В ходе эксперимента испытуемых просили понюхать содержимое двух флаконов с разными жидкостями, у которых был очень слабый запах, в одном случае приятный (запах амилацетата, напоминающий запах бананов), а в другом — неприятный (запах масляной кислоты, напоминающий запах протухшего сливочного масла). Испытуемые утверждали, что не могут уловить никакого запаха, но когда их просили угадать, в каком флаконе жидкость с приятным запахом, а в каком — с неприятным, у них это получалось вполне успешно9. Результаты подобных исследований заставляют предположить, что сенсорная информация, не достигающая сознания, может, тем не менее, оказывать влияние на наше поведение. Места, в которых нам не по себе, люди, которые по неизвестной причине кажутся нам привлекательными, — возможно, их действие на нас связано с бессознательной обработкой их отталкивающих или притягательных запахов. В ходе эволюции коры больших полушарий должен был настать момент, когда стало выгодно передавать информацию и в этот новый отдел мозга, а не только в уже имеющуюся систему отслеживания сенсорных стимулов. Кора, будучи сложнее и гибче, чем расположенные под ней древние отделы мозга, позволила осуществлять более сложные и эффективные реакции на воспринимаемые стимулы. В ходе дальнейшей эволюции коры у нее появлялись новые приемы, и мозг перестраивался, беря их на вооружение. В кору поступало все больше зрительной информации, и это способствовало дальнейшему увеличению объема серого вещества, которое, в свою очередь, позволило вырабатывать более изобретательные реакции, приводившие к дальнейшему увеличению при тока зрительной информации, и так далее. Тем временем старая подкорковая система становилась все менее востребованной. Однако “слепочувства” показывают, что позволяет делать этот древний механизм, когда он не остается в тени сенсорных систем коры. Способность лучших теннисистов и игроков в крикет попадать по стремительно летящему мячу еще до того, как его вообще может заметить кора, также может быть связана со слепозрением. Рабочая память Алан Бэддели Профессор психологии Бристольский университет Мой коллега Грэм Хитч и я разработали эту модель, чтобы объяснить результаты эксперимента, в ходе которого мы пытались влиять на работу кратковременной памяти здоровых испытуемых. Мы просили студентов, участвовавших в эксперименте, заучивать списки слов, осмыслять прозаические тексты или проходить тесты на логическое мышление в то время, когда их кратковременная память была занята запоминанием и повторением телефонных номеров. Мы обнаружили, что из-за такого аналога частичной потери кратковременной памяти качество выполнения заданий страдало, но не катастрофически, и предположили, что это связано с тем, что запоминание и повторение номеров приводило к нарушению работы фонологической петли. Мы полагаем, что фонологическую петлю можно разделить на две составляющих: хранилище памяти, в котором содержится быстро (не более чем за две секунды) угасающий речевой след, и систему повторения, воспроизводящую этот след и сохраняющую его в памяти посредством невокализированной речи. За счет этой системы визуально представленный набор букв можно запомнить, проговорив их про себя. Но, поскольку возникающий при этом след памяти угасает еще во время повторения, обычно мы в состоянии запомнить лишь столько слов, сколько в состоянии проговорить за две секунды. Взрослые пациенты, страдающие нарушениями, затрагивающими исключительно фонологическую петлю, сталкиваются с непреодолимыми трудностями лишь тогда, когда пытаются заучивать новые слова. Недавние эксперименты, в которых участвовала группа восьмилетних детей с нарушениями языковых функций, показали, что хотя невербальный интеллект этих детей был нормальным для их возраста, их лингвистическое развитие обнаруживало двухлетнюю задержку, а развитие способности повторять незнакомые бессмысленные слова — четырехлетнюю. Поскольку способность повторять бессмысленные слова тесно связана с развитием словарного запаса и позволяет довольно надежно прогнозировать дальнейшее развитие речи и навыков чтения, уместно предположить, что фонологическая петля развилась в ходе эволюции как часть механизма освоения языка. Более сложно устроенная визуально-пространственная матрица не столь хорошо изучена, хотя функциональная томография позволила выделить в этой системе четыре активных отдела, которые, по-видимому, связаны с вопросами “что” и “где”, контролем исполнения и, возможно, повторением образов. Рабочая память дает нам возможность гибко пользоваться системами своей памяти. Она позволяет удерживать информацию, повторяя ее про себя, связывать ее со знаниями, полученными ранее, и планировать дальнейшие действия. Свобода воли и мозг В 1985 году ныне покойный нейробиолог Бенджамин Либет, работавший