«Что важнее: „лучше помогите материально“ или „доброе слово и кошке приятно“? В идеале должно бы быть и то и другое. Но в реальном мире получается или-или. Американцы славятся материальной помощью нуждающимся — они самые активные в мире благотворительные жертвователи. Мы же этому только учимся, зато утешить друга, у которого горе, умеем лучше любых американцев или французов». Понятно, что лучше подарить ветерану бутылку водки и произнести при этом добрые слова, чем обеспечить ветеранам достойную жизнь в нормальной собственной квартире. «Денег нет, но вы держитесь», — как сказал один небезызвестный персонаж. Автор меж тем продолжает рассуждать. Там, где духовность, там ведь и скрепы, традиция, старая добрая жизнь, общинность и соборность. «Вообще мы по жизни намного меньшие индивидуалисты. То ли это у нас от дореволюционной крестьянской общины, то ли от послереволюционной всеобщей бедности, когда держались друг за друга, чтобы выжить. Сегодня наш менталитет сдвигается на Запад, вместе с ростом материального благосостояния растет индивидуализм. Жаль. Материальное — дело наживное. 150-200 лет назад Швеция была нищей крестьянской страной, народ валом валил оттуда за океан, а сегодня шведское общество богаче и справедливее американского. А вот нравственные ценности подобны аромату из парфюмерного флакона — растраченное не восстанавливается. Была на Западе семья, основанная на любви мужчины и женщины и воспитании рожденных в любви детей, а теперь этой семьи, считай, уже нет: люди десятилетиями сожительствуют без брака и без детей, каждый второй брак распадается, браком стали считать сожительство однополых особей. В России к этому относятся еще (в основном) традиционно — и слава богу. Давайте это беречь: от гомосексуальных браков не будет движения назад, к нормальной семье, — можно лишь двигаться „вперед“, к регистрации в загсе отношений человека с козой. А что? Кто-нибудь непременно будет доказывать, что такую пару тоже нельзя дискриминировать». Как элегантно «журналист» перескочил с помощи ветеранам на гей-браки. Сначала оказалось, что «шведское общество богаче и справедливее американского», ведь, с его точки зрения, менее справедливого общества, чем американское, наверное, вообще не найти — ни в России, ни в Северной Корее, нигде. Но Швеция — это же «шведская семья», разврат, распущенность. И дальше начинается просто мерзость. От гомосексуальных браков можно двигаться только к регистрации отношений человека с козой. Так и слышишь казарменный гогот читающих эту «замечательную» остроту. Вообще-то дети, живущие в гомосексуальных семьях, не женятся на козах. И совсем не обязательно женятся на людях своего пола. Гомосексуальность, как и гетеросексуальность, не воспитывается, как бы наши СМИ ни пытались нам доказать обратное. Иначе, как уже давно резонно было замечено, каким образом появляются гомосексуалы, выросшие в «обычных» семьях? Ах да, их просто развратили. А те, кто вступают в гей-брак, даже, с точки зрения автора, звания человека не заслуживают, они просто «однополые особи», — прекрасное проявление душевности и заботливости. «Семейные отношения — величайшая ценность, которую нам надо сохранить для потомков. На Западе взрослые дети общаются с родителями минимально, живут от них чаще всего далеко и „не заморачиваются“ уходом за стариками. Чуть-чуть изменил эту тенденцию экономический кризис, который заставил многих молодых „от безысходности“ жить под одной крышей с родителями. Практически отсутствуют в развитых странах Запада (а в России еще сохранились) „расширенные семьи“ — это не обязательно совместное проживание, но регулярное общение с бабушками и дедушками, с семьями братьев-сестер и прочими родственниками. В Америке, если вы видите дедушек-бабушек, гуляющих с внуками, то это русские, корейцы, японцы и прочий Восток». В Америке взрослые дети действительно не живут с родителями. Считается, что жизнь отдельно способствует развитию самостоятельности. Теперь так считают и многие в нашей стране. А