* * * Paris, Gare du Nord – Обратите пристальное внимание на ваш новый smartverre «Jupiter ZU», поражающий элегантным сочетанием благородства и современных технологий. А теперь и защищенности. Ваш новый smartverre «Jupiter ZU» оснащен детектором genID, и никто кроме вас не сумеет добраться до хранящейся в нем информации. Выбранному на роль жертвы прохожему реклама настолько надоела, что он пару раз отмахивался от прилипшей машины, но маркетинговый дрон счел хорошо одетого мужчину потенциальным покупателем и упрямо продолжал преследование, нашептывая несчастному заложенный в электронные мозги текст. – «Jupiter ZU» гарантирует максимально возможную защиту: не только сканер отпечатков пальцев и сетчатки, но и привязку к genID. Что бы ни случилось, ваша информация останется в неприкосновенности… До сих пор smartverre с чипом genID не связывали, «Jupiter» стал первой ласточкой, но явно не последней: производители давно подбирались к возможности совместить набирающий популярность электронный документ – вживляемый в кость чип – с главным электронным гаджетом жителя Земли – умными очками, обеспечивающими постоянный доступ в сеть. Усердно внедряемый genID накрепко связывал человека со всемирной базой данных и обеспечивал наивысший уровень идентификации. Чип еще не стал обязательным, но об удобстве его применения не говорили только мертвые журналисты, а нанятые звезды так убедительно демонстрировали преимущества genID, что число очипованных росло как на дрожжах, и теперь, когда оно перевалило за половину населения планеты, настало время связать его с другими устройствами. И человек окончательно превратится в метку на мониторе. В метку, о которой известно абсолютно все. – Ваш smartverre надежно защитит деньги, письма, фотографии… – Пошел вон, – хрипло велел мужчина. Дрон испуганно пискнул и резко взял вверх, поскольку программа распознавания агрессии оценила уровень тревоги как «красный», который может закончиться попыткой уничтожения устройства. Мужчина же плюнул на тротуар, коротко выругался в сторону улетевшего дрона и шмыгнул в притормозившее такси. Как только он оказался в салоне, робомобиль мгновенно набрал скорость и принялся перестраиваться в левый ряд. Резкий маневр показал, что машина управляется отнюдь не стандартной программой, а как минимум спортивной, да и внутренности неприметного и даже слегка потрепанного снаружи «Renault» сильно отличались от обычного: усиленный кузов, нестандартные, пуленепробиваемые стекла и прозрачная перегородка поперек салона, от которой производители отказались сразу, как только из такси исчезли водители. Здесь она сохранилась и надежно ограждала гостя от хозяина робомобиля, худощавого мужчины в неприметной одежде. Его глаза скрывали узкие smartverre с черными стеклами, но черты лица выдавали азиата, скорее всего – китайца. – Привет, Абдулла, – произнес он, изобразив на лице равнодушно-вежливую улыбку. – Привет, Ли, – ответил гость, мрачно изучая перегородку. – Перестал мне доверять? – Я никогда тебе не доверял. – Раньше мы общались лицом к лицу. – Извини, купил новую машину. – Хаожень взял из подстаканника пластиковую бутылку с газировкой и сделал большой глоток из горлышка. Такси давно набрало максимально разрешенную в городе скорость и стремительно удалялось от Северного вокзала на восток, в сторону более безопасных районов. – Хочешь скажу, о чем ты думал, когда шел к машине? – неожиданно поинтересовался Ли. – Научился читать мысли? – изумился Абдулла. – Ты думал, можно ли обмануть genID. Несколько мгновений Абдулла изумленно таращился на китайца, после чего выдохнул: – Откуда ты знаешь? – Маркетинговый дрон был обклеен рекламой «Jupiter ZU», первый smartverre с подключением к чипу genID, и он не мог не задать тебе определенный ход мыслей, – объяснил Ли. – Ты, кстати, подключен? – Нет. – Рано или поздно придется, – пообещал Хаожень. – Или сам подключишься, или примут закон об обязательном чипировании преступников. Абдулла вздрогнул и скривился: – Им придется доказать, что