тогда в Калифорнийском университете в Сан-Франциско, решил разобраться в хронологии происходящих в мозге процессов, которые приводят к осознанным действиям, совершаемым по собственной воле. В частности, он хотел узнать, как соотносится время принятия сознательного решения со временем работы процессов, обеспечивающих его реализацию. На головах студентов, вызвавшихся участвовать в эксперименте, устанавливали датчики ЭЭГ, позволяющие регистрировать активность, возникающую в коре больших полушарий, а затем просили испытуемых совершать простые движения пальцем. Принципиально здесь было то, что эти движения должны были совершаться по собственной воле, а не в ответ на какой-либо внешний сигнал. Аппарат ЭЭГ был подсоединен к счетчику времени, а момент принятия решения отмечался самим испытуемым, который должен был смотреть на часы и точно отмечать, когда у него возникало сознательное “побуждение” или решение совершить движение. Эксперименты, проведенные ранее14, показали, что преднамеренным действиям предшествует характерный всплеск активности в коре больших полушарий — так называемый потенциал готовности (ПГ), наблюдаемый примерно за полсекунды до совершения действия. Рефлекторные действия не сопровождаются ПГ, но всякий раз, когда человек преднамеренно двигает пальцем, примерно за полсекунды до самого действия процессы, происходящие в мозге и обеспечивающие его совершение, проявляются в виде такого всплеска нейронной активности. Казалось бы, можно было ожидать, что в тех случаях, когда решение совершить действие принимается по собственной воле, оно должно приниматься непосредственно до или, возможно, во время активации мозга, вызывающей ПГ. Вместо этого Либет обнаружил, что испытуемые неизменно сообщали о времени принятия решения пошевелить пальцем лишь после начала ПГ. Почти во всех случаях испытуемые говорили, что сознательное побуждение или решение совершить движение возникало через 350-400 миллисекунд после всплесков на энцефалограмме, соответствующих ПГ. Само движение совершалось еще примерно через две десятых секунды15. Важность открытия Либета трудно переоценить. Если сознательное решение совершить движение принимается, когда механизм совершения движения уже запущен (что, по-видимому, и показывают результаты этого эксперимента), значит, на самом деле действие обусловлено не сознательным решением, а процессами, протекающими в мозге неосознанно, и сознание не вызывает действие, а лишь отражает то, что мозг уже делает бессознательно. Если это относится ко всем действиям, то наше поведение есть просто конечный продукт автоматических процессов, протекающих в мозге, и наше представление о свободе воли иллюзорно. На первый взгляд слепозрение может показаться явлением не более важным для сознания, чем рефлекторные действия, наблюдаемые у людей, пребывающих в вегетативном состоянии. Но имеются данные, указывающие на то, что оно несколько ближе к сознанию, чем эти рефлексы. Некоторые испытуемые, когда их просят описать ощущения, связанные со слепозрением, признаются, что смутно осознавали его работу. Вот что рассказал один из них: “Я как бы чувствую, что там что-то есть... Когда оно движется, возникает такое чувство, будто что-то ко мне приближается, как бильярдный кий, нацеленный на меня”. Кроме того, испытуемые, участвующие в экспериментах, связанных со слепозрением, постепенно начинают показывать все лучшие результаты10. Все это заставляет предположить, что даже если слепозрение само по себе бессознательно, оно может работать в начале пути, ведущего к сознанию. Разница между слепозрением и машинальными реакциями отражается и в различиях активности мозга. В рефлекторных действиях активность коры не участвует. Например, хватательные движения и реакция на укол булавкой иногда наблюдаются и у младенцев, страдающих анэнцефалией, у которых вообще отсутствует кора больших полушарий11. Судя по результатам, полученным с помощью ФМРТ, в работе слепозрения задействован один из участков зрительной коры — так называемая зона V5, ответственная за отслеживание движений, хотя зона V1 (первичная сенсорная кора, необходимая для нормального зрения) остается неактивной12. Так что, по-видимому, слепозрение все-таки не вполне бессознательно. Оно затрагивает кору больших полушарий, и тихие сигналы о возникающей там активности могут поступать в сознание по какому-то редко используемому проводящему пути, вызывая у нас слабые проблески осознания. Но все же этим проблескам еще очень далеко до того, что мы называем сознанием. От настоящих осознанных ощущений они отличаются тем, что сенсорный стимул не регистрируется первичной сенсорной корой (в данном случае — зрительной, то есть зоной Vt). Зарегистрировав стимул, эти области коры запускают бессознательный конвейер, сырьем для которого служат