еще у нас есть тысячи и тысячи молодых пар, которые хотели бы жить самостоятельно, но не могут, потому что квартиры нет, и они вынуждены жить с родителями. Это, впрочем, лучше, чем совместная жизнь в крошечных квартирках разведенных пар, не способных получить новую жилплощадь. С другой стороны, раздельная жизнь совершенно не противоречит возможности общаться со старшим поколением. Вот Билл Гейтс, типичный представитель материалистического мира «наживы». Он, правда, создал огромный благотворительный фонд, куда вложил большую часть своего состояния, и помогает нуждающимся по всему миру. Не утешает их. Помогает. Учит людей в Африке, как получать чистую воду, дает микрокредиты (на них жители Азии могут купить козу, которая потом будет кормить всю семью), поддерживает женщин в их борьбе за права, борется с малярией и неграмотностью. Фонд этот он создал вместе со своей женой, он так и называется — Фонд Билла и Мелинды Гейтс. А отец Билла Гейтса, Уильям Гейтс-старший, когда-то помог сыну и невестке создать их фонд, постоянно участвует в его работе и в их жизни. Вряд ли они живут вместе. «Сегодня в России начали всерьез думать о нуждах детей. Воссоздают „дома пионеров“, детские лагеря, спортивные школы… Меня это радует: хочется, чтобы детские учреждения были такими же общедоступными, как в СССР. Что-то похожее местами встречается на Западе, но этого бойскаутского хозяйства мало, делается оно задешево, а продается задорого — общедоступным его точно никак не назовешь». Бойскаутов на Западе очень много, бойскаутские программы доступны практически всем и работают там в основном волонтеры. В Великобритании существует как минимум шестнадцать разных скаутских организаций для мальчиков и девочек. Самая большая из них — Scout Association — объединяет 452 тысячи молодых людей от шести до 25 лет, с которыми работают 122 тысячи волонтеров. Организация подчеркивает, что она открыта для всех. Теперь она называется не «бойскаутской», а скаутской — сюда принимают мальчиков и девочек, гетеросексуалов, геев и лесбиянок. Это, кстати, не противоречит тому, что скаутское движение изначально возникло как религиозное. В последние годы неоднократно заявлялось, что в организации могут состоять дети и подростки любого вероисповедания. Но даже это вызвало критику — а что делать с атеистами? Теперь подчеркивается, что скаутом может стать и атеист. Члены организаций платят нечто вроде членских взносов — но при этом постоянно проводятся сборы пожертвований, специально для того, чтобы семьи платили меньше. У скаутской организации есть своя недвижимость, которую она сдает, а деньги направляет все тем же местным благотворительным организациям. «Когда во главу угла ставятся деньги, они быстро подчиняют себе всех и вся. Наиболее наглядно наблюдать это можно в Америке, где социальная защита по сравнению с Европой минимальна, а коммерциализация образования и медицины (и всего прочего) максимальна. В России еще остались «пережитки» другого общества, в котором многие вещи были признаны социально необходимыми и поэтому существовали в качестве „планово-убыточных“ за счет госбюджета — культура, образование, здравоохранение, сфера отдыха и лечения… Нам надо сохранить то, что уцелело: это уникальное достояние народа, которого нет в других странах. Пусть наши пенсионеры получают через собес дешевые путевки в санатории и дома отдыха — на Западе такое явление неведомо. Пусть по-прежнему приходят врачи на дом — в Западной Европе и Америке этого нет, а в России — пусть будет. Пусть продолжают работать репертуарные театры, которых практически нет на Западе. А главное — нам надо поддерживать марку российского образования. Недостаточно того, что российские ученые, инженеры и программисты пользуются спросом в разных странах. Надо, чтобы вчерашние выпускники средних школ знали, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Родиной очень хочется гордиться. Хорошо, что пока есть чем». Почему отсутствие репертуарных театров — это признак