– Воплотим, – уверенно пообещала молодая женщина. – Как раз начали. – Да, – согласился Б.Б. – Начали. С океана прилетел прохладный ветерок, однако отец и дочь не спешили покидать кресла, как будто опасаясь, что в гостиной их разговор не получится столь доверительным и теплым. Не хотели рассеивать чарующий туман, который окутал их при встрече и до сих пор не оставлял. Феллер поймал себя на мысли, что готов сидеть рядом с дочерью сколько угодно, хоть час, хоть день, но… Но следующим вопросом испортил разговор. Впрочем, он не мог его не задать. – Видела кого-нибудь в Европе? – поинтересовался Б.Б., постаравшись, чтобы вопрос прозвучал небрежно. – Кого? – уточнила Эрна, хотя прекрасно понимала, о ком спрашивает отец. – Кого-нибудь. – Спроси у телохранителей. – Ты исчезла из их поля зрения на целую ночь. – Я не в состоянии обмануть современные системы слежения и твою маниакальную заботу о моей безопасности, – рассмеялась молодая женщина. – Мы оба знаем, что ты умеешь обходить систему безопасности, – улыбнулся Феллер. Но улыбнулся делано, лишь раздвинув губы, после чего спросил: – Видела его? И чарующий туман стал стремительно рассеиваться. Как будто прохладный ветер с океана уносил его прочь, разрывая на призрачные куски. – Да, видела, – ответила Эрна. Ответила и отвернулась. Она прекрасно управляла своим лицом, чтобы допустить на него ненужные чувства, но не хотела смотреть на отца. Эрна надеялась, что Б.Б. услышит намек в ее тоне и прекратит расспросы, но тот не остановился. – И что? – Ничего. – Ты с ним была в ту ночь? – Отец! – Она не собиралась говорить ни «да», ни «нет», она показала, что в своих расспросах он заходит слишком далеко. И Феллер услышал намек. Вздрогнул, потер лоб, словно вырываясь из секундного забытья, из наваждения, заставившего его задавать дочери унизительные вопросы, и очень искренне произнес: – Пожалуйста, извини, я не должен был спрашивать. Я… я немного горячусь, когда разговор заходит… В этом направлении… Ты знаешь. – Знаю, – ровно подтвердила Эрна. – А ты знаешь, что я не злюсь. Я не умею на тебя злиться. – Она выдержала короткую паузу и закончила: – Что бы ты ни сделал. То был не удар, но укол, правда – в самое сердце. И сердце Феллера заныло. – Я не должен был ни о чем спрашивать, – повторил он, с тоской понимая, что их чудесный разговор безнадежно испорчен и нужно идти в дом, а в гостиной… в большой гостиной они будут сидеть в пяти ярдах друг от друга и говорить ни о чем. В лучшем случае – о делах. Феллер думал, что хуже не будет, но через секунду дочь неожиданно попросила: – Прости его. И сердце Б.Б. сжалось. – Эрна?! – он сделал вид, что удивлен. – Я знаю, что мы договорились не возвращаться к этой теме, – торопливо, пока отец не попросил замолчать, проговорила женщина. – Я знаю, что нарушаю слово, но не могу… Я не могу! Пожалуйста, прости его. – В моем сердце нет зла. – Мы оба знаем, что это не так. – Он сумасшедший, – попытался отмахнуться Б.Б., но не получилось. – Ты свел его с ума, – резанула Эрна. – Он рехнулся еще при рождении! – Но он был тихим сумасшедшим! Тихим, умным и спокойным. Он ел с моих рук, делал все, что я просила, а ты… ты решил его убить. – Мы оба знаем, что я должен был так поступить, – прорычал Феллер. – Я никогда не прощу ему сделанного. И так ответил на просьбу дочери. Сейчас его сердце не болело. Эрна подалась вперед, пронзительно посмотрела на отца и отчеканила: – Меня все устраивало. – А меня – нет, – яростно ответил Б.Б. – Почему?! – Потому что он не имел права так поступать. – Таким было мое желание! Несколько секунд Феллер продолжал буравить дочь взглядом, затем вновь отвернулся к океану. Но не в сентиментальной задумчивости, как несколько минут назад, а борясь со злобой. Плох тот разговор, в котором собеседники то и дело стараются не смотреть друг на друга. Плох и печален. – Я возвращаюсь в Нью-Йорк рано утром, – ровно произнесла Эрна. – Ты еще будешь спать. – Я поступил так, как считал правильным, – угрюмо ответил Б.Б. Разговор закончился. Феллер поднялся, показывая, что нужно идти в дом, Эрна последовала его примеру, но удержала отца за локоть, не позволив сделать шаг, и спросила: – А если я скажу, что люблю его? По-настоящему люблю? – Не рви мне душу, – попросил Б.Б. – Люблю больше всего на свете, – продолжила Эрна, словно не услышав. – Люблю так, что кружится голова. Люблю так, что готова умереть. Люблю… – Ты ему говорила? – спросил Б.Б., повернувшись и посмотрев дочери в глаза. Эрна закусила губу. Кивнула сначала, но неуверенно, потом поняла, что у нее есть шанс спасти разговор, сделать его честным, каковыми в итоге оказывались все ее разговоры с отцом, и вздохнула: – Я хотела сказать… Но не смогла. – Почему? Она помолчала, а затем ответила, впервые за много лет по-настоящему напугав отца. Она сказала: – Потому что теперь я его боюсь. И Б.Б. Феллер похолодел. AP: «Тревога в крупнейших аэропортах планеты!» NBC News: «Что происходит? Все самолеты, вылетевшие сегодня днем из Хитроу, задержаны в пунктах назначения…» BBC: «Премьер-министр заявила, что ситуация находится под контролем, однако отказалась ответить на вопрос, когда будет снята блокада самого большого терминала Хитроу…» Deutsche Welle: «Тревогу объявили после того, как несколько пассажиров рейса Лондон – Берлин во время полета пожаловались на недомогание: высокая температура, тошнота и сильное головокружение. Командир экипажа доложил о происходящем на землю, после чего выяснилось, что аналогичные сообщения приходят со всех пассажирских самолетов, вылетевших из Хитроу в промежутке между одиннадцатью утра и часом дня по Гринвичу…» CNN: «Все самолеты, вылетевшие сегодня днем из Лондона, блокированы в пунктах назначения. Развернуты полевые госпитали, однако ни WHO, ни GS пока не выступили с официальными разъяснениями…» LeikaLook: «Думаю, они мертвы. Мои дроны непрерывно наблюдают за самолетом, который прилетел в JFK, и я готов поклясться, что из него не вывели ни одного пассажира. Через четыре часа карантина самолет заперли в ангаре, в который чуть раньше доставили дезинфекционное оборудование…»