сенсорные стимулы, а конечным продуктом — хорошо обработанные мысленные конструкты, поступающие в кору лобных долей. Чтобы ощущение имело не только сенсорное, но и эмоциональное содержание, необходима параллельная производственная линия, ведущая в лобные доли через лимбическую систему (особенно миндалину). Для создания полноценных сознательных ощущений не достаточно, чтобы воспринимаемые образы просто достигали лобных долей. Активность, характер которой указывает на то, что происходит только это (высокая в задней и боковых частях мозга, но низкая в передней части), наблюдается у людей, когда они по той или иной причине “не в полном сознании”, например, погружены в свои мысли, спят или грезят. Такая же активность может наблюдаться и при синдроме дефицита внимания, а также при шизофрении той разновидности, которая сопровождается замкнутостью и вялостью13. Самые крайние формы пониженной активности лобных долей могут приводить к кататоническому ступору — состоянию, при котором человек совершенно не реагирует ни на что. Одна женщина, несколько месяцев пролежавшая в постели, ничего не говоря и по своей воле не двигаясь, впоследствии описала свои ощущения. Она рассказывала, что осознавала, что происходит вокруг, но все это не вызывало у нее никаких мыслей. “Я ничего не могла сказать, — вспоминала она, — потому что ничего не приходило в голову”. Чтобы сделать такой полусонный мозг по-настоящему мыслящим, чувствующим и сознательным, требуется повышение активности лобных долей. Давайте разберемся, где именно она должна возникать, чтобы все составляющие такого состояния оказались в сборе. Наше “я” В отличие от той женщины, когда она находилась в состоянии кататонического ступора, мы испытываем свои ощущения не бездумно и не оставляем их без комментариев. Мы воспринимаем их через плотную матрицу из концепций, которую мы называем я . Есть ли у нас свобода воли? Патрик Хаггард Профессор Института когнитивной нейробиологии и отделения психологии Университетского колледжа Лондона Результаты эксперимента Либета как будто показывают, что причиной наших действий служат бессознательные процессы, происходящие у нас в мозге, и что мы узнаем о том, что именно собираемся делать, лишь непосредственно перед тем, как делаем это. Этот эксперимент вызвал немало критики. Возражения некоторых ученых касаются способа, использованного Либетом для определения времени принятия решения: испытуемых просто просили отмечать это время по часам, но делали из полученных данных выводы о хронологии того, что происходило в их внутреннем потоке сознания. Другие ученые полагают, что настоящим сознательным решением в этом эксперименте было согласие в нем участвовать, а не намерение двигать пальцем. Тем не менее основные результаты этого эксперимента были воспроизведены за последние годы неоднократно. Судя по всему, люди действительно могут отмечать свое намерение совершить действие всего за несколько сотен миллисекунд до его неизбежного совершения. Полученные Либетом результаты не кажутся такими уж спорными нейробиологам, которые считают сознательный опыт продуктом активности мозга, а не его причиной. Но, как ни печально, наше общество, и в том числе судебная система, исходит из традиционного понимания свободной воли, которое, судя по всему, расходится с данными науки. Вопрос состоит, прежде всего, в том, какие выводы мы должны сделать из результатов эксперимента Либета и что они означают для наших представлений о человеческой природе. В настоящее время в психологии и нейропсихологии преобладает детерминистская точка зрения, согласно которой наше поведение полностью определяется прошлым опытом и текущим контекстом. Исходя из этой точки зрения, наше представление о том, что мы обладаем свободой воли и сами управляем своим поведением, есть не более чем иллюзия [Wegner, D. М. The Illusion of Conscious Will. Cambridge, MA, MIT Press, 2002]. Эта иллюзия возникает оттого, что мы задним числом причисляем свои действия к следствиям предшествовавших им мыслей. Например, если я думал о том, что в комнате темно, и замечаю, что моя рука тянется к выключателю, я буду считать, что по собственной воле потянулся рукой к выключателю. Если так, то “свободная сознательная воля” представляет собой не реальный опыт, связанный с вызыванием действия, а лишь часть описания, которое мы составляем для самих себя задним числом, чтобы объяснить свои действия самим себе. Многие детерминисты утверждают, что наши действия не только не вызываются нашими волевыми решениями, но и бессознательно определяются событиями, происходящими в окружающем мире. Например, результаты нескольких экспериментов в области социальной психологии показывают, что существенные бессознательные изменения в нашем поведении могут определяться ничтожными, казалось бы, особенностями