– Пожалуйста, упакуйте всё хорошенечко в большие пакеты, – попросила Яна. – Спасибо. – И она повесила трубку. Минут через двадцать посыльный принёс в номер три огромных пакета, набитых едой. Яна перед зеркалом проверила свою талию после такого сытного завтрака, словно та могла распухнуть прямо на глазах, накрасила яркой помадой губы, подвела губы и ресницы и вылила на себя неимоверное количество любимых духов. В духах она меры не знала. Благоухающая, как парфюмерный магазин, Яна вызвала такси. Такси ожидало у входа в гостиницу, когда Яна, нагруженная пакетами, спустилась из своего номера. Она назвала адрес больницы и села рядом с шофёром, уложив пакеты на заднее сиденье. В машине одуряюще запахло духами, таксист удивлённо посмотрел на свою экстравагантную пассажирку, покачал головой, но ничего не сказал. Это был опытный пожилой дядечка, повидавший на своём веку и не такое. Машина ехала по улицам Питера, и Яна с замиранием сердца смотрела в окно. Вот Гороховая улица. Знаменитый особняк архитектора Кваренги XVIII века. Построен для лейб-медика Екатерины Второй. Позднее в особняке располагалась питерская охранка, а затем ВЧК – Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией во главе с Феликсом Дзержинским. Машина свернула на Садовую улицу. Промелькнул Михайловский замок, ставший местом смерти императора Павла I, чугунная литая ажурная ограда Воронцовского дворца – некогда знаменитого Пажеского корпуса, арки Гостиного Двора и величественный дворец князей Юсуповых. Машина остановилась у городской больницы, находившейся в обширном парке. Яна расплатилась, вышла из такси, вытащила свои пакеты и направилась к кружевным воротам, возле которых стоял охранник. Тот отступил на шаг, пропуская решительно шагающую даму на территорию больницы. В окошке у дежурной медсестры Яна узнала номер палаты, где лежали ее знакомые девушки и твёрдым шагом, постукивая высокими каблучками, направилась в палату. Она вошла в шестиместную палату и эффектно остановилась на пороге. – Янка! – радостно ахнула Марина, сидевшая на кровати с телефоном в руках. – Ты откуда? – и тут же засуетилась: – Проходи, дорогая, проходи! Садись вот сюда, на стульчик… Яна села на предложенный стул, предварительно водрузив на стол у окна все свои пакеты. Больничная палата моментально пропиталась запахом ее духов. Пациентки смотрели на Яну во все глаза. Марина выглядела очень трогательно – без макияжа, с прямыми гладкими волосами и в больничном застиранном халате в нелепый цветочек. Женщины обнялись и расплакались, ничего и не надо было говорить, и так было всё понятно. – Спасибо, – сказала Марине Цветкова. – Тебе спасибо. Я чуть с ума не сошла, думала, что тебя убили. Ты ведь не пришла к назначенному месту. – Мне не повезло. Дверь захлопнулась от резкого поворота вагона, а у меня сил не хватило ее откатить. – С ума сойти! – Яна! – окликнула Цветкову рыжеволосая девушка с кровати у окна. – Помнишь меня? – Зойка! – обрадовалась Яна. – А я тебя сразу и не увидела. Ты как? Как здоровье? – Нормально. Всё хорошо, не беспокойся. Яна встала, подошла к столу и стала выкладывать гостинцы. – Девочки, это всё вам, – сказала она. – Угощайтесь! Девушки, лежавшие с подругами Яны, переглянулись, но Яна подбодрила их: – Ну, что же вы? Налетайте! Не стесняйтесь! Тут всем хватит. Еле дотащила. – Она отломила от большой грозди банан и протянула Марине: – Это тебе. Ешь. Это полезно. Марина улыбнулась и взяла банан. – Спасибо, Яночка. – Ой, сколько всего! – подошли к столу все девушки, и стали выбирать угощение. Марина отложила банан, протянула руку за трюфельной конфеткой и отправила ее в рот. – Соскучилась по конфетам. Я сладкое, знаешь, как люблю! А тут только геркулес на воде. – Она состроила гримаску. – Мы, Янка, еще хорошо отделались. Только одна из наших в реанимации. У нее больная печень, а тут еще добавила отравы. Чуть не окочурилась. Хорошо