я преступник. – Полагаю, достаточно будет одного привода в полицию. – Откуда ты все знаешь? – Предсказываю будущее на основе анализа настоящего. – Что? – Не заморачивайся, – махнул рукой Ли, бросив быстрый взгляд в окно: роботакси двигалось по кольцу, и можно было позволить себе поболтать. – Скажи, я прав или нет? Ты думал, как обмануть genID? – Думал, – признался Абдулла. – Ответ: никак. Второй ответ: даже не пытайся. И если вживляемый в кость чип еще можно подделать – теоретически, – то добраться до базы данных DNA[5] не способны даже лучшие хакерские группы. Все пытались и все признали поражение. А если невозможно добраться до базы данных, то взлом чипа не имеет смысла: экспресс-анализ тут же покажет несоответствие и тебя потащат в кутузку, – мушкетер провел пальцем по подлокотнику кресла. – На сегодняшний день genID – идеальный идентификатор, я даже немного завидую парням, которые его разработали, – это была прекрасная, творческая задача. – То есть скоро мы все окажемся под колпаком? Наивный и плохо образованный Абдулла до сих пор не понимал, что он давно под колпаком, правда, не таким классным, как genID, но, чтобы не затягивать разговор, Хаожень не стал вдаваться в подробности, а коротко подтвердил худшие опасения собеседника: – Обязательно. – И что делать? – Отказываться от чипирования, пока это возможно, но… Но, думаю, твой DNA уже в базе. – Я не давал разрешения на его использование! – возмутился Абдулла. Ли деликатно улыбнулся и поднял брови: – Ты принес золото? – Ты знаешь, что принес, – ворчливо ответил преступник. – Наверняка просветил меня еще на улице. – Просветил, – не стал отнекиваться Хаожень. – На тебе четыре слитка. – Каждый по килограмму, как договаривались. – Абдулла расстегнул куртку и продемонстрировал мушкетеру спрятанное в карманах «разгрузки» золото. Десять лет назад его продажа частным лицам в виде песка и слитков была окончательно запрещена, что привело к взрывному росту цены и огромному спросу на черном рынке. Четыре килограмма могли отправить Абдуллу в тюрьму на десять лет, но мушкетер отказывался принимать другую плату, поэтому приходилось рисковать. – Клади по очереди. В разделяющую собеседников перегородку был встроен лоток, и Ли открыл его, чтобы принять груз. – Сюда поместится только один, – заметил преступник, оценив размер «ковша». – Поэтому я сказал: по очереди, – напомнил Хаожень, вынимая из лотка первый слиток. – Банк Греции? – Товар настоящий, – осклабился Абдулла. – Взят при ограблении Македонского отделения. – То есть слитки «горячие»? – А ты их собрался властям сдавать? – Я… – Хаожень запнулся. – Я… И закашлялся, одновременно почувствовав нарастающую слабость и головокружение. – Что случилось? – участливо поинтересовался Абдулла, возвращая второй слиток в разгрузку. – Я… – Мушкетер посмотрел на золото и скривился: – Ты… – Нужно было надевать латексные перчатки, – расхохотался Абдулла. – Тогда бы токсин не подействовал. Ли пробормотал бессвязное ругательство и сполз на пол. Абдулла улыбнулся, снял smartverre и уверенно воткнул его в один из внутренних незащищенных разъемов. Робомобиль заморгал красным, показывая аварию энергетического контура, и стал плавно прижиматься к обочине. * * * Мое самое странное воспоминание? Гм… Мое самое странное воспоминание кажется выдумкой сумасшедшего и скорее всего действительно является галлюцинацией. Потому что прошлое не может быть настолько отчетливым, запоминаться в таких подробностях и возвращаться, постоянно, мать его, вспыхивать в памяти. Прошлое расплывается в легкой дымке тумана времени и не кажется четким. Оно – эмоции, чувства и переживания. Прошлое – это запах горящего дерева у первого костра, соленый вкус первой крови во рту, холод первого настоящего страха, ярость первой настоящей победы, прикосновение к любимой – вот что такое прошлое. Простое человеческое прошлое. А я помню действия и декорации в таких деталях, словно пересматривал этот фильм тысячу раз. Я пересматривал этот гребаный фильм тысячу раз. Во сне.