коммерциализации, надо спросить у автора. Театры на Западе существуют разные, и ходит в них очень много народу. Врачи на дом не приходят, зато в больничную палату и даже в реанимацию пускают родных и близких, и никто даже представить себе не может, что ребенок, как это, увы, очень часто происходит у нас, может лежать в реанимации без родителей, и даже умереть в одиночестве, потому что по каким-то высшим соображениям санитарии и гигиены маму к нему не пустили. Журналистка Вера Шенгелия много пишет о Свято-Софийском детском доме для детей с тяжелыми множественными нарушениями развития. О том, с каким трудом создавался этот «Домик», где живут 22 ребенка, вырванных из бессердечной системы детских домов. В детские дома они попали, потому что от них отказались родители, которые не хотели воспитывать инвалидов. А не хотели они, потому что их сразу же в роддоме начали уговаривать отказаться и «родить другого». И потому, что в нашей стране над инвалидами смеются. И родители здоровых детей могут потребовать, чтобы ребенка-инвалида, например, не пустили на аттракционы, и могут не позволить ему играть в песочнице вместе со всеми. И жизнь с ребенком-инвалидом — это существование в постоянном ужасе из-за мыслей о том, что же с ним будет после смерти родителей. И в государственном детском доме, где до восьми лет жил мальчик Гор со страшным диагнозом spina bifida (расщепление позвоночника), он был обречен на жуткое, мучительное существование. «У Гора абсолютно сохранный интеллект — при этом жил он в группе, где кроме него разговаривали еще двое детей. И невероятная харизма — он живой, яркий, теплый, за секунду запоминает всех по именам, ему все интересно. При этом бытовых, обычных жизненных знаний у Гора не было совсем. Лизнул мороженое: „Ты что, меня угробить хочешь, оно же ледяное!“ Увидел фонари вечером: „Они не рухнут?“ Увидел газ у меня дома на кухне: „Вези меня обратно в Домик, я думал, ты нормальная, а ты костры жжешь!“»[14]. На собранные благотворительными организациями деньги Гора отвезли в Лондон и прооперировали, сильно облегчив его состояние. Одна из самых поразительных вещей, которые сопровождавшая Гора Вера Шенгелия увидела в лондонской больнице, как раз была связана с пребыванием в реанимации. С самого начала все делается для того, чтобы ребенок как можно меньше боялся. «Операцию делали в субботу рано утром. Мы уже успели познакомиться со всей командой врачей — хирургом, анестезиологом, старшими медсестрами. В субботу утром я принесла ребенка в больницу. До этого мы приходили сюда на репетицию: на куклах и плюшевой панде, символе детского отделения Portland Hospital, игровой терапевт показала Гору, как все будет происходить: как в руку поставят катетер, как приклеят его специальным пластырем, как введут анестезию. Кроме того, нам показали реанимацию и палату, в которой Гору придется лежать после операции. Все это делают для того, чтобы ребенок, и без того напуганный предстоящим, оказался в хотя бы отчасти знакомой обстановке. Чтобы он был готов к медицинским манипуляциям, не боялся вида медицинского оборудования. Как объяснил нам там же, в больнице, детский психолог, такая предварительная работа помогает снизить уровень тревоги, а дети чувствуют себя гораздо более защищенными, когда знают, что именно будет с ними происходить»[15]. Лиза Браун, старшая сестра реанимационного отделения больницы, где лежал Гор, объяснила Вере: «Мы всегда рады родителям и близким ребенка в реанимации. Конечно, из соображений безопасности мы ограничиваем число посетителей. Я имею в виду, что мы просим родителей и близких навещать ребенка по очереди. Просто на тот случай, если ребенку внезапно станет плохо, а у его постели будет очень много людей, и мы не сможем быстро воспользоваться оборудованием. Но это, конечно, не причина никого не пускать. Когда к нам попадает очень тяжелый ребенок, мы обычно просим родителей дать нам 10-15 минут, чтобы стабилизировать его состояние. В это время родители могут подождать в специальной