— Э-э-э… — потерялась Наталья Долгорукая. — Вызов принимаю! — Андрей с серьёзным видом поднялся со стула. — Молю лишь об одном! Последнее свидание с дамой сердца! — он с улыбкой смотрел на Марию. — Да ну вас, молодёжь! — отмахнулся отец. — Повод пустячный, а пафоса на десятерых. Тут все начали прислушиваться к разговору на повышенных тонах Кристины Гримальди по телефону. Причём, разговор проходил по-французски: — Да, деда… Нет, деда… Я не знаю, почему тебе охрана так докложила… Нет, ничего страшного не случилось… Да, я тебя уверяю… — Кристина, это Принц? — совершенно беспардонно влез в разговор отец, причём, на французском. — Да. — на автомате кивнула она. — Дай мне трубочку. — в голосе отца прорезался металл. Гримальди безропотно протянула телефон. — Приветствую, Ваше Величество! — он явно польстил Князю Монако. — Это Великий принц Александр Николаевич Романов вас беспокоит… — отец направился в сторону выхода, не желая, чтобы содержание беседы стало известно кому-то либо ещё. Кристина беспомощно уставилась на меня, на что я успокаивающе кивнул. А Юсупова, Долгорукая и Шереметьева не стали терять времени даром и учинили Марии с Варварой самый настоящий допрос по поводу предстоящего бала и стали набиваться в организаторы, чему, по моим ощущениям, сёстры были только рады. Вскоре вернулся и отец и отдал ей телефон: — Всё улажено, Кристина. Не переживай. — заверил он принцессу Монако. — Твой дед обещал нам нанести неофициальный визит, заодно и внучку проведать. Но поставил условие — сначала обещанный тобой визит Великого князя Алексея Александровича к нему, а уж потом и он сподобится. — Сподобится? — не поняла Кристина. — Обещает быть. — пояснил отец. — Идиома. — Ясно. — заулыбалась она. — Спасибо, Александр Николаевич! — Обращайтесь, принцесса. — кивнул он. А вот вскоре в ресторане началось уж совсем что-то непонятное — молодые люди массово уставились в телефоны. — Глянь, Алексей. — протянул мне отец свой телефон. Видео называлось просто и незатейливо «Великий князь Алексей Александрович против Рода Нипаев». Так… Ролик начинался с теряющих управление и бьющихся «Волг» с гербами Романовых, вот идёт первая земляная волна в машины кортежа, сосредоточенное лицо Марии и общий план улицы с Дворцовыми. Дальше кадр сменяется на двери «Русской избы» с красивым, замедленным при монтаже, моим «вылетом» из окна в сверкающих от света фонарей осколках стекла. Вот я ускоряюсь, походя «отбрасываю» в сторону мешающий автомобиль, отчего тот просто взлетает в воздух, размазываюсь от скорости, пересекаю дорогу и, проламывая ограду, исчезаю в парке. Дальше я себя смотреть буквально заставлял, ведь незнание — лучшая защита… Надо было отдать должное спецам Канцелярии, а то, что это были они, я даже не сомневался, но вот это «замазывание» квадратиками последствий моего буйства производило гораздо более жуткое впечатление, чем видео без «замазывания». По крайней мере, моя фантазия дорисовывала совсем уж жуткие последствия. Да и это оглядывание по сторонам с довольной ухмылкой и кивком выставляло меня не в лучшем свете! А огонь? С последующим глупым прикосновение к одному из воздушных смерчей? Свои чувства от просмотренного ролика я мысленно выразил одной фразой: «Твою же бога душу мать!!!» А потом мне захотелось воспользоваться ещё чем-нибудь из богатого культурного наследия Прохора! — Лихо! — довольно заметил отец. — В лучших традициях Рода Романовых. Но вот с этим торжественным сожжением ты переборщил, сынок. Нам бы их свеженькие трупы очень пригодились. Теперь по костям придётся опознавать, если они остались, и Афганистану предъявлять. За нашими столами установилась тишина, все замерли, а отец аккуратно пихнул меня под столом ногой. — Каюсь, переборщил… — как можно равнодушнее ответил я. — Сестёр защищал, ни о чём другом больше не думал. А так, собакам — собачья смерть. Тишина стала звенящей… — Так-то оно так, но в следующий раз думай, Алексей. — проворчал Цесаревич. — Эмоции тоже иногда полезно отключать. — Постараюсь, пап… — вздохнул я, чувствуя спиной взгляды остального Малого Света. Отец пробыл с нами ещё примерно полчаса, пока не засобирался вместе с Машей и Варей домой в Кремль. Разговор у нас за столом всё это время не ладился — все находились под впечатлением от видеозаписи и наших с Цесаревичем последующих к ней «жутких» комментариев. Уже на улице, когда я пошёл провожать своих родичей, Маша с Варей меня по очереди обняли, поцеловали, ещё раз поблагодарили «за спасение» и сели в машину, а отец отвёл меня в сторонку: — Лёшка, во-первых, ты молодец! — хлопнул он меня по плечу. — Во-вторых, спасибо за Машку с Варькой. Они хоть и могут за себя постоять, но, сам понимаешь, всякое могло случиться, а ты вмешался очень вовремя. В-третьих, мне Государь сказал, что ты афганского колдуна за Ивана принял. Этим твоя излишняя жестокость была вызвана? — Да. Я как колдуна почувствовал, подумал, что это точно Иван. Ну, и нырнул в темп очень глубоко, настроив себя на применение только грубой физической силы. Сам понимаешь, мне в ментализме с Иваном не тягаться, а огонь я освоил пока недостаточно, боялся мимо дать… Отец, я же ничего не помню! Вообще ничего! Очухался уже посреди пепелища, когда Машка воздухом ударила… Это вообще нормально? — я смотрел на него с надеждой. — Не знаю. — медленно сказал он. — По крайней мере, мне так глубоко в темп никогда заныривать не удавалось. Ты скорость свою на записи оценил? — Нет. — помотал я головой. — Ты же там чуть ли не размазался по экрану. Это явно быстрее, чем могу даже я. — он усмехнулся. — Как ты умудрился только пиджак с рубашкой порвать, а не мышцы с сухожилиями? И ещё, Лёшка, к твоему сведенью. Там канцелярские с Лебедевым на подходе были, совсем немного не успели. Так вот, ты, когда с Никпаями разобрался, видимо нашего Лебедева почуял. — я напрягся. — Ну, и погасил его по полной программе, еле откачали старика. — И что с Владиславом Михайловичем? — В Кремлёвскую больницу на скорой увезли, вроде отошел. Не переживай, с ним всё будет в порядке. — успокоил меня отец. — Давай поступим так. Ты спокойно здесь свою повинность в качестве хозяина отбываешь, а потом едешь домой. А я Машку с Варькой до Кремля доброшу, там с ними немного побуду, прослежу, чтобы они окончательно в себя пришли, и приеду к тебе в особняк. Там всё спокойно и обсудим. Договорились? — Договорились. Ну, хоть отцу всё рассказал, сразу полегчало. Буквально сразу же после моего возвращения в ресторан засобирался и Свет, даже и не думавший покидать «Избу» раньше следующего Императора. Прощались со мной молодые люди и девушки не так, чтобы со страхом, но опасение явно присутствовало. Смешанное с плохо скрываемым восхищением. Особенно заметно это читалось на лицах девушек. Последними ресторан покидала наша компания, эмоции которой не сильно отличались от эмоций остального Света. Естественно, я был удостоен долгих «дружеских» поцелуев в щёку со стороны девушек, а Андрей Долгорукий с Виктором Голицыным подошли последними. — Лёха, — потряс мне руку Андрей, — спасибо, что Машку защитил… И Варьку. — Не хотел бы я оказаться там на твоём месте. — пожал руку Виктор. — Но поступил бы так же! Увидимся. Когда мы с Сашкой Петровым вышли из ресторана, я оглядел улицу. Места повреждения на дороге были уже перекрыты бетонными блоками с красными предупреждающими фонарями, разбитые машины убраны, а