вовремя медицинская помощь подоспела. Другие уже дома. Думаю, что и мы с Зойкой здесь не задержимся. Правда, Зой? – повернулась она к подруге. Зойка кивнула Марине, не прекращая чистить апельсин. – Ага! Подфартило нам… Марина потянулась за второй конфетой: – Скажи, а этого убийцу поймали? Я бы сама его убила, своими собственными руками! Но не привелось… – Марина горестно вздохнула. Яна погладила ее по руке. – Их всех повязали. Всю кодлу поганую. Теперь надолго сядут, если вообще выйдут когда-нибудь. На них крови – вовек не отмыться. Бандиты… Все получат по заслугам. В палату вошла пожилая медсестра с капельницей. Она подошла к кровати Марины и приказала: – Ну-ка, девочка, давай на процедуру! Марина легла, протянула руку, медсестра ловко с одного раза, нашла у нее вену, ввела иглу и, отрегулировав поступление лекарства, вышла из палаты. В коридоре она стала кого-то громко отчитывать. – Строгая тётка, – улыбнулась Яна. – Не говори… – вздохнула Марина. – Но руки золотые. В вену с первого раза попадает. Цены ей нет. – Долго тебе еще лежать? – поинтересовалась Яна, присаживаясь на кровать у нее в ногах. – Нет, скоро выпишут. День-другой – и я на свободе! Яна взяла её за руку и погладила ладонь. – Мариночка, как же у тебя мой браслет оказался? – Да просто чудом каким-то! И как я его только не потеряла! Я когда из вагона прыгала – за тебя держалась. Дёрнула свою руку, а браслет-то твой с твоей руки и соскочил и на мой рукав прицепился. Да так крепко, что пока я бежала да кувыркалась с откоса – не слетел, не потерялся. Собрались мы с девчонками, а одна мне и говорит: «Ой, Маринка, что это у тебя?» Я глянула и обомлела – твой браслет! Я же у тебя его видела. Ну, отцепила я его и стала разглядывать. А девчонки навалились – всем охота поглядеть. Девчонки ошалели! Видела бы ты их лица! – засмеялась Марина. – Это настоящие бриллианты? Да один камень с булыжник! А их столько! На самом деле, страшно было. Такое состояние в руке. Тебе браслет вернули? – Вернули, – успокоила ее Яна. – Действительно, чудесная история. – Да… – вздохнула Марина. – Рассказать кому – не поверят. Ну и попали мы в переделку! Такое надолго запомнится. Может, на всю жизнь. А что с тобой-то приключилось? Яна рассказала. Девушки слушали, затаив дыхание, даже гостинцы отложили. – А сейчас я живу в отеле. Мартин снял для меня двухкомнатный номер. – А твой Мартин красивый? – поинтересовалась Марина. – Очень. Мне повезло. Он и человек хороший. – Еще, видимо, он и драться умеет, – сказала Марина. – Да, с ним спокойно, – согласилась Яна. – А сколько тебе лет? – Много, – хихикнула Марина. – Ты бы мне сколько дала? – Лет двадцать? Двадцать два – двадцать три? Марина довольно улыбнулась: – Двадцать восемь. Но ты не думай, я не всё время работала на трассе. Я год только, – отвела Марина глаза. – А сама ты откуда? – спросила Яна. – Хочешь узнать, как я дошла до жизни такой? С какой целью интересуешься? – съязвила Марина, явно, напрягаясь. – Извини… Просто не хочется, чтобы в душу лезли. – Расскажи, Мариночка, – подбодрила ее Цветкова. – А мне особо и рассказывать нечего. Я детдомовская. Кто мать? Кто отец? Не знаю. Мать отказалась от меня ещё в роддоме. Ну, отца, скорее всего, никакого и не было. То есть фактически он, наверное, при моем зачатии присутствовал, но потом испарился как утренний туман. Соответственно, родни – ноль! Шагаю по жизни – сама себе командир. Помощи ждать не от кого и не откуда. Одна я, как перст, – махнула худой рукой Марина. – Сначала дом малютки, потом детский дом. Я не могу сказать, что жизнь моя была в детском доме ужасна. Понимаешь, Яна, я не знала другой жизни, мне не с чем сравнивать. Поэтому я принимала свою жизнь такой, какой она была, и радовалась тому, что имела. – Это правильно. Жаль только, что имела ты мало. – Это как посмотреть. Мне хватило. Даже с лихвой. Их разговор прервала медсестра, которая