комнате. Но главным правилом во всех реанимациях, где я работала, всегда было как можно быстрее дать ребенку воссоединиться с родителями или близкими. Потому что родители в такие моменты, становятся частью нашей команды. От них зависит не меньше, чем от нас. Когда ребенок стабилизировался, но все еще очень слаб, именно родители придадут ему уверенности, именно они, а не мы, будут держать его за руку. Именно они знают своего ребенка лучше всех на свете и уж точно — лучше нас. Мы делаем все возможное, но ни один врач, ни одна самая внимательная сестра не может заменить ребенку родителей». А вот в городе Железнодорожном произошла жуткая история — о ней написано на православном портале Милосердие.ру[16]: «В Центральной городской больнице Железнодорожного в Подмосковье скончался от рака мозга девятилетний мальчик Никита. Его мама, Марина Десницкая, так и не смогла добиться от руководства медучреждения права на свидание с сыном. Врачи сказали, что она занесет в отделение вирусный менингит. Страдания, которые пришлось перенести матери, и смерть маленького мальчика в полном одиночестве никак не повлияли на позицию администрации больницы. Врачи остались непреклонны: не положено!» И эта история не уникальна. Что касается пенсионеров, то действительно, на Западе они почти никогда не получают путевок через «собес». Разве что самые бедные. Большинство пенсионеров ездят отдыхать за свои деньги. На их пенсии можно жить, развлекаться и путешествовать по миру. С фразой о том, что родиной хочется гордиться, трудно не согласиться. Хочется. И есть чем — культурой, историей, хорошими людьми. Вот только врать не надо. Россия — не родина слонов. Глава 8. Рождение героя Каких только удивительных и неправдоподобных вещей нам не рассказывают, для того, чтобы «вдохновить на подвиг», чтобы «подать пример», увлечь, повести за собой, словом, заставить делать что-то, что нужно другим, а не нам. Культ героев всегда невероятно полезен — и по многим причинам. Во-первых, понятно, что герои задают некоторую планку, становятся образцом, которому остальные должны с большим или меньшим успехом следовать. Любой учитель скажет — одно дело сообщать детям отвлеченные поучения — мол, ведите себя так-то и так-то, и другое — показать им прекрасный пример, конкретного человека, на которого можно равняться. Это сразу как будто говорит людям: вот, ты тоже так можешь — он же смог. И в то же время герой — это обычный человек, поднявшийся над обычной жизнью — это свято, отказавшийся от дома, семьи и богатства, воин, пожертвовавший собой ради отечества, Рахметов из романа «Что делать?», спящий на гвоздях, Александр Матросов, закрывший своим телом амбразуру пулемета. Всех этих людей — реальных или выдуманных, объединяет одно — они ставят идею выше собственной жизни, и призыв следовать их примеру — это не просто призыв совершать христианские подвиги, или служить революции, или сражаться с врагами, — это призыв служить идее. И если ради идеи надо слегка (или очень сильно) подправить реальную действительность, то страшного в этом, с точки зрения пропагандистов, нет — ведь это делается не для наживы, не для обмана в грубом, приземленном смысле слова — а ради служения великой идее. Мученик или сутенер? Жил-был немецкий мальчик, звали его Хорст Вессель. Отец его был лютеранским пастором, националистом и монархистом. Вессель-старший сначала служил в Вестфалии, потом в Берлине, и Хорст, окончив гимназию, поступил в Берлинский университет. Он решил изучать юриспруденцию. Дело было в 1926 году, нелегкое для Германии время. После окончания Первой мировой войны прошло восемь лет, бoльшая часть воевавших стран уже давно пришла в себя и процветала — заводы работали на полную силу, рабочих мест было много, конвейер Форда выпускал все новые и новые дешевые автомобили, в ресторанах гремел джаз, пары отплясывали модные танцы. А вот Германия так и не смогла оправиться после поражения. Экономическое положение было тяжелейшим, инфляция росла, к тому же страны-победительницы