* * * — Геннадий Иванович, голубчик, и как вы мне прикажете вот к этому относиться? Генерал-лейтенант Ушаков Валерий Кузьмич, начальник училища, тряс какой-то бумагой перед лицом одного из своего заместителей, полковника Удовиченко, который на самом деле был прикомандированным сотрудником тайной канцелярии, и об этом знали не только преподаватели училища, но и его курсанты. — Я не знаю, Валерий Кузьмич, — пожал плечами полковник. — Никаких дополнительных инструкций по своей линии я пока не получал. — А о репутации нашего нового курсанта ты слышал? — Генерал продолжал трясти бумагой. — Безусловно, Валерий Кузьмич, — кивнул тот. — Очень толковый молодой человек, участник боевых действий, орден имеет в свои семнадцать лет… — Толковый? Орден имеет? Да что ты такое говоришь? — с грустным видом усмехнулся Ушаков. — У нас уже служат два других толковых молодых человека, которые тоже участники боевых действий с орденами. — Генерал сел в рабочее кресло и принялся перечитывать бумагу, присланную из императорской канцелярии в качестве сопроводительного письма к документам из университета. — Геннадий Иванович, я цитирую сопровод: своенравен, конфликтен, противится любому контролю со стороны, резок в высказываниях, обладает недюжинными лидерскими способностями, чинопочитание отсутствует полностью, индивидуальная боевая подготовка на высочайшем уровне, ценности человеческой жизни не признает, склонен к применению насилия, жесток! — Ушаков схватился за голову. — Иваныч, да у нас такую характеристику не каждый осуждённый дисбата имеет! И заметь, сопровод пришел за личной подписью государя нашего, да продлятся годы его благословенного правления, значит, в характеристике ещё и поскромничали! И что ты мне прикажешь с этим новым курсантом с высочайшим уровнем боевой подготовки и презрением к ценности человеческой жизни делать? — Мне-то откуда знать, Валерий Кузьмич? — вздохнул полковник, прекрасно понимая, что это теперь и его головная боль. — Я, конечно, постараюсь связаться с Пафнутьевым, но ничего не обещаю. Может, и вам стоит государю позвонить для уточнения всех деталей? А еще лучше цесаревичу, раз государь наш лично такие сопроводы на внука подписывает. — Позвоню, — буркнул генерал. — Ладно, иди готовься к появлению нового курсанта, его императорское высочество должен прибыть вечером… Глава 5 Пока ехали до дома, я успел немного успокоиться и прийти в себя после совета рода. Немаловажную роль в этом сыграл дед Михаил, на заднем сиденье «Чайки» которого я расслабленно и развалился. — Лёшка, а ты действительно выполнишь то, что пообещал? — в конце концов поинтересовался он у меня, когда мы практически подъехали к особняку. — Ну, про то, что тебя сам император из училища заберёт ещё до сессии? — Да, деда, я действительно буду этого добиваться всеми доступными мне методами, так что тебе, во избежание двоякого толкования твоих действий как со стороны Романовых, так и со стороны администрации училища и Военного министерства в целом, появляться там точно не стоит. Даже навещать меня не вздумай! От греха! Сам же сегодня видел, как у нас в роду к проявлению инициативы относятся. — Видел, видел… И уже понял, что училищу теперь не позавидуешь. Бедный Валерий Кузьмич… — усмехнулся он. — Подробностями своей будущей подрывной деятельности поделишься? — Деда, да я ещё сам толком не знаю, как там извращаться буду, но действовать обещаю со всем доступным размахом и юношеской фантазией. — Ну, смотри сам. Ещё раз тебе повторяю, я больше в эти ваши внутриродовые разборки влезать не собираюсь. — Ага, я так и понял, — усмехнулся я, — недаром ты меня из Кремля так резво утащил, в машину посадил, домой повез, а теперь разговоры разговариваешь. — Лёшка, я просто не хотел тебе еще больше жизнь усложнять, вот и всё, — вздохнул он. — А так, вмешиваться точно не буду. Вон, — он указал на машины кортежа цесаревича, которые стояли около гаража, — у тебя отец есть, пусть он и воспитывает. — Хорошо, деда! Спасибо тебе большое и на этом, — поблагодарил я его. А про себя подумал: что бы дед мне сейчас ни говорил, но из моей жизни он точно никуда не исчезнет. Не хочет вмешиваться? Что ж, я не гордый — всегда могу к старику просто прийти за советом и отказа уж точно не получу. А на крыльце дома меня задержали Прохор с Иваном: — Лёшка, ты действительно выполнишь свое обещание? — Воспитатель смотрел на меня с укором. — Или ты так неудачно пошутил? — Сделаю, Прохор, ещё как сделаю! — улыбнулся я. — Вот увидите, сессию я буду сдавать в родном университете, в который честно поступил! И скажу вам с Иваном то же, что и деду Михаилу: чтобы ноги вашей в училище не было! Во избежание… — Во избежание чего? — нахмурился Прохор. — Во избежание того, что мне будет стыдно смотреть вам глаза. — То есть всё-таки стыдно тебе все равно будет? — Да, Прохор, обязательно будет, — кивнул я. — Как в том анекдоте про поручика Ржевского, который явился заплаканным в