пришла снять капельницу. Она освободила руку Марины и, что-то ворча себе под нос, вытащила капельницу из палаты. Марина с облегчением вздохнула: – Надоели уколы и капельница. Все вены в дырках. – И улыбнулась: – Знаешь, Яна, я вообще-то умная. Я всегда хорошо училась, особенно по математике, и старалась подальше держаться от дурных компаний. Хотела чего-то в жизни достичь. Но… Человек предполагает, а жизнь располагает… – Правильно мыслишь, – поддержала ее Цветкова. – Я окончила восемь классов, пошла на бухгалтерские курсы, выучилась на бухгалтера. Девчонки наши больше по кулинарии и на портних учиться хотели, в секретарши метили. Я даже в экономический институт на вечернее отделение поступила. Работала в магазине, подъезды мыла, с собаками гуляла. Деньги очень нужны были. Мне после детдома квартиру однокомнатную дали. Правда, за выездом, в пятиэтажке, но как я ей рада была! Всем сиротам после детдома квартиры дают. Поначалу мы целой компанией жили в одной квартире, а остальные сдавали. Но это плохой бизнес, квартиру запросто отобрать могут, так как проверяющие ходят по этим квартирам и ты можешь легко попасться. Если используешь квартиру не для проживания, а для бизнеса, то, считай, погорел. Останешься без жилья. И вот на третьем курсе ко мне пристал один препод. Сволочь редкостная. Привязался, хоть плачь. А девчонки предупреждали: если не пойдёшь его желаниям навстречу – со свету сживёт. Гад ползучий. Ненавижу! А я девочка правильная была, цель в жизни имела. Ну и отказала этому козлу. А он злопамятный – ужас! Короче, выжил меня из института. Осталась я без высшего образования. А тогда я встречалась с одним парнем. Первая любовь, то-сё, сама понимаешь. Он вокруг меня вьётся, ласковые слова говорит, подарочки дарит, я и растаяла. Влюбилась по самые уши, как дура последняя – жить без него не могла, только о нём и думала. Я ведь в жизни мало ласки видела, прикипела к нему сердцем – не отодрать. И звали его Дмитрий Фиалкин. Представляешь? А он замуж позвал. Я от счастья себя не помнила. Поженились мы с ним, я его у себя прописала. И, дура такая, по его просьбе подарила ему на свадьбу половину своей квартиры. Подарок он у меня такой выпросил. И тут началось в колхозе утро! Пить начал, ночевать не приходил и даже драться пытался! Я, конечно, отбилась, навык драк у меня с детдома ого-го какой! Но, чувствую, надо разводиться, а то так и прибить меня может. Развелись. А он половину квартиры требует. «Моя площадь, – говорит. – Вынь да положь». Я в отказ. А он, сволочь, на свою половину каких-то уродов пустил, они меня из квартиры и выдавили, да еще пообещали убить. Непонятной национальности огромная куча нелюдей и день и ночь клубилась у меня в квартире. Пили, дрались, ночью орали, играли в карты, днём дрыхли по всей квартире, как убитые при Куликовской битве, вонючие, как дикие звери. Их грязные, неухоженные многочисленные детки вечно рылись на моей кровати. Жрали из моей посуды, грязную сваливали в раковину и на пол, мусор пихали по углам. Тараканов развели! Прожгли шторы, скатерть и полотенца стырили. Мазали фекалиями ручку двери в мою комнату. В чайнике я один раз вместо воды нашла мочу… Яна слушала её с расширившимися от ужаса глазами. – А какие угрозы я слышала в свой адрес! Мужики грубо приставали ко мне, заваливаясь ночью в мою кровать или срывая замок в ванной, когда я принимала душ. Лапали меня, пугали. Я боялась спать, засыпала с кухонным ножом под подушкой. А мой бывший Фиалкин, в бытность моим мужем, обожал снимать на видео наши с ним любовные объятия. Так он выложил эти видео в Сеть. Я тогда только устроилась бухгалтером в одну приличную фирму. Мой начальник это видео увидел, и я, как пробка из бутылки, вылетела на улицу. Так я осталась без гроша в кармане и фактически без жилья. Яна участливо пожала ей руку. – Да, жизнь у тебя не сахар! А что было дальше? Марина вздохнула: