ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ У Пирогова был договор с шоферами - присматриваться к тракту, запоминать каждого встречного и место встречи. И хотя шоферам не отводилась исключительная роль, но они были надежной ячеей в сети, раскинутой Пироговым где только было возможно. Поздно вечером подкатили к райотделу два бийских ЗИСа. Пирогов, услышав, вышел на крыльцо. - Ну, здравствуйте. Вижу, новость привезли. Заходите. - Погоди, не торопи, - за двоих сказал старший, облокачиваясь на столбик забора. - Хочешь, глянь в кузов. - Сначала на словах. Шоферы переглянулись - кому начинать. Младший, лет двадцати пяти, первым отвел взгляд, уступая старшему. - Такое, знач, дело. Отъехали от Хабаровска. Перед мостиком, против Святого ключа, сразу после спуска направо… Ну, знаешь?.. - Помню, - Пирогов знал это место, знал ключ, кем-то запертый в металлическую трубу, отчего вода бежала как из водопроводного крана. Ключ с давних пор именуется Святым, каждый проезжий и путник считают обязанностью отведать его воды, оставить на кустах сувенир - матерчатую ленточку или конский волос. - Вот, знач, спускаемся сторожко, где юзом, где катом. Глядь, у дороги лежит. Ну, то ли человек, то ли зверь. Голова, знач, лапы или руки вперед. Вытянулся… Открываю дверку, показываю, - старший кивнул на молодого, - показываю ему: если беда какая, жми что духу в твоих цилиндрах. Подъезжаем, зверь израненный весь, подыхает. На груди и на боку - две пулевые дыры. Интересно?.. - Очень интересно. Взглянем. В кузове, лежала убитая кабарга. Шоферы зажгли фонарь. - Вот дырка и вот. От пули. - Да, раны огнестрельные. Говорите, еще живая была? - Чуть живая. Глазом повела, когда подошли, шеей дернула… - Очень интересно. И след есть? - На снегу, как на картинке. И кровь. - Интересно, - третий раз повторил Корней Павлович уже машинально, думая о своем. - Отвезите меня на место. Шоферы помедлили. Младший зачем-то стал щупать кромку борта. Старший откликнулся, между делом скребя щетинистый подбородок, чуть не высекая из него искры: - Оно, почему бы и нет. Только дохлые машинешки-то, шибко не газанешь. А станется, и вовсе не доедешь. Через километр - рушатся. - В претензии не буду. Клокоча, как закипевшие самовары, скрипя и ухая на рытвинах, ЗИСы покатили через центр. В кабине пахло бензином и еще чем-то сладковатым. - А что, Палыч, очень важное в этой козе? - Думаю, очень. Пожалуй, даже очень. Урсул круто взял влево, и дорога пошла по горбатой долине, зажатой меж гор. Фары выхватывали впереди то куст, то дерево, а сзади плотной непроницаемой стеной стояла ночь, пасмурная, холодная. Машина осторожно клюнула носом, скатилась с горки. Под колёсами скрипнул расхлябанными досками настил. За стеклом обозначилась темная лента речки. Берега ее белели снегом. Шофер тормознул, выключил мотор. - Донесло. Распахнул дверцу, оглянулся. - А Ваське, знач, не подфартило. Стал. Пирогов осмотрел место, где лежала кабарга, нетерпеливо шагнул к четкому следу. Он уходил к речке и терялся в ней. По камням, рискуя поскользнуться, Пирогов перешел речку. Снег на том берегу лежал нетронутым. Только голыши покрупней чернели боками из-под лихо вскинутых белых беретов. Значит, кабарга сколько-то шла по воде. Чутко всматриваясь в каждое пятно, Корней Павлович пошел по берегу, узкой полоске у подножия каменной, выше неба горы. Следы не попадались, и он уже решил, что поторопился перейти реку. Возможно, кабарга шла той стороной, по инерции влетела в воду и тут же выскочила из нее. Наметив себе конечную точку и поворот, Пирогов пошел дальше и тут заметил длинную борозду на снегу, похожую на след санного полоза, чуть выше