поведения других людей. И правда, все мы знаем, как небольшое отклонение от общепринятого поведения со стороны другого пассажира может заставить нас перейти в другой вагон поезда. Вместе с тем, установленный факт, что наши “социальные антенны” весьма чувствительны, не так уж много говорит нам о собственных намерениях и их связи с управлением нашими действиями. Главный вопрос состоит в том, остается ли хоть что-нибудь, что мы можем назвать свободной волей, не считая создаваемых задним числом описаний. Есть ли у нас хоть какие-то ощущения, относящиеся к нашим преднамеренным действиям и испытываемые до их совершения? И если есть, то выполняют ли они какие-либо функции или же представляют собой лишь побочный продукт другого феномена? На мой взгляд, самые впечатляющие данные в этой области были получены в таком исключительном случае, как непосредственная стимуляция человеческого мозга в ходе нейрохирургических операций. Непосредственная электрическая стимуляция некоторых участков коры может вызывать у пациентов “побуждение” совершить движение какой-либо конкретной частью тела. Две главные области, стимуляция которых может вызывать такие побуждения, располагаются в передней части дополнительной моторной области и в теменной доле. Исследования пациентов, получивших локальные повреждения мозга, и здоровых людей, активность мозга которых временно нарушают с помощью транскраниальной магнитной стимуляции, показывают, что это те самые области, которые участвуют в выработке суждения о преднамеренных действиях, задействованного в эксперименте Либета. Что означают эти искусственно вызываемые ощущения? Такие побуждения не могут воображаться задним числом и не могут быть непосредственной причиной движений, потому что наблюдаются без каких-либо движений со стороны пациента. По-видимому, их нельзя считать также артефактом или случайным результатом, потому что стимуляция тех же участков более сильным током нередко вызывает настоящие движения той же самой части тела. Итак, данные нейробиологии говорят нам, что сознательная воля — это не причина наших действий, но также и не описание, которое мы составляем задним числом, чтобы их объяснить. Возможно, это действительно эпифеномен — случайный побочный продукт активности в определенных областях мозга. Другая возможная интерпретация такова: сознательная воля выполняет и какие-то другие функции, помимо вызывания действий, непосредственно следующих за ней. Мне представляется, что сознательная воля может играть важную роль в запоминании результатов сложных действий. У многих из нас есть отчетливые воспоминания о тех моментах, когда мы совершали что-то особенно важное. Это могут быть действия, о которых мы впоследствии жалели, например, если мы сказали что-то обидное для собеседника или даже преднамеренно ударили его. Наше сознательное намерение сказан, что-то обидное или ударить не заставляет нас сказать именно это или нанести именно такой удар. Но оно может дать нам яркое ощущение, которое впоследствии будет напоминать нам о том, что мы чувствовали, когда собирались допустить данную ошибку. Это яркое ощущение будет ассоциироваться с воспоминаниями о последствиях нашего действия. Судя по всему, моторные области мозга, управляющие нашими действиями, получают в момент действия “укол” дофамина, который, возможно, связан именно с этой функцией. Сильное сознательное ощущение собственного волевого решения может иметь отношение не столько к действию, которое мы совершаем в данный момент, сколько к следующему случаю, когда мы окажемся в аналогичной ситуации. Сознательная воля, проявленная в одном случае, может стать надежным руководством к действию или бездействию в другом подобном случае. Поэтому я думаю, что Либет был прав, предполагая существование тесной связи между сознательной волей и преднамеренным подавлением собственных побуждений, хотя его идея, что сознание может накладывать вето на бессознательные решения мозга, и представляется мне неубедительной попыткой возрождения дуализма. Медленный сон. Во время медленной фазы сна активность всего мозга колеблется в медленном ритме, совсем не похожем на неровные колебания, обычно наблюдаемые во время бодрствования. Нейровизуализация позволяет наблюдать пониженную активность лимбической системы. Гипноз. Нейровизуализация показывает, что во время гипноза повышаются некоторые формы активности мозга, особенно в моторных и сенсорных отделах, что говорит о повышенной интенсивности мысленных образов. Усиленный приток крови в переднюю поясную кору правого полушария указывает на то, что внимание сосредоточено на внутренних процессах. Активность мозга, наблюдаемая при гипнозе, существенно отличается от наблюдаемой во время нормального сна или бодрствования. Шизофрения. Для психических расстройств, связанных