— Меня вы все знаете, а с вами я сейчас познакомлюсь. — он достал список группы и устроил перекличку. Если на брата и сестру Долгоруких он прореагировал нормально, то меня он уже разглядывал с интересом. Когда очередь дошла до Юсуповой он хмыкнул и сказал: — Ну, один, ну, два, а тут сразу четыре… Первый раз на моей памяти собралась княжеская группа… Сначала раздались робкие смешки с задних парт, а когда не выдержали мы с Андреем и Наталья с Ингой, смеялась уже вся группа. Кое-как нас успокоив, Виктор Самуилович продолжил занятие. На большой перемене, когда мы вернулись из столовой, наши одногруппники начали с улыбками к нам подходить и знакомиться, комментарий преподавателя окончательно растопил ледок неловкости и стеснения в группе. Инга, заметив такое внимание к своей персоне, попыталась нацепить маску «королевы», но Наташа быстро пихнула её локтём в бок, и вся спесь с Юсуповой куда-то улетучилась. Следующим семинаром у нас шла «История государства и права», и зашедшая Зинаида Ивановна, которая тоже читала у нас лекции по этому предмету, первым делом поинтересовалась: — Это вы у нас «княжеская группа»? Ответом ей было дружное «Да!», которое прокричали все, кроме нас четверых. — Понятно. Меня уже Виктор Самуилович успел предупредить. — она улыбалась. — В любом случае, скидок не будет! — она обвела группу строгим взглядом, и только потом начала перекличку. После этого семинарского занятия у нас была ещё лекция по правоохранительным органам Российской Империи, на которой курс больше внимания обращал на нас четверых, нежели на лектора, видимо наши одногруппники рассказали соседям о произошедшем на семинарах. Тут уж Юсупову останавливать никто не стал, и она, гордо выпрямившись на своём месте и нацепив очаровательную улыбку, стреляла глазками по сторонам, купаясь во всеобщем внимании. Впрочем, Долгорукая от неё не отставала, только делала это не так явно и показушно. С Шереметьевой мы встретились не в кафе, как обычно, а на крыльце Университета. Именно сегодня девушки хотели посмотреть так разрекламированный мной «Приют студиозуса». Повёл я их по той дороге, по которой ходил домой. Наверняка существовала и другая дорога, гораздо короче, но я знал только эту. На мой вопрос о машинах и охране, девушки ответили мне, что они уже ждут около кафе, и больше не обращали на нас Андреем никакого внимания, рассказывая Шереметьевой подробности сегодняшних событий. И действительно, «Волги» моих друзей стояли около кафе, охрана сидела внутри машин. Зайдя внутрь «Приюта», мы оставили верхнюю одежду в гардеробе и были сопровождены администратором, быстро смекнувшим, что гости пожаловали непростые, в ту самую часть кафе, где я на прошлой неделе сидел с Лесей. По пути вся наша компания разглядывала интерьер и посетителей, которых было ещё не так много, как в моё прошлое посещение. Нас разглядывали в ответ, особое внимание, конечно, уделяя нашим красавицам. Мы заняли один свободных столиков и углубились в изучение меню, принесенных официанткой. — А что, мне здесь нравится. — сообщила Шереметьева. — Простенько и со вкусом. — Это ты точно подметила, простенько и со вкусом. — согласилась с подружкой Юсупова. — Интересное местечко, не то что кафе в Универе. — Да, — решила высказать своё мнение Долгорукая, — можно иногда здесь после занятий встречаться. Андрей, Алексей, а вы что думаете? Для меня подобный вариант был очень удобен — дом-то рядом, и я кивнул, показывая своё согласие. — Я тоже не против. — присоединился ко мне Долгорукий. В кафе мы просидели до семи часов вечера, больше двух часов, и даже успели поужинать. Кухня «Приюта» моих друзей устроила, и они окончательно решили между собой заходить сюда почаще. Учитывая, что