фактически объявили ее единственной виновницей произошедшей бойни и, чтобы избежать повторения, отняли у Германии много важных для экономики и безопасности территорий. В Германии произошла революция, установилась республика, для которой была выработана прекрасная демократическая конституция. Только вот беда — многие граждане Германии уже не хотели жить при демократии, они все больше прислушивались к тем, кто яростно критиковал нынешнее положение страны, — кто-то шел за коммунистами, а многим нравились лозунги нацистов, говоривших о превосходстве арийской расы и о необходимости отомстить за унижение Германии. В такой обстановке молодой Хорст Вессель начал изучать право. Но кроме занятий в университете (который он через три года бросил) у Весселя были и другие дела, казавшиеся ему куда более важными. С 15 лет он искал ту организацию, которая дала бы ему возможность служить Германии так, как он это понимал. Проследить биографию молодого человека нелегко — он сменил много группировок, переходя каждый раз ко все более и более агрессивным, одновременно вел весьма рассеянный образ жизни, проводя время в подозрительных барах и дешевых отелях с дурной репутацией. В конце концов в декабре 1926 года Вессель нашел то, что пришлось ему по душе, — и вступил в штурмовой отряд нацистов. Их идеология давно его привлекала. Вессель был антисемитом (на его взгляды оказал сильнейшее влияние роман атамана Петра Краснова «От двуглавого орла к красному знамени», полный антисемитских идей и веры в подлинность фальшивых «Протоколов сионских мудрецов»). А с кем вместе лучше бороться против мирового еврейского заговора и за величие Германии, как не с нацистами? Но берлинские штурмовые отряды привлекали Весселя не только этим. Тогда их руководителем — гауляйтером — был не кто иной, как Йозеф Геббельс. Позже Вессель говорил: «Геббельс мог справиться с чем угодно. Товарищи по партии испытывали к нему преданную привязанность. Штурмовики ради него позволили бы на куски себя разрезать. Геббельс был для нас как сам Гитлер». Геббельсу Хорст Вессель тоже нравился, и за три года способный юноша сделал неплохую карьеру в рядах штурмовиков. Его отправляли в Вену изучать организацию тамошних нацистских ячеек, он стал руководителем сначала небольшого отряда штурмовиков, затем дослужился до «штурмфюрера» — что-то вроде лейтенанта. Геббельс и другие руководители ценили его, в частности, за то, что он был хорошим уличным оратором, а еще за безжалостность и грубость — штурмовой отряд из того района Берлина, где жил Вессель, славился своей жестокостью. Одновременно этот штурмовик, принимавший участие во многих уличных столкновениях, имел склонность к музицированию и играл на шалмее — духовом инструменте вроде гобоя. Он создал «штурмовой ансамбль», игравший на шалмеях. Этот инструмент считали народным, исконно немецким, и ансамбль выступал во время сборищ штурмовиков. Вессель даже написал для них слова песни «Знамена ввысь! Ряды сомкните плотно!» Кто сочинил музыку, неизвестно. Некоторые считали, что Вессель выступил и как композитор, но есть и другие версии — например, что была взята мелодия коммунистической песни, или немецких матросов, или венского кабаре. Во всяком случае, штурмовики Хорста Весселя браво распевали ее до тех пор, пока с их руководителем не случилось несчастье. В сентябре в одном из кабаков, которые любил посещать Хорст Вессель, он познакомился с бывшей проституткой Эрной Йенике. Какие отношения их связывали, не совсем понятно. Некоторые утверждали, что Вессель — ее сутенер. Другие говорили, что он использовал ее для того, чтобы шпионить за своими политическими врагами. Но в любом случае в ноябре она поселилась в комнате, которую Вессель снимал у 29-летней вдовы Элизабет Зальм. Покойный муж фрау Зальм был активным коммунистом, но сама она гордилась своей аполитичностью и, к возмущению его товарищей по партии, не позволила похоронить его так, как хоронили других коммунистов, — с красными флагами и революционными речами. Так