казарму. — Ну-ка, напомни. — Сослуживцы спрашивают поручика, почему он плачет, а тот им и отвечает: «Иду я по улице, а ко мне девочка подходит, во-о-т такая маленькая, и говорит: «Дяденька, возьми меня за копеечку». А я её спрашиваю: «Девочка, зачем тебе копеечка?» — «А у меня мама больная, я ей хлебушка куплю и в аптеку за лекарством схожу». Друзья, не поверите, еб@л и плакал!» — Вот и я, Прохор, буду там развлекаться и плакать, плакать и развлекаться. Да, мне будет очень стыдно и перед собой, и перед вами, и особенно перед всем училищем, но я это все равно сделаю и покажу царственному деду, что он был неправ! — Понятно… — кивнул воспитатель. — И переубедить тебя, судя по моим впечатлениям от совета рода, никак не удастся? — Вот и именно, Прохор, — удовлетворённо кивнул я. — Зверь, ты чего к парнишке пристал? — вмешался Кузьмин. — Царевич взрослеет, самоутверждается, пытается добиться к себе повышенного внимания и соответствующего отношения. Вот и не надо ему мешать. Сам же прекрасно знаешь, чужие шишки не болят. — Это точно, — задумчиво кивнул воспитатель, — может, и действительно ему стоит пар выпустить в военном училище. Лёшка, — он оглядел меня, — обещай, что ты не сильно там разойдешься, а главное, свою репутацию не погубишь и честь не уронишь? — Обещаю, Прохор, — кивнул я, — все будет в рамках мелких капризов и невинных шалостей. — Верится, конечно, с трудом. — хмыкнул он. — Так что держи себя в руках и не заиграйся. Пошли, — он указал на дверь, — тебе ещё собраться надо, сам же слышал приказ государя относительно того, что ты сегодня ночью в казарме ночевать будешь. Вот и не надо лишний раз его императорское величество нервировать, он сегодня и так после совета рода сильно не в духе. Заодно и с отцом перед отбытием на место службы попрощаешься. А вот в доме нас ждало повторение вчерашнего: уже пьяненький отец как раз наливал себе в бокал коньяка. Рядом сидел князь Пожарский и с осуждением смотрел на цесаревича. — Ну что, Лёшка, говорят, тебя военным училище наказали? — усмехнулся он и отсалютовал мне бокалом. — Есть такое дело, — кивнул я. — И как ты к этому относишься? — А Михаил Николаевич тебе не рассказал? — Не успел ещё. — Я пообещал, что до сессии государь меня сам из этого училища заберёт, — усмехнулся я. — Смело! — удовлетворённо кивнул отец. — Очень смело! Хоть кто-то нашему государю не боится возражать! Алексей, а ты сможешь сдержать свое обещание? Я имею в виду… — Он помахал рукой воздухе. — Без всяких там излишеств в виде массового избиения преподавательского состава с курсовыми офицерами, публичной казни руководства училища, спаленных учебных корпусов и групповых надругательств над ни в чем не повинными молоденькими курсантками? — Папа, ты бы бухать прекращал! — я рассмеялся. — Или ты сейчас нам тут свои нереализованные юношеские мечты озвучил? — Я в норме! — отмахнулся он. — Так, фантазия разыгралась… Или скажешь, что у меня оснований нет для подобного рода вопросов? — Есть, — вздохнул я, признавая его правоту. — Ты не переживай, все будет в рамках, есть много способов обойтись без крайностей. Обещаю, репутацию не похороню, честь не уроню. — Моя помощь нужна? — он изогнул бровь. — Не нужна, — помотал я головой. — И скажу то же самое, что уже говорил деду Михаилу и Прохору с Иваном: лучше тебе в училище не появляться. — Понял, — кивнул он. — Когда отправляешься? — Приказано сегодня ночевать в казарме. — Да какая там казарма? — поморщился отец. — Так, одно название! Тогда я сейчас наберу Пафнутьева, пусть он тебя до комнаты в общежитии проводит и проследит за заселением. Надеюсь, против Виталия Борисовича ты ничего не имеешь? — Не имею. — Отлично! Вот он и будет за тобой там приглядывать, раз всем остальным в училище появляться не рекомендуется. — А государь не будет против? — усмехнулся я. — Виталий ему на тебя заодно стучать будет, как и положено, — усмехнулся отец. — Возражения есть? — Да пусть стучит! — отмахнулся я. — Я ему о своих планах докладывать все равно не собираюсь. — Вот и молодец! — удовлетворённо кивнул отец. — А то государь наш очень не любит сюрпризы, вот ты его, Лешка, и порадуешь… — А ты сам-то как после своего выступления на совете рода? Отец вздохнул и улыбнулся: — Разберусь как-нибудь… И вообще, сын, все, что я там выдал, было сказано не из-за тебя, а прежде всего из-за себя. — Я так и понял, — кивнул я. — И ещё, Алексей. Можно я у тебя здесь переночую? А то, сам понимаешь, в Кремль мне сейчас возвращаться рановато, очень не хочется слушать очередные нравоучения от его императорского величества. — Живи сколько хочешь, я все равно в ближайшее время здесь только на выходных появляться буду. — Спасибо. Кстати, не хочешь князю Шереметьеву позвонить и сообщить, что тебя в военное училище на учебу перевели? Вот старик-то обрадуется, что внучку в Питер отправлять не придется. — Отец хитро улыбался. — Надо позвонить, — поморщился я. — С моего телефона или с твоего?