на завтра у меня была назначена тренировка в Корпусе, я предупредил присутствующих о делах во вторник. На их лицах читалось лёгкое разочарование, но за две недели нашего общения они начали привыкать к моим частым отлучкам. Попрощавшись с ними на стоянке и отклонив предложения подвести, я направился в сторону дома. Не успев зайти в квартиру, услышал из гостиной голос Прохора: — Ты не раздевайся, Лёшка, сейчас на полигон поедем. Итак вчера расслабились… — Так поздно уже, темнеет. — попытался возразить я. — Это ты злодеям будешь потом рассказывать! Типа, темно уже, завтра приходите, сейчас не досуг! — заявил он мне насмешливо, вручая сумку с запасной одеждой. Ничего другого делать не оставалось, как взять сумку и пойти в гараж, вслед за воспитателем. Тренировка ничем не отличалась от прошлых двух, Прохор заставлял повторять меня одно и тоже — воспламенять столбики. Называл он всё это действо «закреплением навыка». На мой вопрос, где мой воспитатель эти столбики берёт, я получил ответ, что как раз днем, во время моей учёбы, он об этом и позаботился. Единственное, что было нового в этой тренировке, это то, что в конце Прохор уделил особое внимание своей персоне. Вернее, моему воздействию на его персону: — Так, только не вздумай меня зажарить! Я тебе этого никогда не прощу! — с улыбкой сказал он, но в голосе чувствовалось напряжение. Его фигура в отблесках догорающих столбов смотрелась крайне футуристично, да и я, наверняка, производил такое же впечатление. Именно этот факт помог мне настроится на продолжение тренировки. Я на темпепотянулся к Прохору, и опять, как в прошлые разы, наткнулся на его ментальный доспех. Мои попытки проникнуть за эту преграду, как я не старался, ни к чему не привели. Единственное, чего я добился, это ощущение понимания психоэмоционального состояния моего воспитателя — ему было очень неуютно, неприятно и, одновременно, интересно. — Стоп, Алексей, закончили! — махнул рукой он. — Это мы с тобой и дома сможем тренировать. Пошли. Уже в машине я попросил Прохора описать свои ощущения. — Одним словом и не опишешь… — начал он. — Складывается такое ощущение, что кто-то посторонний очень грубо пытается залезть тебе внутрь, ты пытаешься этому сопротивляться, но получается с трудом. В общем, мерзкое ощущение, скажу я тебе! — Прохор хмыкнул. — А ты, на этот раз, как всё это чувствовал? — Да всё, как и тогда, встретил твой ментальный доспех, пытался его проломить, но ничего не получилось. Единственное, почувствовал твои эмоции. Тебе же было интересно? — улыбнулся я. — Было. — кивнул он. — Не каждый день мне в душу грязными сапожищами лезут! — Прохор, я в кроссовках, и они довольно-таки чистые! Но он не обратил на мои слова никакого внимания, задумавшись на минуту, после чего попросил: — Ещё раз мне повтори то, что сказал до этого. — Встретил твой ментальный доспех, пытался его проломить, но ничего не получилось. Ну и эмоции твои почувствовал. — Обрати внимание на слово проломить! — он на секунду отвлёкся от дороги и многозначительно на меня глянул. — Не всегда сила и мощь являются залогом успеха. Сможешь как-нибудь с моим ментальным доспехом работать по-другому? — Надо пробовать. — неуверенно ответил я. — Сегодня уже ничего пробовать не будем, отдыхай, на неделе продолжим. — Хорошо. * * * На следующий день, около четырёх часов дня, я был в Ясенево. Ротмистр Смолов тут же погнал меня на полосу препятствий, предупредив, что на этот раз легко не будет, глумливо так при этом улыбнувшись. И действительно, по всей полосе были расставлены «волкодавы» и отрывались они на мне всеми доступными способами — ураганный ветер сменялся ледяными иглами и глыбами, земля уходила из под ног и тут же вырастала