что Элизабет было все равно, что ее жилец — штурмовик, но вот то, что в ее дом въехала проститутка, ей не понравилось. Еще большее возмущение у нее вызывало то, что Вессель задерживал квартплату. Начались скандалы, хозяйка попыталась выселить жильцов, те отказывались съезжать, и тогда она обратилась за помощью к друзьям покойного мужа. Поначалу они не рвались помогать фрау Зальм, но узнав, что выселить надо их давнего врага Весселя, согласились. Дальше произошла странная история. В дом к Зальм пришло около десятка людей, которые собирались побить Хорста Весселя и заставить его освободить комнату. Но едва он открыл дверь, некий Альбрехт Хелер вытащил пистолет и выстрелил. Позже он утверждал, что Вессель сам потянулся за пистолетом, но похоже, что это не так, потому что выстрел, по словам свидетелей, произошел почти сразу после того, как распахнулась дверь. Нападавшие обыскали комнату, забрали пистолет Весселя и резиновую дубинку и разбежались. Весселя отвезли в больницу, где он умер от заражения крови. Хёлера и еще семерых нападавших нашли и арестовали. Убийцу приговорили к шести годам заключения, но через три года, когда фашисты пришли к власти, штурмовики выкрали его из тюрьмы и расстреляли. Что же произошло в тот вечер на самом деле? Историк Дэниэл Сименс, написавший книгу «Создание нацистского героя: Убийство Хорста Весселя и миф о нем», собрал множество свидетельств. Полиция изначально считала, что в этом конфликте смешались как личные, так и политические противоречия между его участниками. Появились утверждения о том, что Йенике по приказанию Хорста Весселя шпионила за своими клиентами-коммунистами, одним из которых и был Хёлер. Коммунисты даже утверждали, что Хёлер был раньше сутенером Йенике и убийство произошло просто потому, что Вессель отнял у него проститутку. Единственного убедительного объяснения того, что произошло, нет, но совершенно ясно, что Хорст Вессель был мутным типом и занимался далеко не только «политической» деятельностью (впрочем, во многом состоявшей из избиений, драк и нападений), был тесно связан с криминальными или полукриминальными слоями Берлина. Бертольт Брехт в своей статье «Легенда о Хорсте Весселе» саркастически писал: «В поисках подходящего героя, такого, чтобы, думая о нем, мы думали бы о движении, а думая о движении, мы сейчас же подумали бы о нем, национал-социалистское движение, наверное, после долгих колебаний, остановилось на сутенере». А дальше началось мифотворчество. 1 марта 1930 года Хорста Весселя похоронили. К этому моменту Геббельс уже начал громогласно рассуждать о том, что штурмовик был убит «дегенеративными коммунистическими недочеловеками». Он хотел устроить из похорон массовое действо, в котором должны были принять участие берлинские штурмовики в форме. Власти, которые пока еще кое-как противостояли напору нацистов, не разрешили проводить военный марш, но похороны все равно стали мощной пропагандистской акцией, которую засняли на кинопленку и позже, уже после прихода Гитлера к власти, регулярно показывали в кино. Процессия с гробом медленно двигалась через центр Берлина — это заняло несколько часов. Геббельс произнес над гробом Весселя взволнованную речь. Так из сутенера начали создавать мученика. Кроме Геббельса на похоронах присутствовали Геринг и другие руководители нацистской партии и штурмовых отрядов, почтил память Хорста Весселя и четвертый сын свергнутого кайзера Вильгельма — принц Август-Вильгельм Прусский. Другой идеолог нацизма, Альфред Розенберг, написал, что Хорст Вессель не умер — банальные слова в подобной ситуации, но этот образ был старательно развит. Появилась идея, что Вессель просто перешел в другую — загробную — боевую организацию, в которой он продолжает бороться за дело национал-социалистов. С тех пор среди нацистов вошло в привычку говорить о своих погибших «героях», что они перешли в «отряд Хорста Весселя» или были призваны «под знамена Хорста Весселя». Так недоучившийся студент, возможно, убитый из-за проститутки, стал