А очередь и не думала сдвигаться… Зои обхватила себя руками за плечи и подумала, что, вероятно, канун Нового года – действительно не лучший день, чтобы начинать бесчинствовать. И то правда: если вы не заходили в главпочтамт Тремпл-Толл на праздники, вы просто не представляете, что такое настоящая суматоха. А латунные двери продолжали открываться, впуская все новых и новых посетителей, принимая все новые и новые письма и коробки… За всей этой неразберихой через большое круглое окно на втором этаже наблюдал невероятно усатый господин в форме ведомства. От простых почтальонов его отличал солидный живот и золоченая кайма на фуражке. Лишь господин главный почтмейстер находил в мельтешении внизу успокоительный и размеренный порядок: главпочтамт работал, как хорошо отлаженный, смазанный механизм. К слову о механизмах. Господин главный почтмейстер как раз держал в руках карманные часы, и, дождавшись, когда стрелка доползет до нужной отметки, не поворачивая головы, сказал: – Мисс Уотинг, пятиминутная готовность. Женщина в очках с полукруглой оправой, сидевшая за заставленным горами корреспонденции столом, кивнула: – Слушаюсь, господин Биркинс. – После чего склонилась к переговорному рожку и, четко разделяя слова, сообщила в него: – Внимание! До отбытия почтового дирижабля на Сонн и Набережные осталось пять минут. Прием посылок на Сонн и Набережные закончен. Следующий дирижабль на Сонн и Набережные отправляется ровно в два часа пополудни. Внизу, в холле, встретили это сообщение ожидаемо: хором возмущения, в котором слышались проклятия, гневные оскорбления и чьи-то угрозы свести счеты с жизнью, если его посылку немедленно не отправят на борт. И все же страсти постепенно улеглись, а главпочтамт вернулся к своей предпраздничной рутине. В двери кабинета главного почтмейстера постучали, и, дождавшись короткого «Входите!», в помещение вошли старший почтальон мистер Черникк (чьи лаконичные черные усы выглядели весьма скромно в сравнении с пышной растительностью под носом главного почтмейстера) и два груженных мешками с конвертами автоматона в форме Почтового ведомства. – Это то, что я думаю? – осведомился господин Биркинс. – Да, сэр, – мистер Черникк сложил руки в белых перчатках за спиной и напустил на себя толику важности. – Письма для… гм… Него. Здесь восемьсот шестьдесят пять конвертов. Когда я покидал отделение распределения, там накопилось еще около трех сотен, и еще прибывает. Господин главный почтмейстер повел губами, отчего его подкрученные нафарбленные усы заходили ходуном. – Сотни конвертов… – буркнул он. – Сотни разочарований… – Простите, сэр? Господин главный почтмейстер наделил подчиненного суровым взглядом из-под хмурых бровей. – Вы же понимаете, мистер Черникк, что Он не сможет ответить на все? Кого-то ждет безответность и разочарование. – Но я думал… – Вы думали, что, раз Каминник летает по городу на своих санях и одаривает жителей, у него нескончаемый запас времени? – Нет, сэр, но… – Или вы полагаете, что все до единого отправители этих писем… кхм… хорошо себя вели весь год? – Ни в коем случае, сэр, просто… – А может, вы думаете… Хмурый почтмейстер прервал себя на полуслове. Будучи человеком в общем угрюмым и не особо склонным доверять людям, он почти не верил в то, что кому-то в этой дыре, которую зовут Саквояжным районом, вообще есть дело до тех наивных личностей, что макают перо в чернильницу и выводят сокровенное: «Дорогой Человек-в-красном…» Господин Биркинс был из числа тех скептиков, кто сомневался, что все эти письма в принципе дойдут до адресата или что упомянутый адресат вообще существует. Сам он его не видел, и, пока не увидит, ни за что не поверит. И это притом, что лично он был в Габене, вероятно, единственным человеком, который знал почтовый адрес таинственного благодетеля, проникающего в дома через камины и оставляющего след от своих саней на крышах. Не обделенный подозрительностью и преисполненный сомнениями, господин главный почтмейстер чувствовал во всей истории с Человеком-в-красном, которого также зовут Каминником и прочими приевшимися прозвищами, какой-то подвох. Мистер Черникк между тем явно огорчился. – Полагаю, ваше собственное письмо в одном из этих мешков? – добавив в голос порцию строгих ноток, спросил глава всей почты Тремпл-Толл. – Нет, сэр. – Мистер Черникк обильно покраснел и опустил взгляд. – Что вы, сэр! Я бы не посмел воспользоваться своим положением, чтобы подсунуть письмо от себя. – Он тяжко вздохнул. – Не так уж мне и хочется получить в подарок кофейный варитель «Нефферс» к Новому году. – Вот и славно: не стоит надеяться на подарки от несуществующих личностей. Вы свободны, мистер Черникк. Старший почтальон уже направился было к выходу, но неожиданно замер в дверях и обернулся. – Позволите вопрос, сэр? – Господин начальник кивнул, и он продолжил: – Зачем тогда мы принимаем и доставляем все эти письма, если никакого Человека-в-красном, по-вашему, не существует? – Это наша работа. Доставлять письма. Переубеждать