начинался кабаргиный след. Уставшее животное не рассчитало прыжок и зацепило кромку берега. Корней Павлович оглянулся на машину. Шофер стоял перед капотом в полосе желтого света фар и не спускал с него, Пирогова, глаз. Второго ЗИСа все еще не было. Прикинув направление, откуда бежала раненая кабарга, Пирогов вернулся к машине. …Случилось неправдоподобное: разговаривая с шофером, Пирогов сомкнул на мгновение веки, даже не сомкнул, просто неожиданно мигнул раз-другой, а когда разомкнул, над горами во всю хозяйничало румяное утро. Он понял, что проспал остаток ночи. Шофер сидел рядом и тоже спал, уткнувшись головой в руки, скрещенные на баранке. Стараясь не шуметь, Пирогов вышел из кабины, мягко прикрыл дверцу. За два или три часа, что проспал он, из низких туч, с вечера хороводивших над селом, выпал на землю снег, чистый и рыхлый, как пена парного молока. Не желая верить в случившееся, Корней Павлович бросился к тому месту, где лежала кабарга, и с трудом различил его. Крайние следы, отчетливо проступавшие несколько часов назад, исчезли. Он вернулся к машине, не таясь, дернул за ручку. Шофер вздрогнул, поднял помятое, багровое со сна лицо. - Ты, знач? - Я, - скривился Пирогов, садясь на прежнее место. - Удивляюсь, почему нас с тобой не связали и не ткнули головой в речку. Шофер, ничего не понимая, глянул через исполосованное инеем лобовое стекло. - Чего? След есть? - Ни шиша, никаких следов… Тоже мне, не мог растолкать. - А как бы я растолкал, если вперед тебя отошел. - Не ври. - Как есть - вперед. Ты еще про последние известия говорил, Сталинград, знач, а мне словно кто ваты в уши насовал. Сперва немного, потом больше, потом совсем наглухо. - Не может быть, - недоверчиво уставился на него Корней Павлович. - Я же потом тебе про орех рассказывал. А ты поддакивал. - И что из того, что поддакивал… Перед войной затеял я лодку купить. Деньжата скопил. Баба - ни-ни. Дом перекрывать, а мне уж очень - лодку. Ну, с получки возьми и спрячь тридцатку на амбарушке под стропилку. Утром встаю - бог мой! - баба с амбарушки по лестнице крадется, деньги в кулаке. Вижу - моя красненькая. Я к ней, «как узнала?». А ты, говорит, мне всю ночь рассказывал и про деньги, и где ты их взял… А ты, говоришь, поддакивал. Я еще мог вопросы разные задавать… - Лунатик, что ли? - Нет, верно… Хоть у бабы спроси - было и не раз… А тут… - Он неопределенно подергал плечами. - Умаялся. Машинешки - больше под ними лежишь, чем едешь. Вот ведь - нету еще… Высвободив из рукавицы руку, он ткнул большим пальцем за спину. - Знач, пока мы тут спали, он, Васька, раз пять чинил. - Пока мы спали, - сказал Пирогов, - выпал снег и закидал все следы. Напрасно старались.. Шофер толкнул дверцу, выглянул наружу, сощурился от белизны, удивился не то обрадованно, не то растерянно: - Ух ты, и правда! Как же теперь? - По-старому. Едем назад, если радиатор не заморозил. Последнее Пирогову пришло неожиданно, и ему стало неловко вдруг за свои упреки… В двух километрах они встретили второй ЗИС. Он стоял посреди дороги, как рассвирепевший сарлык, готовый драться с первым встречным. Василий, почерневший от бессонницы и холода, копался в моторе. ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ Собственно, ничего страшного не случилось. Охотник, метивший в кабаргу, не стал преследовать ее, а это значит, либо увидел машины, либо вообще не рискнул приблизиться к дороге, а следовательно, имеет основание держаться подальше от людских глаз. Хотя бы потому, что оружие было нарезным и выбрасывало красные пульки, похожие на «кайнокъ». Таким образом, третья сторона треугольника начинается где-то близ Храбровки и идет на запад, к Ыло.