с нарушениями или ослаблением работы сознания, характерна пониженная активность лобных долей. При хронической шизофрении наблюдается особенно низкая активность дорсолатеральной префронтальной коры. Возможно, именно с этим связано типичное для данного расстройства сокращение планируемого или спонтанного поведения и социальная самоизоляция. Активность передней поясной коры (которая, по-видимому, отличает внутренние стимулы от внешних) также оказывается пониженной. Возможно, в этом состоит одна из причин того, что шизофреники могут путать собственные мысли с чужими голосами. Сновидения. Яркие сновидения связаны с активностью зрительной коры. Во время кошмаров активируется миндалина. Кроме того, во время сновидений наблюдается периодическая активация гиппокампа, сопровождающая воспроизведение сравнительно недавних событий, но особенно активно работают пути, передающие от ствола и слуховой коры сигналы, вызывающие настороженность, дополнительная моторная область и зрительные ассоциативные зоны. Все вместе они создают испытываемое во сне ощущение “виртуальной реальности”. В дорсолатеральной префронтальной коре, ответственной за сознательное мышление и проверку представлений на соответствие действительности, активность, напротив, понижена. Медитация. Нейровизуализация мозга людей, самостоятельно погрузившихся в состояние “пассивного внимания”, показывает “выключение” отделов мозга, обычно связанных с поиском стимулов, в том числе в коре теменных долей, передней поясной коре и премоторной коре. Наше “я” не только постоянно оценивает чувства, эмоции и сенсорные ощущения, но и “владеет” ими, а также принимает на себя ответственность за наши действия. Оно создает у нас чувство отделенности размышляющей части наших когнитивных способностей от остального нашего опыта и тем самым позволяет нам обдумывать свои ощущения и делать что-то с ними и в связи с ними. Кроме того, оно позволяет нам видеть разницу между нашими мечтами и воспоминаниями (внутренним опытом) и внешними событиями. Кроме того (это, вероятно, особенно важно для такого социального вида, как наш), “я” позволяет воспринимать себя как объект, существующий в окружающем мире и обладающий собственным, неповторимым взглядом на вещи. Это, в свою очередь, помогает нам понимать, что и у других подобных “объектов” есть внутренний мир и своя точка зрения, отличная от нашей. Люди не рождаются со встроенным чувством собственного “я”: оно развивается, шаг за шагом, в ходе нашего взросления. Как мы уже знаем, воспоминания и плоды воображения порождаются одной и той же нейронной активностью, возникающей, когда что-то на самом деле происходит. Так что если мы просто вспоминали бы или воображали те или иные события, мы не могли бы сказать, происходят они на самом деле или только у нас в голове. Без ощущения “я” мы не смогли бы сделать ничего осмысленного с тем, что приходит в голову. Мы бы просто ощущали все это, как в состоянии транса. Развитие нашего “я” начинается, как и можно было ожидать, с построения внутренних карт, каждая из которых представляет собой идею, закодированную в конфигурациях возбуждения нейронов. Базовые карты — это те, которые говорят нам, где заканчивается наше тело и начинается остальной мир. Затем к нашему атласу собственного тела добавляются карты, которые позволяют нам определить свое место в мире (в буквальном смысле -— то есть свое положение в пространстве). Затем мы вырабатываем более абстрактные карты “я”, на которых обозначаются границы сознательной сущности каждого из нас. Карты этих трех типов представлены в разных отделах мозга: те, что определяют нашу физическую сущность, располагаются в основном в задней части мозга, а те, что относятся к нашей абстрактной сущности, — в основном в передней его части. Один и тот же стимул вызывает у нас в мозгу активацию разных областей, в зависимости оттого, концентрируем ли мы внимание на этом стимуле. Слева: томограмма мозга испытуемого, слышащего речь другого человека, но концентрирующегося на собственном дыхании. Слуховая кора реагирует на звуки речи, но мало в каких других областях мозга наблюдается активность. Справа: испытуемый внимательно слушает слова, которые слышит. Это вызывает активацию целого ряда других областей мозга. Новорожденные, судя по всему, еще не видят разницу между собственным телом и другими объектами. Младенец начинает ощущать эту разницу только после того, как карты тела у него в мозге начинают наполняться информацией о мире. Поначалу эти карты неподробны. Например, карта “‘я’ и не ‘я’” не обязательно точно отражает настоящую форму тела младенца. Можно сказать, что тело, представленное в ней, вылеплено лишь приблизительно. Представления о форме собственного тела начинают строго соответствовать действительности только после того, как