в стену, которою приходилось пробивать, огненные плети хлестали со всех сторон, смерчи кружили вокруг всю дистанцию, рассыпаясь на части, ударившись о мой ментальный доспех, но потом появлялись вновь, норовя «укусить» побольнее. Особенно сильно заверещала чуйка в конце полосы, когда я приблизился к трубе — из неё с диким воем вырывался огонь, подпитываемый ветром. Даже на расстоянии чувствовался жар, несмотря на мою защиту. «Это не труба, а газовая турбина какая-то получается!» — успел подумать я, прикрыл лицо руками (психология, никуда от неё не денешься) и побежал навстречу огню. Ощущения внутри трубы были, скажем прямо, не из приятных. Даже сквозь мою защиту было очень жарко. В какой-то момент мелькнула подлая мыслишка — не получить бы ожогов, температура внутри трубы явно быстро росла, но усилием воли я взял себя в руки и продолжил двигаться вперёд как можно быстрее. Двигался я на темпе, но, несмотря на это, моя скорость была невелика — встречный поток огненной лавы был очень силён, он сбивал с ног и мешал двигаться дальше. Кислорода стало не хватать, появились первые признаки усталости. Но, когда я почувствовал четырёх «противников», стоящих около выходы из трубы, открылось второе дыхание. Я был зол, очень зол! Хотелось к ним потянуться и проверить их ментальный доспех на прочность за то, что устроили мне в этой трубе настоящий ад, но я себя сдержал и решил действовать проверенными способами. Выскочив из трубы и оказавшись перед «волкодавами», я, продолжая двигаться на темпе, особо сдерживаться не стал и ударил каждого по разу в половину силы в грудь, от чего их снесло как кегли. Задерживаться возле них не стал и побежал дальше, заканчивать прохождение полосы препятствий. На финише меня ждал полковник Орлов. — Вы их не сильно? — мотнул он головой мне за спину. Я повернулся и увидел, как около четырёх «тел» суетятся другие «волкодавы». — Пойдёмте, полюбуемся на дело ваших рук, курсант. — хмуро сказал мне полковник и зашагал к выходу из трубы. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. С «жертв моего гнева» уже сняли шлемы и маски. К моему удивлению, среди этих четверых оказались Смолов и Пасек, которые мутными глазами водили по окружающим и пытались понять, что же с ними произошло. Что характерно, мне их совершенно не было жалко. — Все признаки травматического шока, господин полковник. — выпрямился и отчитался один из «волкодавов». — Скоро должны придти в себя. Орлов посмотрел на начавших ворочаться, но еще ничего не соображающих «волкодавов», и приказал: — Оставьте с ними кого-нибудь. Остальные за мной! Мы выстроились в колонну по два и пошли за полковником. Всю дорогу, которая заняла минут десять, я чувствовал настороженные взгляды моих «коллег». Наконец мы пришли на очередную поляну, но меньшего размера, чем основной полигон, на которой стояло несколько зданий разной этажности с голыми проёмами под двери и окна. Дождавшись, пока мы перед ним выстроимся, Орлов скомандовал: — Все, кроме Пожарского, знают, что надо делать. Приступить! Больше двадцати человек сорвались с места и в хорошем темпе рванули в здание. — Курсант, задача проста и незатейлива! — начал мне объяснять полковник. — Заходите в здание и «принимаете» всех «злодеев». Это называется «зачистка», в Лицее вам должны были объяснять суть этого мероприятия. — он вопросительно посмотрел на меня, на что я кивнул. — Только всё это будет проходить в упрощённом варианте — никого выводить не надо, хватит условного задержания. Считайте, что за вами идёт основная группа, которая и будет выводить «злодеев» из здания. Задача ясна? — Да, господин полковник! — вытянулся я. — И ещё, Алексей Александрович! — пристально посмотрел на меня