людей, которые предпочитают заблуждаться, – не наша работа. – Я никак не могу взять в толк, сэр. Почему вы так уверены, что все заблуждаются, в то время как у вас есть почтовый адрес Человека-в-красном?! Господин Биркинс подбоченился и подкрутил усы. Наделил подчиненного снисходительным отеческим взглядом. – Наличие почтового ящика не подразумевает наличие рук, которые его откроют, мистер Черникк. Вы довольно долго служите при главпочтамте, и мне кажется странным то, что вы так этого не поняли. – Да, сэр, – старший почтальон опустил голову. – Вы правы, сэр. Прошу прощения, сэр. Господин главный почтмейстер чуть смягчился: – Вы молоды, мистер Черникк. Но когда вам исполнится хотя бы пятьдесят, вы наконец смиритесь с тем, что в Габене нет никаких добрых и могущественных сил, которые испытывают бескорыстную тягу облагодетельствовать и осчастливить кого бы то ни было только за то, что тот якобы целый год вел себя хорошо. Но зато в Габене есть я, и в моей власти выдать вам праздничную премию за достойную и примерную службу. Мистер Черникк чуть приободрился. – Премию, сэр? Главный почтмейстер с важным видом кивнул. – Именно. И в следующем году вы также получите премию, если продолжите быть тем, кого не стыдно называть почтальоном. Глядите, лет через пять-семь даже сможете позволить себе кофейный варитель «Нефферс». Старший почтальон опустил голову. – Я могу идти, сэр? – Вы могли идти еще три с половиной минуты назад. Мистер Черникк кивнул и покинул кабинет. Черствость начальника выкачала из него последнее подобие праздничного духа. Недаром за глаза господина главного почтмейстера называли Мистером Биркой – подобные формализм и канцелярскую бездушность еще поискать. – За мной, – велел тем временем господин Биркинс застывшим в ожидании автоматонам и двинулся к низенькой двери в глубине кабинета. Механические служащие почтамта полязгали следом, провожаемые грустным взглядом мисс Уотинг: судя по всему, не только мистер Черникк осмелился подложить в эти мешки свое письмо. – Видимо, мне так и не дождаться в подарок сердца мистера Черникка, – с тоской прошептала она. – А ведь я так хорошо себя вела весь год… Господин главный почтмейстер не услышал ее слов. В сопровождении механических подручных он вошел в небольшую комнатку, которая плавно перерастала в швартовочную площадку. Разводная стеклянная стена пока что была закрыта, перед ней на специальных упорах стоял небольшой аэростат с гербом Почтового ведомства на ржавом (некогда бордовом) борту. Грузовой шлюз аэростата был открыт, навигационные фонари уже горели, а из труб тоненькими струйками курился красноватый дымок. Малым дирижаблем главпочтамта пользовались очень редко, но сейчас его отбытие было лишь вопросом времени. Господин Биркинс подошел к аэростату. У рубки управления неподвижно застыл еще один автоматон в форме. Он стоял, опустив голову и вытянув руки по швам. Господин главный почтмейстер извлек из кармана мундира картонную перфокарту с пробитым в ней адресом Человека-в-красном. Не теряя времени, он вставил карту в узкую прорезь на груди выключенного автоматона. В тот же миг внутри металлического тела пришли в движение шестеренки, цепи и роторы. Два глаза-фонаря загорелись – сперва тускло, затем ярче… Автоматон поднял голову и уставился на господина Биркинса. – Отправление через три минуты, – сообщил тот и кивнул на чернеющий зев грузового шлюза дирижабля своим латунным помощникам с мешками писем. – Грузите. Те последовали указанию, но вдруг господин главный почтмейстер остановил их. Он повозился во внутреннем кармане мундира и извлек оттуда квадратный конверт, на котором было выведено: «Человеку-в-красном». После чего с презрением к самому себе засунул конверт в один из мешков. Не став дожидаться отправления, господин главный почтмейстер вернулся в свой кабинет. И сразу же понял, что за короткое время его отсутствия что-то стряслось. Мисс Уотинг не сидела, как обычно, за своим столом, а стояла у внутреннего окна, уперев руки в стекло. Из холла доносились крики. – Что здесь творится?! – рявкнул мистер Биркинс и подбежал к окну. – Там… там такое… сэр… Господин главный почтмейстер распахнул рот. В холле свет не горел, и при этом… там шел снег. Люди внизу походили на снеговиков – весь снег, лежавший на крыше, за одно мгновение оказался внизу. Мистер Биркинс задрал голову и досадливо скрипнул зубами: кто-то развел стеклянные своды здания. В предпраздничную сумятицу главпочтамта добавилась настоящая неразбериха. Часы остановились. Работа встала. Это была катастрофа! Почтальоны в холле пытались вытащить из снега посетителей, истошно лаяла стриженная шавка какой-то дамы. Никто, кажется, не пострадал, но все выглядели огорошенными и сбитыми с толку: всего мгновение назад они стояли в очереди или сидели за столами, и тут внезапно весь холл за одну секунду погрузился в снег. Все это походило на чью-то злую шутку… Господин главный почтмейстер бросился к переговорному рожку и пропыхтел в него: