Саша понимала, что должна как-то спасти Федора. Тонечка понимала, что должна как-то спасти их обоих. …И что теперь делать? – Мы, вообще говоря, в Москву собирались, – с места в карьер соврала Тонечка. – Вот сейчас начнем вещи складывать. – Да вы можете сколько угодно складывать, милая, – Натали засмеялась. – Ваша хозяйка нас примет, правда, Шурочка? – Антонина Федоровна моя соседка, – сквозь зубы выговорила Саша. – А я ее соседка. – Ну, какая мне разница! – миролюбиво сказала великая тверская артистка. – Милая, вы можете идти куда хотите и складывать вещи. – Тоня! – закричал из дома Родион. – Кто к нам приехал? – Гости! – проорала Тонечка в ответ так громко, что Наталья Сергеевна шарахнулась от нее. – Проходите на террасу. На перилах террасы сидел Федор Петрович. Натали, завидев его, остановилась. Клевреты тоже остановились как вкопанные, почти уткнувшись друг в друга. – Натали, – тревожно свистнул Борис-тенор. – Не пора ли и нам… в Москву? – Оставьте меня, Борис. Здравствуй, сын. – Здрасти, Наталья Сергеевна, – пробормотал Федор Петрович. Вид у него был странный, жалкий какой-то. – Вы не пришли на спектакль, – говорил меж тем Ярослав Саше. – Я был так огорчен, что играл лучше обычного, мне так потом сказали. Я играл свою тоску по вам, несостоявшейся!.. Отчего вы не состоялись тогда? Саша смотрела на Федора. Наталья Сергеевна опустилась в кресло, услужливо подставленное Борисом. Тонечка ожидала треска разорвавшейся материи, но джинсы выдержали, должно быть, мануфактура хорошая, качественная! На террасу выскочил Родион, а за ним примчалась Буся. – Здравствуйте! – громко сказал мальчишка и победно посмотрел на мачеху – он не забыл поздороваться! Ему показалось, что у взрослых – которые свои! – какие-то кислые лица. – Это Родион, мой сын, – торопливо выговорила мачеха. – А это Наталья Сергеевна, она актриса, мы с ней виделись в Твери, помнишь, я ездила? Борис и Ярослав ее… коллеги. Простите, я не знаю отчеств. – Я опоздала на погребение тети, – провозгласила Наталья Сергеевна, – потому что меня, разумеется, никто не известил. Впрочем, я этому не удивляюсь. В этой семье до меня никогда и никому не было дела. Родион уставился на нее. Он был поражен. – В какой семье? – спросил он невежливо. – В нашей?! – Мальчик, при чем тут твоя семья! Я говорю о своей. О своем сыне Фабиане! – А! – с облегчением воскликнул Родион, которому все стало ясно. – Точно! Вы еще хотели назвать его Сосипатр! Или Псой! Да, Тоня? Тонечка очень старалась сдержаться, но ничего не вышло. Она сначала зафыркала, потом замотала головой, а потом все же засмеялась во весь голос. И Саша улыбнулась. И Федор Петрович. – Какая у вас лучистая улыбка, – шепнул Саше Ярослав. Наталья Сергеевна пристроила локоть на спинку кресла – спинка была покатая, сплетенная из светлых прутьев, локоть все время съезжал, должно быть, держать его там было очень неловко, но она мужественно преодолевала неудобства. – Мне нужно о многом поговорить с тобой, сын, – сказала она. – Боюсь, мы слишком давно не разговаривали друг с другом. И тут – Тонечка поразилась мастерству – из-под темных очков у нее покатились слезы. – Тоня? – растерянно спросил Родион, подвигаясь к мачехе, и схватил на руки свою собаку. – Принеси воды из холодильника, – велела Тонечка. – И стакан!.. …Да что ж такое! Вот если б ее муж приехал, как обещал, все было бы гораздо проще и лучше! Он всегда точно знает, что делать! – Я проделала весь этот путь, чтобы попрощаться с тетей и увидеть тебя, – продолжала Натали. – Но тетю уже похоронили. Надеюсь, на разговор с тобой я имею право?.. – Натали, не волнуйтесь так, вам вредно. – Бросьте, Борис! Закурите мне сигарету! Борис моментально выхватил из внутреннего кармана длинную пачку. Тонечка уже видела этот фокус, досматривать не осталась и потащилась за пепельницей. Следом за ней в дом влетела Саша. – Тоня, мы должны их выгнать! Тонечка оглянулась. – Как это сделать? – спросила она. – Ну, мы их разгоним, они пойдут в дом Лидии Ивановны и там засядут! Это лучше, ты думаешь? Может, пусть посидят у нас, а потом Федор их выставит? – Да он не в себе! – выпалила Саша. – Как под гипнозом! – Налей ему водки. Вон в холодильнике. – Как ты думаешь, – Родион сунул Тонечке бутылку с холодной водой и стакан, – можно ее нарисовать, эту тетку? Она очень интересная. – По-моему, противная. – Интересная! – Рисуй, но только так, чтоб она не видела. Проблем не оберемся. – Почему не оберемся? – Потому что она противная! Тонечка вернулась на террасу, поставила перед Натали воду, стакан и пепельницу. Великая актриса курила и говорила – и то и другое нервно. Федор смотрел в сторону и молчал. Борис не сводил с актрисы глаз. Ярослав маялся в ожидании Саши, которая не выходила. – Рано или поздно это должно было случиться, – говорила Наталья Сергеевна. – Мы должны были остаться с тобой наедине, и вот мы остались! Тонечка мимолетно удивилась – как же наедине, когда вокруг столько зрителей и слушателей, – но оказалось, что речь идет совсем не об этом. – Теперь семья – это я и ты, – продолжала Натали. – С уходом тети ты должен наконец вспомнить о том, что у тебя есть мать, и подумать о ней хоть немного! Ведь и мой срок определен, я тоже когда-нибудь покину этот мир, чтобы оказаться в другом, который добрее и лучше! – Натали, – попытался остановить ее Борис, – что вы говорите, вы разбиваете мне сердце! – Я знаю, что говорю! Но ты даже не удосужился позвонить мне, сын! – Ты тоже не удосужилась позвонить мне, мама, – процедил Федор Петрович. – Хотя знала, что тетя умерла… – Ты упрекаешь меня?! – поразилась Натали. – И в чем?! В том, что я, слабая женщина, не могла пережить силы своей скорби?! Бог мой, бог мой! Как ты заблуждаешься на мой счет! Да я слегла сразу же, как только узнала от этих посторонних девиц! Пришлось даже отменять спектакль! – Насколько я знаю, спектакль был сыгран, – бодро вмешалась Тонечка. – По слухам, Ярослав играл лучше обычного. Наталья Сергеевна моментально отвлеклась: – Кто вам это сказал? – Что именно? – Что Ярослав как-то особенно играл! Он играл как всегда, в меру своих возможностей! – О, Мадонна, – пробормотал Ярослав. – Значит, играли все-таки, – подытожила Тонечка.