Я нахмурился. Судя по лицам барсов — такое тоже было против правил. Ведь я же сказал: жена. И они мне верили. Ичин покачал головой и поднял руку, делая запрещающий жест. Но Ыйген больше не желал подчиняться шаману. — Ведьма должна умереть! — он стал орать и крутиться вокруг себя, чтобы увидеть лица всех барсов. — Разве можем мы пощадить ведьму? Отдайте её мне, если Ичин стал слаб! Я сам всё сделаю! Барсы растерянно молчали. Молчал и Ичин, растирая руку. Наверное, это было в его манере — тянуть с принятием решения. Но момент сейчас для раздумий был совершенно неподходящий. Решение мне подсказали удивлённые глаза Шасти. Пока барсы разглядывали её, она прицельно уставилась на Ыйгена. Потом пошарила глазами по талии, но сумочки не обнаружила и беспомощно оглянулась на меня. Я же отнял все её сокровища. И прицепил на пояс. Пришлось покачать головой: «Что за блажь?» Тогда Шасти глазами показала мне на Ыйгена и следом — на сумочку у меня на поясе. Я нахмурился. В сумочке я порылся. Там были разные колдовские штуки. Амулеты, письменные принадлежности, непонятные жидкости в крошечных бутылочках из камня. А ещё… там был большой лоскут выделанной кожи, испачканный в чём-то чёрном и жирном. Как если бы… — Ну? Чего стоите? — рассердился Ыйген. — Все знают — ведьму должен убить шаман. Но смотрите — он медлит! Духи оставили его и не подсказывают, что делать! Отдайте её мне! Воин вытянул растопыренные руки и кинулся к барсам, держащим Шасти. Я схватился за рукоять короткого меча, но Ичин опередил меня. Шагнул наперерез. — Прочь! — взвыл Ыйген. — Уйди с дороги! Кто ты такой, чтобы мешать мне исполнить обычай? Почему ты молчишь? Почему не тащишь ведьму к пропасти? — Потому что прежняя жизнь кончилась! — пояснил я максимально уверенным тоном, не убирая руку с меча. — Старые правила не уберегли земли рода барса от захватчиков. Тенгри послал меня сюда изменить правила. И духи Ичина говорят сейчас с моими духами! Потому он и медлит! Мы решим это без сопливых! Только когда эти слова вылетели из горла, я понял, что мальчишка называет сопляком взрослого воина. И неожиданно ощутил… глубокое моральное удовлетворение. Да что я всё время пытаюсь подстроить свою натуру под это детское тело. Я воин ещё и побольше Ыйгена. Его бы сейчас в наше время да под огонь градов! — Ты кто такой! Ты — выкидыш пятнистой овцы! — блажил Ыйген. Но я его не особенно и слышал, так меня распирала злость на идиотов всех мастей и времён. Да и другие воины его не поддержали. Барсы, правда, не отпустили Шасти. Но и отдавать её в руки Ыйгену не собирались. Я видел: они колеблются и не понимают пока, чью сторону им принять. Ичин вёл себя слишком нерешительно для этих горячих парней, и они бы пошли сейчас за Ыйгеном. Но призрак барса видели все воины. И были наслышаны от Истэчи и про дух хозяина этих гор, что уже приходил мне на помощь. А помощь духов в то время, когда завоеватели разбили армию истинного правителя и разогнали остатки его людей по горам… Воины переглядывались. Старшие хмурились, молодые тянулись за оружием. Болтливость моего приятеля пошла мне на пользу. Я уже оброс легендами и байками, хоть и был чужаком и младше всех по возрасту. Ыйген всегда стоял в этом роду за традиции. Потому молодые сразу были примерно со мной. Любые перемены — это шанс продвинуться, найти для себя лучшее место, добиться более высокого положения. А вот старшие воины колебались. Им было что терять, ведь вместе со старыми временами уходят и старые привилегии. — Барс приходил, все видели! — начал Истэчи громко, потому что старшие молчали, и этого он вынести просто не мог. — Духи на стороне… — приятель споткнулся. Назвать меня Гэсаром при девушке он не мог. — На стороне Кая! И тут я увидел, как кисть руки Ыйгена дёрнулась, словно сама собой! И он тоже это увидел — уставился на свою руку, как на чужую! Чёрная кожаная тряпка, словно в неё заворачивали жирный чёрный… — Камень! — сказал я, тыча пальцем в дёргающуюся руку Ыйгена. — Он взял чёрный камень, что был на груди у Мергена! Камень не бросили в пропасть! Он здесь! И вот тут мне поверили. Дети всегда верят в сказки. Скажи я, что Ыйген видит слабость Ичина и пытается на этом сыграть — захватить власть и стать вожаком — я не добился бы ничего. Но колдовской камень был страшен тем, что он уже сделал с Мергеном. Барсы видели призрака и получили от него очень реальные раны. Не будь там меня и меча Камая, призрак убил бы всех. Воины разом ощетинились мечами, а Ичин, внимательно наблюдавший за мной и Ыйгеном, подошёл к Шасти и взмахом руки велел её отпустить. — Ты — дочь чёрного колдуна, что видит нас своим «глазом»? — спросил он строго. Девушка покосилась на меня, не понимая, отвечать или нет. Я кивнул и улыбнулся ей ободряюще. — Не знаю, жив ли отец, — сказала Шасти. — Но — да, это его камень. — Если колдун пытается управлять воином, значит, он жив, — сказал Ичин утвердительно. — Но управляет он воином плохо. Видно, тяжёлые раны терзают его.