младенец неоднократно сталкивается (в прямом смысле) с различными объектами и путем проб и ошибок, иногда болезненных, открывает для себя границы своего организма. С каждым столкновением ребенок узнает немного больше о форме своего тела, и внутренняя карта у него в мозге уточняется. В норме внутренняя карта тела и само тело приходят в полное соответствие друг с другом. Но так бывает отнюдь не всегда. Например, если ребенок в детстве теряет какую-либо конечность, на карте его тела это изменение может не отразиться. В таких случаях возникает явление фантомной конечности — субъективное ощущение, что утраченная конечность по-прежнему на месте. Фантомные конечности могут постепенно исчезать за счет переработки карты тела в соответствии с опытом, но иногда подобные ощущения сохраняются на всю жизнь. И наоборот, во внутренней карте тела может “потеряться” конечность (иногда даже не одна), и тогда, согласно ощущениям человека, его собственная часть тела перестает ему принадлежать. По-видимому, с этим нарушением могут быть связаны те странные случаи, когда люди просили ампутировать совершенно здоровую конечность. За созданием представления о собственном теле вскоре следует развитие представления о самом себе как сознательном существе. Одним из первых проявлений формирования этого представления оказывается развитие собственной точки зрения. Чтобы иметь свой взгляд на вещи, для начала нужно понять, что наша точка зрения — одна из многих, а не единственно возможная, а для этого требуется осознать, что другие люди (как бы это ни было неприятно) имеют свои взгляды, отличные от нашего. Когда у нас вырабатывается чувство “я”, наши осознанные ощущения воспринимаются уже через призму этого чувства. По большей части мы этого не сознаем, и чувство “я” становится частью нашего сознательного опыта лишь тогда, когда мы преднамеренно задумываемся о самих себе. Нейроны фон Экономо — длинные веретенообразные клетки, обнаруженные только в головном мозге человека и некоторых других приматов и, по-видимому, играющие ключевую роль в социальных способностях. Они имеются в передней поясной коре (ППК), а также (у людей) в островке. Активность ППК наблюдается, когда люди оценивают свои собственные действия, особенно в социальном контексте, а также когда испытывают чувства сопереживания, доверия, вины и обмана. Судя по всему, ППК определяет достоинства того, что человек делает, а также результаты его действий, сравнивая их с преследуемыми целями, и обеспечивает механизм обратной связи, быстро предупреждающий человека об ошибках и помогающий менять свой образ действий. Нейроны фон Экономо соединяют некоторые части лимбической системы, расположенные у основания ППК, с корой и, по-видимому, обеспечивают передачу в кору информации о физиологических реакциях на происходящее, что позволяет сознанию принимать их во внимание, решая, что делать. Работа нейронов фон Экономо, судя по всему, составляет один из механизмов, обеспечивающих возникновение чувства собственного “я”. В островке, который отвечает за телесное “я” (отслеживает границы тела и получает информацию о внутренних органах), нейроны фон Экономо могут выполнять похожую “соединительную” функцию. Отдел мозга, специализирующийся на отслеживании состояний организма, располагается внутри переднего края продольной борозды — глубокой щели, проходящей по центру мозга от переднего до заднего края. Этот отдел, передняя поясная кора, чувствителен к информации, поступающей в мозг от тела, и, по-видимому, участвует в обозначении стимулов как внутренних или внешних. Передняя поясная кора бурно возбуждается, когда человек чувствует боль, а также активируется при осознании эмоций16. Более того, картина мозговой активности, наблюдаемая при физической боли, во многом сходна с картиной, наблюдаемой при эмоциональных страданиях. Возможно, в том числе и поэтому мы так часто используем одни и те же слова, описывая физические и эмоциональные страдания. Новые действия, для которых требуется делать выбор, требуют большей мозговой активности, чем привычные действия. Здесь показан головной мозг человека, подбирающего слова, которые он собирается сказать. Активирующиеся при этом области мозга связаны с принятием решений и концентрацией внимания. На средних двух изображениях показан мозг после того, как человек практиковался до тех пор, пока произнесение подобранных слов не стало для него привычным, и соответствующие области мозга не перестали возбуждаться. Справа человек вновь подбирает новые слова, и данные области вновь активируются. Одностороннее ПРОСТРАНСТВЕННОЕ ИГНОРИРОВАНИЕ Половина тела пациента оказалась парализована в результате инсульта, но пациент, судя по всему, не сознает этого. Вот какой диалог происходит между ним и его лечащим врачом (приводится в сокращении):