— В самом лучшем случае вышибут из органов с волчьим билетом, а в худшем… — он развел руками и остро на меня глянул. — У них была возможность сопротивляться воздействию колдуна? — задал я, как мне казалось, самый ожидаемый вопрос. — Там Лебедев разбирается во всех обстоятельствах дела. — Кузьмин развел руками. — А уж какие он выводы сделает… — Деда, я требую привлечения к расследованию… своего эксперта! — сказал я твердо. — Если надо, сейчас же позвоню государю! Ты же сам понимаешь, что эти ППС-ники пострадали из-за меня! — Молчать! — рявкнул дед и ударил по столешнице кулаком. Посуда жалобно звякнула. — Нашелся тут защитник сирых и убогих! Ишь, своего эксперта он привлечет! Мы теперь что, всех от ответственности будем освобождать? — он выдохнул и продолжил уже спокойнее: — Да, этим полицейским не повезло оказаться не в том месте и не в то время, но это не повод не наказывать их за подобные деяния! Да и с точки зрения воспитательной и профилактической работы с личным составом создавать подобные прецеденты совершенно недопустимо! Все, марш к себе, Алексей! Видеть тебя не хочу! Нашелся тут мне, адвокат Плевако!.. В гостиной расстроенного меня и Алексию догнал Прохор: — Лешка, ты чего в бутылку лезешь? — раздраженно спросил он. — Мог бы просто со мной этот вопрос обсудить. — А почему не с дедом? — Сядьте, — воспитатель указал нам с Алексией на диван. — Все дело в том, что Михаил Николаевич после войны с Китаем очень… щепетильно стал относиться к решению подобных вопросов, а там ему это приходилось делать постоянно, поверьте мне. Сейчас он немного отойдет и уже сам переговорит с государем по поводу этих полицейских. — Точно? — Точнее не бывает. — Прохор бросил странный взгляд на стоявшего в дверях столовой Кузьмина. — Ты просто не лезь больше в это дело, я тебе потом сам расскажу, чем все закончится. — Хорошо, — кивнул я и поднялся с дивана. Алексия же неожиданно схватила меня за руку и потянула обратно: — Прохор, а что вообще происходит? — требовательно спросила она у моего воспитателя. — Леся, ты о чем? — тот сделал удивленное лицо. Девушка же откинулась на спинку дивана и скрестила на груди руки: — Почему вы вообще обсуждаете это все в моем присутствии? — Она нахмурилась. — Только вот не надо мне тут говорить, что раз уж я стала свидетелем ночных событий, то мне положено знать и об их последствиях. Никогда в это не поверю! Как-то не похоже это на… вас всех! Даже на Алексея! — Она прищурила глаза. — Обычно все эти сведения для меня доводил отец, и то только в том случае, если они касались непосредственно меня. Прохор, так что происходит на самом деле? — Ну, раз ты так хочешь знать, что происходит на самом деле, сейчас мы тебя просветим, — кивнул Прохор и повернулся к Кузьмину. — Иван Олегович, можно тебя на минуточку? Есть серьезный разговор. * * * — Вот такие дела, Алексия, — закончил Прохор. — Удовлетворила свое любопытство? А сейчас ты мне напишешь подписку о неразглашении. Девушка растеряно посмотрела на Алексея, потом снова на Прохора и кивнула. А когда тот протянул ей лист бумаги и ручку, принесенные Кузьминым, поинтересовалась: — Я так и не поняла, вы зачем мне это все рассказали? Не верю, что для общего развития. — Потому что ты колдунья, — хмыкнул Прохор. — И в этом качестве поступаешь в мое распоряжение. Алексия дернулась, с надеждой посмотрела на Алексея, который, в свою очередь, поднял руки в защитном жесте: — Лесенька, поверь, я тебя не сдавал. — А кто? — совсем потерялась девушка. — Папа точно не мог. Это Лебедев, да? Нет! Это вы, Иван Олегович! — она уставилась на колдуна. Тот промолчал, а за него ответил Прохор: — Алексей и Иван Олегович ничего никому не говорили, на тебя действительно обратил внимание Лебедев. — Воспитатель великого князя не врал, он обставлялся. — Владислав Михайлович как-то тут ко мне заезжал по делам службы, когда ты была в доме, вот и… А Иван Олегович, — Прохор мотнул головой в сторону колдуна, — потом просто это все подтвердил. Он же и поможет тебе лучше разобраться со своими способностями. — Колдун после этих слов с готовностью кивнул. Алексия несколько секунд разглядывала Кузьмина, потом вновь повернулась к Белобородову и спросила: — А папа знает о… ваших планах в отношении меня? — Знает, — кивнул Прохор. — Можешь у него сама поинтересоваться. Говорю сразу, Виталий Борисович был категорически против, но ему просто приказали. Мне надо тебе объяснять, кто именно мог приказать твоему отцу? — Не надо, — помотала головой девушка. — А выступать мне не запретят? — Не только не запретят, но и продолжат всячески поддерживать тебя во всех твоих творческих начинаниях, — улыбался Прохор. — Потому что образ глупенькой певички и любовницы великого князя Алексея Александровича является для меня отличным прикрытием… — грустно произнесла она, встала и спросила: — Какие будут приказания, господин Белобородов? — Бумагу сначала напиши, а потом посмотрим, — только усмехнулся он. * * * Когда Алексия и пошедший за ней Алексей скрылись на лестнице, продолжавший улыбаться Белобородов обратился к Кузьмину: — Мне показалось, что все прошло просто отлично. Теперь всё только в твоих руках, Ваня. Дерзай! В твоей ситуации отношения учителя и ученика с дочерью являются самыми лучшими. — Действительно, лучше не придумаешь, — задумчиво бросил тот. — Пугает только одно: мы с Борисычем старательно оберегали дочь от «Тайги», а она, походу, влетела ещё в больший блудняк, коим является общество нашего великого князя Алексея Александровича. — Полностью с тобой согласен, дружище! — не стал отрицать Белобородов. — Зато будет весело! — Ага, — поморщился колдун. — У нас уже и так веселье бьёт через край, а что дальше будет? * * * — И когда ты узнал? — с вызовом спросила девушка, когда мы с ней зашли в наши покои. — Совсем недавно, — соврал я. — А почему мне не сказал? — Не хотел расстраивать раньше времени. — А почему ты решил, Лешенька, что я расстроюсь? — она начала злиться. — Может быть, я всегда мечтала о чем-то подобном? — Лесенька, мне кажется, что я за это время успел тебя немного узнать и прекрасно понимаю, что тебе хочется реализовать себя в творчестве и не иметь никакого отношения ко всей той грязи, в которой постоянно приходится возиться Виталию Борисовичу, Прохору, Ивану, а теперь уже и мне. Но… Возьмём, к примеру, меня. Ты даже не представляешь, как мне прекрасно жилось в Смоленске в прежнем качестве князя Пожарского. А сейчас? Одни проблемы и заботы, да ещё и родичи грузят со всех сторон самыми разными обязанностями, которые мне вообще никуда не уперлись! Еще и эти батюшки церковные на хвосте висят. Но я же не унываю и руки не опускаю! А пытаюсь видеть вокруг не только плохое, но и хорошее. Вот и ты так попробуй. — Попробовать, говоришь? — хмыкнул она. — Вот скажи мне, Лёшенька, что хорошего ты видишь в своем изменившимся статусе? — Ну, во-первых, я встретил тебя, Лесенька, — улыбнулся я. И все-таки попытался задуматься о хорошем… Вот тут и мне на мгновенье стало страшно! Я сходу не смог увидеть практически никаких положительных моментов в своей новой жизни! Что у меня стало хорошего с того самого момента, как я стал великим князем Алексеем Александровичем? Денег больше? Так я и до этого не бедствовал… Общественный статус повысился? Так он и до этого был достаточно высок, выше только звезды… Друзей стало больше? Так я бы и без этого их завёл… Безусловным плюсом нового положения стало внезапное наличие у меня хотя бы одного родителя, отца, да и три сестры появились, которых я поначалу пытался полюбить, потому что так положено, а сейчас уже действительно прикипел душой. Николай с Александром опять же… Ну и Прохор с дедом Михаилом мной довольны, что тоже являлось очень важным положительным моментом. — Что, твое императорское высочество, и много ты увидел положительных сторон? — Алексия грустно улыбалась. — Вот-вот, и я про то же! А зная твое отношение ко всем этим условностям в виде статуса, равнодушие к власти и проблемы с подчинением, остальное тебя не сильно-то и возбуждает. Я права? — Права, — кивнул я. — Но есть ещё ответственность перед собой и другими за принятые на себя обязательства. Я имею в виду такое всеобъемлющее и не поддающееся обычной логике понятие, как долг. — Вот и я себя успокаиваю мыслью, что должна послужить собственному роду. А роду виднее, где я ему могу пригодиться. Так что давай забудем про собственный эгоизм и просто будем делать то, что должно, — она прижалась ко мне. — Давай, — я обнял девушку. — Но иногда я буду все равно возмущаться, расстраиваться и тебя пилить! — Договорились. — И ещё, Алексей, — она подняла голову, — ты всегда можешь на меня рассчитывать. — Я знаю, Лесенька. * * *