Will Leitch HOW LUCKY Печатается с разрешения литературных агентств The Gernert Company и Andrew Nurnberg. В книге присутствуют упоминания социальных сетей (Instagram, Facebook), относящихся к компании Meta, признанной в России экстремисткой и чья деятельность в России запрещена. © 2021 by Will Leitch © Яновская А. А., перевод, 2022 © ООО «Издательство АСТ», 2023 Любое использование материала данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается. * * * Сейчас читаю фантастический роман Уилла Литча. Он смешной и захватывающий одновременно. И в нем есть что-то от атмосферы «Там, где раки поют». Мне кажется, вам понравится! Стивен Кинг Роман очень трогательно изображает и дружбу, и тесное сообщество людей в небольшом городке. The Wall Street Journal Прекрасная книга. Действие романа происходит в Атенсе, штат Джорджия, и все нюансы жизни в небольшом городе описаны восхитительно правдоподобно. А еще роман тревожный и захватывающий, и в тоже время так много рассказывает и о дружбе, и о любви, и о заботе, при этом ни разу не кажется ни глупым, ни излишне сентиментальным. Это большая редкость! Booklist «Фантастический роман!» Стивен Кинг * * * Номинант премии «Эдгар» в 2022 году Уилл Литч живет со своей семьей в Атенсе, штат Джорджия, и является автором пяти книг, в том числе романа «Какая удача». Он регулярно пишет для The New York Times и Washington Post. * * * Посвящается Алексе HOW LUCKY CAN ONE MAN GET? Джон Прайн[1] * * * Моя жизнь не триллер. Моя жизнь – противоположность триллеру. Какое облегчение. Кому хочется, чтобы жизнь щекотала нервы? Не поймите меня неправильно. Мы хотим, чтобы жизнь была захватывающей: хотим, чтобы она вдохновляла, удивляла, давала нам повод вставать и каждый день жизни пробовать что-то новое. Но чтобы она щекотала нервы? Да ни за что. Все, что случается в триллерах, было бы абсолютно, мать его, ужасающим в реальном мире. Вы видели миллион сцен преследования в фильмах, столько, что вы едва отвлекаетесь от складывания постиранного белья, когда такое происходит в чем-то, что вы смотрите на Нетфликсе в этот момент. Они приелись; они пресные и скучные. Но если бы вы оказались в одной из этих сцен преследования, это было бы кошмаром. Вы бы бежали… спасая свою жизнь! Если бы вы выжили, вы бы годами пытались справиться с этим. Вы бы тряслись и съеживались из-за этого на сеансах психотерапии, у вас были бы кошмары об этом, и вы бы просыпались от них с криком, вам сложно было бы установить какую-либо тесную связь с другим человеком. Это было бы худшее, что случалось с вами. Реальность, к счастью, это не триллер. Эти вещи не случаются с вами, и они не случаются со мной. Моя жизнь – это лишь мелкие моменты, как и ваша. Мы не живем в череде сюжетных событий. И должны быть благодарны за это. Мы должны понимать, как нам повезло. Когда я говорю, что знаю – она села в «Камаро» в 7:22 утра, поверьте, я знаю наверняка. Моя уверенность является результатом моей рутины. Может, вы так не думаете, но моя повседневность не так уж отличается от вашей. Я уверен, потому что утро того дня было обычным, посредственным, как и любое другое. Я уверен, потому что я видел ее, как всегда. Марджани разбудила меня в шесть утра. Мы молча позавтракали. Я ответил на письма и полистал Инстаграм, пока не началась программа «Сегодня» и не оповестила меня обо всех ужасах, произошедших в мире за прошлую ночь. После того как Хода[2] радостно пробежалась с рассказом, как все рушится, Аль объяснил, что сегодня в Лас-Крусес будет под сорок градусов тепла, уххх, а потом улыбнулся и передал слово 11Alive, местному филиалу из Атланты, как и каждый будний день в 7:17. Ведущий прогноза погоды, Челси МакНил, которого по-настоящему так зовут, улыбнулся, как он всегда делает в 7:17. Наступило время ПИЗометра[3]. У каждой телевизионной станции должен быть ПИЗометр. Это просто число от 1 до 11, где 11 – это платонический идеал погоды на этой планете, а 1 предположительно означает метеоритный дождь, который убьет всех нас, и оно характеризует погоду на день. У Челси МакНила ровно четыре минуты, чтобы рассказать нам о местной погоде и добраться до ПИЗометра, прежде чем ему нужно будет снова передать слово Алу в Нью-Йорке. Эти четыре минуты бывают пыткой. Иногда меня беспокоит, как сильно мое эмоциональное благополучие зависит от ПИЗометра. Я работаю из дома. Я провожу здесь все время. «Снаружи», за пределами моего крыльца, я бываю редко. ПИЗометр дает мне шанс увидеть мир на несколько минут. Если выдают 8 или выше, как сегодня («Тебе понравятся эти выходные, Атланта!»), я спешу на крыльцо изо всех сил. А главное, я спешу наружу ровно в 7:21. Так же было в этот день, так же будет завтра, так будет, пока я могу выбираться туда и пока прогноз погоды будет хорошим. Марджани подошла к своей «Хонде Цивик» и помахала мне на прощание: Увидимся завтра, Дэниел. Наша рутина уже превратилась в танец без слов, утвердившись за годы практики, Марджани – Астер, а я – Джинджер Роджерс, делающий то же, что и она, только задом наперед и на каблуках. Теперь она хорошо говорит на английском, но годы, когда она знала очень мало, научили нас этому молчаливому танго. Иногда мы разговариваем. Иногда нет. Я наблюдал, как ее машина долго стонала, прежде чем завестись. Она ездила на ней, сколько я ее знаю, и я понятия не имею, как эта машина до сих пор на ходу. Марджани проехала по Агрикалчер-стрит в сторону Стегеман Колизея, где ей нужно было помочь с уборкой после мероприятия спортивного клуба, прошедшего прошлым вечером. Скоро должен был состояться домашний футбольный матч университета Джорджии, из-за чего на неделе было много больших событий, а это в свою очередь значило больше работы для Марджани. Она помогает мне по утрам, а потом отправляется на разные подработки: уборка, присмотр за детьми, визиты на дом, иногда готовка. Этим она занималась за день до того и будет это делать сотни следующих. Конечно, если эта ее кашляющая машина протянет так долго. Я отпил через трубочку, наблюдая за ее отъездом с крыльца. Ей пришлось ударить по тормозам, когда какой-то подросток с рюкзаком бездумно выскочил на середину дороги, и он поднял руку, частично извиняясь, но в основном с унылой принужденностью, а затем поспешил в лес. В остальном дорога пустовала, утро было тихим, из тех, когда у всего Атенс похмелье. Все будто отсыпались лишний час. Даже студенческое общежитие, обычно бурлящее исполнительными докторантами, было тихим и темным. Я глубоко вдохнул и попытался вобрать редкий момент уличной тишины. Как часто я один на улице? А потом я увидел ее. Когда я описываю это вам, это звучит как какой-то большой драматичный момент, словно она выпрыгнула на меня, словно я не мог ее не заметить, словно на ней было ярко-красное пальто в черно-белом мире. Словно я был в триллере. Но все совсем не так. Она просто шла, как всегда. Обычно она не единственная выходит на улицу так рано, но в тот день была только она. Я видел ее в это время каждый день три недели подряд, точно по расписанию. Она, студентка где-то второго курса, с синим рюкзаком, шла по тротуару в том же направлении, в котором только что уехала Марджани. В тот чудесный осенний день, тянущий на 8, может, даже 9 по ПИЗометру, она брела по Агрикалчер-стрит в 7:22 утра, просто еще одна студентка, идущая на занятия. Как обычно, она отличалась только тем, что не пялилась в телефон. Она никогда даже не ходила в наушниках. Она не смотрит по сторонам, всегда одна, сливается с тротуаром. Она никогда не замечала меня, и, честно говоря, я бы никогда не подумал заметить ее, если бы она не появлялась каждый день в то самое время, когда я на крыльце. Она просто шла. Это все, что она делала. До того дня. В тот день она на секунду остановилась. Без причины: перед ней не выезжала машина, ничего такого. Она просто остановилась, перевела взгляд и впервые посмотрела мне в глаза. Это явно было случайностью; ее взгляд метнулся в сторону быстрее, чем остановился на мне. Но она меня увидела. А я увидел ее. Затем она снова остановилась, посмотрела на меня, на этот раз внимательнее, немного улыбаясь. Подняла правую руку. Привет. Потом пошла дальше. «Камаро» выехала с Саутвью Драйв на Агрикалчер-стрит. Она была бежевой, нуждалась в новой покраске и намного большей заботе, чем получала до этого. По моим догадкам, это машина шестидесятых годов выпуска, винтажная – тогда «Камаро» считалась первоклассной спортивной машиной, а не чем-то, в чем ты пытался устроить свиданку с Салли или Бетти в семидесятых. Эта машина стоит усилий на ее восстановление к прежнему величию, усилий, которые на тот момент не прилагались. Машина подъехала к ней и остановилась. Она заглянула внутрь. Кажется, пожала плечами. Я не видел, что происходило в машине. Она качнула головой, коротко рассмеялась, затем снова пожала плечами. Потом водитель открыл дверь пассажирского сиденья. Я не мог разобрать его лица, но разглядел две вещи: как мелькнул блестящий, почти прозрачный носок его ботинка на левой ноге – он сверкнул хромом – и синюю кепку «Атланта Трэшерз» у него на голове. Я помню, что кепка «Трэшерз» показалась мне странной даже в тот момент. Здесь была команда НЛХ под названием «Атланта Трэшерз» десять, пятнадцать лет назад, но никому на юге не нравится хоккей, поэтому они переместились в Виннипег. Кто носит кепку «Атланта Трэшерз»? Она замешкалась и мимолетом взглянула вправо, словно убеждаясь, что никто за ними не наблюдает. Потом посмотрела влево и снова увидела меня. Она быстро отвела взгляд, словно пристыдилась или, может, искала… чего? Моего разрешения? Может, она просто была рада, что кто-то видел. Может, она хотела, чтобы не видел никто. Я понятия не имею. Это было просто обычное осеннее утро. Не было причин думать об этом весь остаток дня, и я этого не делал. Вы бы тоже не думали. Ничего такого. Но она села в машину. Было 7:22 утра. Я в этом уверен. Вторник