– Самое время запустить на пути встречный состав. Столкновение неизбежно. Мистер Грей спрятал механическую ворону в сумку и шагнул к овальному проему двери «Рокфорта». Все только начиналось… *** Мистер Твуни сжимал штурвал так крепко, что скрипели не только его перчатки, но и костяшки пальцев. И все же он не слышал этого из-за скрежета его аэрокэба, гула котла и воя ветра. Погода к вечеру ухудшилась, снег бил в лобовое стекло и залепливал иллюминаторы. Кронштейны, удерживающие оболочку, ходили ходуном, экипаж швыряло из стороны в сторону и все время казалось, что он вот-вот развалится на части. Стрелки датчиков на приборной панели дрожали у самой красной зоны. Мистер Твуни дернул туда-обратно ручку слева от штурвала, и в тот же миг с лязгом закрылись и снова открылись наружные шторки, очищая стекла. На мгновение он различил мигнувший в небе фонарь на аэробакене. Полеты над городом с наступлением темноты и ухудшением погодных условий запретили, и кэбмен за последние пятнадцать минут уже, вероятно, в сотый раз пожалел о том, что согласился доставить ту престарелую пару на границу с Сонн. Они выглядели вполне презентабельно, и мистер Твуни назвал им цену втрое выше обычной. В иное время он и не подумал бы лететь, учитывая обстоятельства, но… ему не хватало всего тридцать пять фунтов, чтобы купить в лавке у мистера Голсуорта тот чудесный гребень для Мэри. Доставил пассажиров мистер Твуни без происшествий: тряска была едва ощутимой, метель вроде как улеглась, и он прекрасно видел навигационные огни на аэробакенах. Но вот обратный путь на Чемоданную площадь из просто неприятного «крен-штивания», «тангаж-шатания» и легкой качки быстро превратился в «Проклятье! Если я разобьюсь, Мэри так и не получит подарок на Новый год!» – Нужно было следовать обратно на площадь по земле… – процедил мистер Твуни. – И зачем я только поднялся в воздух?! Запищал топливный датчик – химрастопка заканчивалась. Котел едва справлялся, удерживать экипаж на заданном курсе становилось все сложнее… Мистер Твуни прильнул к смотровому окну, пытаясь разглядеть промелькнувший огонек, но снег будто слизнул его. Кругом была лишь темнота да метель. И тут он вдруг поймал себя на неприятной мысли: «А ведь аэробакены должны были опустить еще полчаса назад. Что же это тогда было?» Вряд ли в Саквояжне сейчас нашелся бы еще один безумец, решившийся поднять свою махину в небо. И только он это произнес, как по правому борту загорелся свет. Мистер Твуни повернул голову к иллюминатору и протер запотевшие лётные очки. Рядом с ним в небе над городом кто-то был! Он увидел фонари. Скопление огоньков сосредоточилось на… кэбмен сперва не поверил своим глазам!.. алой оболочке экипажа, летевшего примерно в тридцати ярдах от него. «Пожарные?!» – пронеслось в голове, и тут он заметил, что это никакой не экипаж. Сквозь снег по воздуху летели большие сани: красные полозья с подкрученными носами и фигурными стойками, золоченые молдинги и орнаменты на бортах, несколько пропеллеров и пыхтящая бордовым дымом батарея выхлопных труб. За рычагами сидел… – Не может быть… Бесформенная груда в кресле, оказавшаяся огромной красной шубой, зашевелилась, и к мистеру Твуни повернулась голова в капюшоне с белой меховой оторочкой. Потрясенный кэбмен различил пышную белую бороду и большие лётные очки. – Человек-в-красном! Мистер Твуни потянулся к ручке, управляющей шторками, дернул ее, сбрасывая со стекол налипший снег, и… За иллюминатором больше никого не было. Свет фонарей растворился в темноте и метели. Кэбмен для верности снова передернул шторки и протер очки. Ничего. Сани и тот, кто сидел за их рычагами, исчезли. – Мне же не почудилось? Вместо ответа завизжали датчики. Экипаж тряхнуло. Скрежет стрингеров и ферм оболочки проник в кабину, и мистера Твуни прошиб пот. Больше не протянуть! Нужно снижаться! Кэбмен склонился над окулярами перископа нижнего обзора – наземные огни походили на искорки. Пальцы мистера Твуни замельтешили, переключая тумблеры. Он схватился за располагавшуюся над головой рукоятку регулятора высоты и потянул ее вниз. – Я должен приземлиться… – бормотал кэбмен. – Должен вернуться к Мэри… Началось снижение. Непогода противилась, пыталась помешать ему вырваться из ее лап, но экипаж мистера Твуни фут за футом опускался к земле и вскоре он уже был над ярко освещенной улицей. Кэбмен узнал башенку над зданием суда – улица Семнадцати Слив! Когда колеса кэба коснулись брусчатки, мистер Твуни с облегчением выдохнул: – Не иначе сам Каминник помог мне! Маленькое новогоднее чудо для Томаса Твуни! Кэбмен переключил режим управления в «наземный ход», и экипаж двинулся в сторону Чемоданной площади. Ну а что касается Человека-в-красном, то к счастливому приземлению мистера Твуни он не имел ни малейшего отношения. У него были свои заботы. И к новогодним чудесам эти заботы также ни коим образом не относились. Под звон механизмов туча бордового дыма подплыла к чернеющему дому-башне, облетела его вокруг и начала снижение. У окна мансарды сани зависли в воздухе, дверка борта распахнулась. Человек-в-красном, взяв здоровенный мешок, перешагнул провал и ступил на карниз. Забравшись в окно, он спустился на пол, затащив мешок следом. Под ногами заскрежетали сломанные часы. – Ты приш-ш-шел, – раздался шелестящий голос, и среди груд часов возникла длинная фигура в черном пальто с пелериной. – Как и было условлено, Моргрейв, – проскрипел Каминник. – Мой ужин… – покачиваясь из стороны в сторону, словно под ногами был не ровный пол, а кренящаяся палуба корабля, господин Моргрейв двинулся к Человеку-в-красном. – Мне было сложно сдерживать себя… ты понимаешь? – Понимаю. – Она была такой сладкой… девчонка… а потом пришла эта мерзкая дрянь… – Ты сделал то, что должен был. – Мой праздничный ужин… Старик в красной шубе кивнул. – Я держу слово. Счастливых праздников, Моргрейв. Сказав это, он забрался на подоконник. Раздался металлический скрежет, когда дверца саней захлопнулась. Человек-в-красном отбыл. У окна на полу остался стоять большой темно-красный мешок. Господин Моргрейв моргнул одновременно дюжиной глаз и шагнул к нему. Мешок зашевелился. Из него раздалось приглушенное кляпом мычание. Глава 8. Призрак, констебль, кот и воровка. 9 часов 20 минут (вечера). Новый год все ближе… – Я точно слышал что-то, мистер Бэккерфор! – испуганно прошептал средних лет мужчина в ношеном, покрытом заплатами твидовом костюме. – Да эт крысюки разбродились, – беззубо прошамкал старик, почти все лицо которого было покрыто серой щетиной, будто он опустил его в мешок с пылью. – Не дрожи, Данли. Данли с досадой зыркнул на старшего коллегу и приставил большое оттопыренное ухо к стене. – Крысы не так бродят. Я ж из Фли, вы поверьте: я знаю звук бредущей крысы. – Ну так гремлин какой, – не заставил себя ждать с ответом старый Бэккерфор. Он снял с носа грязные очки, подышал на стеклышки, протер их уголком полосатой жилетки и водрузил обратно – очки стали грязнее, чем были. – Видать, кто-то из их братии позарился на ржавые пружины. В главной часовой башне Тремпл-Толл к вредительским гремлинам относились строго: если хоть кто-то из них отыщет путь внутрь, то потом бед не оберешься. Смотритель Джордж Бэккерфор и его помощник, часовщик-настройщик Роджер Данли, зорко следили за сохранностью вверенного им Ведомством часового оповещения механизмом. За все существование башенки над старым конторским зданием по адресу «площадь Неми-Дрё, 1» в часовую комнату гремлины проникали лишь единожды, и тогда от них едва удалось избавиться, при этом ремонт больших часов занял целый месяц. Данли возмутился. Старик частенько намекал на то, что он работает чуть ли не из рук вон плохо. И это притом, что настройщик делал буквально всю работу в башне в то время, как сам смотритель лишь раз в день заводил часы главным ключом. – Никаких гремлинов в башне нет, – сказал он, не отрывая уха от стены. – Я еще вчера все «Мотом» обсыпал – если бы там и был гремлин, то только лишь дохлый, с языком наружу. Уж не сомневайтесь. Так что, вот хотите смейтесь, но я уверен, что там сейчас бродит… Старик последовал «совету» и расхохотался. Данли раздраженно глянул на него. Он уже раскрыл было рот, собираясь ответить этому замшелому хрычу, что думает, как тут снова что-то услышал. Часовщик-настройщик затаил дыхание и даже закрыл глаза, вслушиваясь. Казалось, прямо за стеной кто-то ходит. Вот только там, насколько он знал, ничего не было: ни комнаты, ни даже лестницы. И тут ему в нос ударил резкий удушающий запах ваксы для обуви, тухлой рыбы и собачьей шерсти. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой морщинистое лицо мистера Бэккерфора. Тот также приставил ухо к стене и изо всех сил пытался услышать то же, что слышал и его помощник.