мои Дворцовые выставлены в цепь. — Владимир Иванович, к чему всё это? — устало спросил я у начальника охраны, стоящего у ведущей «Волги». Напряжение последних часов всё-таки сказывалось, да и тело продолжало тянуть. — Приказ Александра Николаевича. — улыбнулся ротмистр. — Сказано охранять вас от ещё каких-нибудь великих подвигов. — Ясно. — махнул я рукой. — До Пожарских подбросите? — Присаживайтесь, Алексей Александрович. Александр Владимирович. — он кивнул Петрову. — Не извольте беспокоиться. Вмиг домчим. Уже в машине спросил друга: — Ты как? — Лёшка, ты, конечно, сегодня дал! — однако, никакого восторга в голосе Петрова я не услышал. — Это вот так всё обыденно происходит? — он смотрел на меня. — Саша, сформулируй, пожалуйста, свой вопрос более понятно. — попросил я. — Ты не задумываясь убил троих человек, а потом их сжег… Понятно, что самооборона, но что ты чувствуешь сейчас? — Усталость, Саша, просто усталость. Я пока до этих троих добрался, кучу нервов потратил. — он продолжал смотреть на меня, не удовлетворившись ответом. — Хорошо, Саша, я ничего не чувствую. Ни раскаянья, не жалости, ни сожаления. Они враги, Саша. И если не я их, то они меня. Всё просто, так меня Прохор учил, и теперь я в этом с ним полностью согласен. Не я первый начал, если тебе так угодно. И только давай не будем тут на ровном месте глубокие философские мысли разводить, типа, тварь я дрожащая, или право имею. Схожу в церковь, свечки поставлю самые дорогие за упокой души рабов божьих Никпаев. А все эти рассуждения оставь псевдоинтеллектуалам и салонным бездельникам из Света. — Лёшка, когда ты успел так измениться? — он смотрел на меня осуждающе. — Было время. — усмехнулся я. — Слушай, а с теми двумя Валькириями хочешь поквитаться? Могу устроить. Петров прерывисто задышал и сжал кулаки. — Что и требовалось доказать. — улыбался я. — Ты же сам меня как-то просил показать такую жизнь. Сегодня ты её увидел. Понравилось? — Нет. — буркнул он. — Но ты-то когда успел к такой жизни привыкнуть? — После того, Сашка, как несколько раз чуть не сдох от этой самой жизни. Я, кстати, и сегодня готовился умереть, но не сложилось. Петров смотрел на меня круглыми глазами: — Ты же шутишь, Лёшка! — Конечно шучу. — кивнул я. — Да ну тебя! — помотал он головой. — Наговорил тут мне! И напугал. Ты же меня пугал, да? — Точно. — Больше так не делай, Лёшка! Подожди, отец звонит. Да… Скоро будем… С Лёшкой всё в порядке… Хорошо, я его попрошу, и он зайдёт… — он положил трубку и посмотрел на меня. — Родители за тебя беспокоятся, просят зайти. — Зайду. — меня прямо умилила эта трогательная забота Петровых, шедшая из детства. Теперь телефон звонил уже у меня: — Лёха! — это был Николай Романов. — Ты как? — Нормально. — этот вопрос меня уже начал бесить. — Как ты эпично этих Никпаев кончил! — Николай не скрывал своего восторга. — А у нас в училище чуть ли не бунт курсанты подняли! Собирались афганское посольство идти громить! Дежурные офицеры кое-как толпу остановили. Зачинщиков на губу сунули, с ними начальник училища завтра будет разбираться. — Вы тоже на губе? — хмыкнул я. — Не-е… — протянул Николай грустно. — Нам родичи ещё до появления в паутине записи позвонили и приказали затихариться и не во что не вмешиваться. Пообещали, что если мы с Сашкой хоть в чём-нибудь поучаствуем или что-нибудь устроим, наказание будем отбывать не на родной и такой уютной губе, а в Бутырке и в браслетах… Вот мы и наблюдали за этим праздником жизни со стороны… Нам даже некоторые курсанты начали претензии аккуратно высказывать, мол, чего сидите, вы должны в первых рядах за забор рваться. Пришлось про Бутырку им рассказать. Желающих давать советы больше не нашлось…