Орлов. — Не надо никого калечить. — Да, господин полковник! — продолжал тянуться я. — Я пойду за вами, внимания на меня не обращать! Пошёл! Я на темпе рванул в здание, чувствуя присутствие полковника за спиной. Злость после трубы отпустила, но до конца не ушла, а поэтому действовать я начал жёстко — первых троих, обнаруженных мной в одной из комнат недалеко от входа, я просто забил за несколько секунд ударами в четверть силы, не обращая внимания на их попытки сопротивления, и оставил лежать шевелящиеся тела у одной из бетонных стен, в прочности которых убедился — очень уж славно в них врезались и сползали вниз «злодеи». Полковник стоял всё это время в дверном проёме и наблюдал за картиной избиения своих подчинённых, но не вмешивался. В следующем помещении всё повторилось как под копирку, единственное, «злодеев» было четверо. Мне начинала нравится тренировка по «зачистке» здания — все передвижения ограничены, бегать ни за кем не надо, болевые для «волкодавов» тоже не нужны — бей да бей себе в удовольствие. Единственный затык со мной произошел на втором этаже здания, в одной из последних комнат — там меня встретили оставшиеся, по моим подсчётам, три «злодея», один из которых миниатюрной фигурой очень напоминал Вику Вяземскую. Рука у меня на неё не поднялась, хотя два наших коллеги уже лежали на бетонном полу. Девушка не растерялась и, пользуясь своей безнаказанностью, стала меня «бить» руками и ногами, шипя от боли в отбитых конечностях. Конец всему этому положила фраза, брошенная Ведьмой: — Что, князь, ручки об девку боишься замарать? Всё, терпение закончилось. Я схватил её рукой за шею, притянул к себе и прошипел, еле сдерживая себя: — Лежать! Вика взвизгнула и обмякла. Я отпустил её шею, и девушка кулём сползла к моим ногам. Заверещала чуйка, и мне с трудом удалось заблокировать удар чьей-то ноги. Увернувшись от руки, я ударил в ответ в те же четверть силы. Мой противник только хекнул и ударил мне коленом в живот. Так сильно во взрослой жизни меня ещё не били — как кувалдой со всего размаха. Но всё равно, в детстве, на тренировках с делориевыми наручниками, мне доставалось и сильнее. Мой локоть, теперь уже в половину силы, удачно врезается в солнечное сплетение непонятного противника. Он отлетает, сгруппировавшись, в бетонную стену, раздаётся глухой «бум», и… встаёт! Я узнаю полковника Орлова, который, с налитыми кровью глазами, вновь на меня кидается. «Что за ерунда происходит? Не похоже это на тренировку, он бьёт на полном серьёзе!» — только и успел подумать я, как пришлось отражать следующую атаку. На этот раз застать меня врасплох ему не удалось, и все его удары ушли в молоко, но своими действиями полковник вынудил меня отступить к оконному проёму. «Он меня что, из окна выкинуть хочет?» — мелькнула догадка. На очередном ударе Орлов слегка «провалился» вперёд, что позволило мне пробить связку — правой, в четверть силы, в челюсть, и левой, в половину, опять в солнечное сплетение. Отлетевший полковник вставал уже не так резво, но всё-таки поднялся и опять на меня кинулся. Краем глаза я заметил, что за нашей схваткой наблюдают, лёжа на полу, два «волкодава» и очухавшаяся Вяземская. Но Орлов не дал мне долго ими любоваться, попытавшись провести хитрую связку ударов, нацеленных в жизненно важные части тела. И опять он построил её так, чтобы я постоянно отступал спиной к оконному проёму. Прошёл у него последний удар — в печень, который, как и в трубе, убил во мне всякую жалость к противнику и наплевательское отношение к последствиям — я пробил полковнику в ухо в пол силы, он опять отлетел к стене и затих. «Ну, сука жандармская, сейчас сам полетаешь!» — я схватил Орлова за берцу, и поволок к оконному проёму.