святым, покровительствовавшим своим однопартийцам. Снова дадим слово Бертольту Брехту: «Нельзя не признать, что в легенду о Хорсте Весселе вложено немало пропагандистской работы. Честолюбие министра и порнографа не позволяло им просто обойти молчанием некоторые не вполне благовидные поступки своего героя. Они чувствовали себя достаточно сильными, чтобы именно эти поступки представить наиболее героическими. Мастеру своего дела это ничего не стоит. Допустим, что его герой в какой-то период своей жизни украл серебряные ложки. Вместо того чтобы доказать, что он был героем, несмотря на это, пропагандист, сияя, говорит: он герой именно благодаря этому. Студент не хотел учиться: что же, ему предстояло нечто более великое. Он жил с проституткой: ну что ж, он делал это из любви к Германии. Чего только не сделал бы он из любви к Германии! Если это нужно Германии, он разрешил бы проститутке и содержать себя. Отсюда следует, что раз он разрешал проститутке содержать себя, значит, он должен был это сделать из любви к Германии». Геббельс надеялся, что на похороны Весселя приедет Гитлер, но тот не появился. Правда, уже в 1933 году была снова организована огромная процессия, прошествовавшая на кладбище. Во главе ее шли Гитлер, Геринг, Рем и другие вожди. Гитлер произнес прочувствованную речь, назвав убийство Весселя «символической жертвой». На кладбище был открыт мемориал. Культ Хорста Весселя осознанно формировался Геббельсом по образцам культов христианских святых. Вессель был истинным арийцем и вел себя соответственно, он отошел от своей семьи, которая была недостаточно проникнута идеями национал-социализма, отдавал все силы служению великой идее и с радостью пожертвовал своей жизнью ради Гитлера. Убийство в драке превратилось в осознанное мученичество ради торжества нацизма. Нацистская пропаганда постоянно воспевала желание отдать свою жизнь за фюрера и приучала ценить свою жизнь намного меньше, чем интересы Рейха, образ юноши-мученика тоже работал на эту идею. Брехт писал: «Для создания окончательного жизнеописания юного героя Геббельс выписал специалиста и обратился к преуспевающему порнографу. Этот эксперт по имени Ганс Гейнц Эверс среди прочего написал книгу, в которой изображалось изнасилование извлеченного из могилы трупа. Этот автор удивительно подходил для составления жизнеописания мертвого Весселя: трудно было сыскать во всей Германии другого человека с такой фантазией. Мастер порнографии и мастер пропаганды, специалист по обнажению и специалист по охмурению объединились и выработали идеальные, потрясающие и героические причины, которые заставили студента-правоведа переехать на Большую Франкфуртскую улицу к проститутке. Они открыли, что он снял дешевую комнату в квартале, пользующемся дурной славой, не потому, что она была дешевой, а потому, что он хотел быть ближе к народу». Сочиненная Весселем песенка стала практически гимном нацистов, а затем и Германии, теперь ее называли «Песня Хорста Весселя». В его честь назвали улицу, площадь, район в Берлине, дивизию СС, корабль и много чего другого. Был даже снят фильм про Хорста Весселя, но он не понравился Геббельсу, так как шел вразрез с тем мученическим образом, который уже создала пропаганда. Там, в частности, с гордостью демонстрировалась жестокость и агрессивность героя, а для того мученика, который отдал жизнь ради идей национал-социализма, эти качества уже не слишком подходили. В результате героя переименовали в «Ханса Вестмара». Эрнсту Рему, руководителю штурмовых отрядов СА, шедшему вместе с Гитлером в январе 1933 года к могиле Хорста Весселя, как и большинству его подчиненных, жить оставалось полтора года. В июне 1934-го, в «Ночь длинных ножей» штурмовики будут уничтожены — Гитлеру уже стали опасны вооруженные и излишне самостоятельные боевики. Наверное, если бы Хорст Вессель дожил до 1934 года, то его жизнь оборвалась бы так же, как и жизни многих его товарищей, и никто не вспомнил бы о нем. Но он не дожил и был превращен в мученика.