А «кино», тем временем, продолжалось. Полковник поднялся и вновь кинулся на «волкодава», причём, было видно, что свою атаку он строит таким образом, чтобы оттеснить противника к оконному проёму. Ни один удар Орлова не прошёл, «волкодав» был явно быстрее, но к окну всё же отступил. Подловив полковника на очередном ударе, он ответил сам — правой рукой в челюсть, и левой в солнечное сплетение. — Опять? — удивился Хозяин кабинета, наблюдая уже не такой красивый полёт Орлова. — Это же, наверное, очень больно?.. Орлов поднялся, и было заметно, что с трудом. Но скорость, с которой он опять кинулся на «волкодава», говорила о том, что силы остались. И опять монтажёр решил добавить «фильме» драматизма — в кадре появились лежащие на бетонном полу и пытающиеся встать три «волкодава», даже при наличии у них на лицах масок и шлемов, становилось понятно, что они наблюдают за схваткой. — Какое напряжение! В жизни такое редко встретишь… — продолжал глумиться чиновник. А на видеозаписи у полковника открылось второе дыхание, он вновь начал теснить «волкодава» к окну, даже умудрился попасть тому в район печени, но сам получил удар в голову, от которого опять улетел к стене. — Смотрите, мой самый любимый момент начинается! — заявил хозяин кабинета. А на плазменной панели «волкодав» подходит к «телу» Орлова, хватает его за берцу и тащит к окну. Кадр меняется — один из лежащих «волкодавов» тянет руку в немом крике. Опять в кадре появляется «злой волкодав», который замирает и отпускает ногу полковника, после чего обессилено опускается рядом на бетонный пол. Следующий кадр — одинокая фигура в камуфляже и шлеме, уходящая по лесной тропинке вдаль. — А на этом моменте у меня каждый раз скупая мужская слеза выступает… Ничего с собой поделать не могу… — патетически поделился сокровенным чиновник. И добавил уже совершенно другим тоном. — Кино из «Русской избы» смотреть не будем. Содержание знаете. Свободны. В приёмной господ офицеров проводил насмешливый взгляд помощника, который знал, какую «фильму» патрон должен был им показать. Уже на улице чуть отошедший Смолов поинтересовался у Орлова: — Иван Васильевич, что это было? Нам ведь ни слова не сказали, а только видеозапись продемонстрировали, которая, итак, у нас есть. — Это нас, Витя, так красиво в дерьмо по самую макушку опустили, показали своё неудовольствие и, одновременно, дали понять, что всё про нас знают! — спокойно ответил граф, привыкший за годы службы ещё и не к таким закидонам начальства. — Камень стуканул? — влез Пасек. — Да причём тут Камень? Сказал же, что про нас всё знают! — начал заводится полковник. — Сами мы виноваты в произошедшем! Прикиньте, что нам лишний раз показали этой «фильмой»? Был у нас сотрудник, который всех нас вместе взятых стоит, а мы его прое…ли! И ушел он, бл. дь, в закат! Что тут непонятного? И теперь последуют оргвыводы с выдачей нам всем орденов Сутулова с закруткой на спине. Готовьтесь, господа офицеры, всю вину возьму на себя, но, боюсь, это не поможет! Глава 10 В четверг, в Университете, к моей большой радости, Юсупова и Долгорукая не обращали на меня особого внимания, обсуждая наряды, в которых пойдут на какой-то день рождения. — Андрей, куда это они собрались? — поинтересовался я у Долгорукого. Он как-то сразу замялся, но ответил: — Нас пригласили в пятницу в Кремль, на шестнадцатилетие старшей дочери наследника престола, Марии. Мы просто ещё с Лицея дружим, она на год младше нас училась. — Понятно… — протянул я. — Но в субботу у нас с тобой тренировка по бильярду, ты не забыл? Ответить я не успел — в наш разговор влезла Юсупова: — А потом пойдём на танцульки! — Я всё помню! — усмехнулся я, отвечая одновременно им обоим. После занятий, в кафе, обсуждение нарядов и подарка имениннице продолжилось уже с участием Шереметьевой, которая, хитро улыбаясь, как бы невзначай, спросила у Долгорукого: — Андрюша, а ты Маше что подаришь? Тот опять, как и в случае со мной, слегка замялся, но ответил: — Увидите! Шереметьева хмыкнула и вернулась к разговору с подружками, а я не стал уточнять, что за этим за всем скрывается — если Андрей захочет, то расскажет всё сам. Это же самое обсуждение продолжилось и на крыльце университета, и прервалось только тогда, когда мы начали прощаться. Когда я пришёл домой, Прохор сказал мне: — Переодевайся, пойдём тренироваться. — Пойдём? — переспросил я. — Да, пойдём. Я сегодня днём на территории Университета нашёл тихое местечко, там и позанимаемся. А то я боюсь что-то дома, ещё соседей зацепишь. — Хорошо. — кивнул я. — Сейчас переоденусь, дай мне пять минут. Местечко действительно было тихим — небольшая полянка посреди густого кустарника, скрытая от посторонних глаз, и расположенная вдали от оживлённых студенческих маршрутов. — Так, Алексей, послушай меня внимательно. — начал занятие Прохор. — Со стихиями тренировки мы пока проводить не будем, а займёмся этой твоей жутью. Объяснять причины надо? — Нет. Мне сначала её необходимо научиться контролировать, а потом уже за остальное браться. — ответил я. — Ты всё правильно понимаешь. — кивнул Прохор. — Помнишь наш разговор на полигоне про то, что ты пытаешься проломить ментальный доспех? — Да. — А сегодня попытайся сделать это мягко, нежно, аккуратно. Не знаю, какие ещё определения подобрать… Ты меня понял? — он смотрел на меня вопросительно. — Кажется, да. — кивнул я. — Мне надо быть с тобой нежным. — и ухмыльнулся. — Пусть будет так. — Прохор остался серьёзным. — Главное — результат. Начинаем. — он отошёл от меня метров на пять и повернулся лицом. Я же стёр с лица улыбку, настроился, перешёл на темп и потянулся к Прохору. На этот раз я действительно не пытался проломить защиту своего воспитателя, а начал её ощупывать со всех сторон. Поначалу преобладали старые ощущения холодной монолитной бетонной стены, но чем больше я настраивался на ментальный доспех Прохора, тем теплее он становился. Внезапно, слегка закружилась голова, начало подташнивать, внутри росла моральная усталость и острое желание прекратить тренировку. Через несколько секунд перед глазами потемнело… — Лёшка, Лёшка, очнись! — вернул меня к реальности голос моего воспитателя. — Прохор, что случилось? — я понял, что лежу на земле, а мой воспитатель пытается трясти меня за плечо. — Ты даже не бледный, ты белый весь стал, а потом на землю завалился… — Прохор помог мне подняться, поддерживая под руку. — Как себя чувствуешь? — Хреново. Дай мне пару минут окончательно придти в себя. — Хорошо. — кивнул Прохор, продолжая меня поддерживать. Эта пара минут у меня ушла только на то, чтобы прислушаться к себе. Всё было более или менее нормально, за исключением легкого головокружения, подташнивания, и моральной усталости. Не хотелось вообще ничего — не стоять, не лежать, не двигаться, не разговаривать, и, особенно, не думать. Именно выход из этого состояния занял у меня больше всего по времени. — Прохор, пойдём домой. — я убрал его руку и сделал шаг в сторону, показывая, что посторонняя помощь мне больше не нужна. — Надо отдохнуть. — Конечно, Лёшка, пошли. — он указал рукой направление куда нам двигаться. Шли мы не спеша, не разговаривали, а я наслаждался полным отсутствием мыслей в голове. Уже дома, выпив два стакана клюквенного морса, был отправлен Прохором спать. Проснулся уже тогда, когда за окнами была темень. Чувствовал я себя гораздо лучше, нежели тогда, когда ложился спать. Очень хотелось пить и есть, и я, как был в трусах, так и пошёл в гостиную, в которой горел приглушённый свет и работал телевизор. — Проснулся? — спросил меня развалившийся на диване Прохор. — А то мы тебя заждались. — он указал на кресло, в котором, закинув ногу на ногу, сидела Алексия. — Привет, Леся! — кивнул я. — Давно ждёшь? — Привет, Лёша! — улыбнулась она. — С десяти. Ты на телефон не отвечал, вот я и заглянула, а Прохор сказал, что могу подождать, пока ты не проснёшься. — А сколько сейчас времени? — спросил я. — Одиннадцать доходит. — ответил Прохор. — Больше тебя так на тренировках напрягать не буду. Последние свои слова он сказал таким нарочито равнодушным тоном, по которому сразу становилось понятным, что сказано это было для Алексии. — Иди оденься. — хмыкнул Прохор. — А я пока ужин разогрею. Пришлось мне возвращаться в спальню и одевать домашнюю одежду. Ужинать сели за барную стойку. На самом деле, ел только я, а Прохор с Алексией пили чай. — Прохор, — обратилась девушка к моему воспитателю, когда я уже практически доедал, — надеюсь, завтра у вас такой тренировки не будет? Просто у нас были планы… — Не будет. — ответил он. — Но нам завтра с Алексеем после Университета к портному заехать надо. Итак, задержались порядком. Алексия повернулась ко мне: — Лёш, ты как, не передумал?..