— Спасибо! — искренне сказал я. Он махнул рукой. — Пока еще не за что. Все, Алексей, иди отдыхай. Спал я той ночью плохо, неспокойно. Вопрос решился наилучшим образом. На следующий день отец сказал, что выяснил, что можно сделать. Он объявил, что вопрос, скорее всего, будет решен положительно и сунул мне бумажку, где был адрес, номер кабинета и фамилия ответственного товарища. На следующий день мы с Яковом Наумовичем отправились по адресу. Ответственный товарищ принял нас тепло, но общался в основном с Яковом Наумовичем — деловые люди сразу почуяли друг друга! Сходу была придумана хитрая схема, всей сути которой я так и не понял, но в конечном итоге сводилась она к тому, что сырье мы получим. Были бумаги — множество бумаг! Нас занесли в какие-то реестры. Записали в какие-то очень официальные книги. Были подписаны бумаги и поставлены печати. В конце концов, мы официально оплатили первую партию — десять тонн полиэтилена высокого давления, всего около трех тысяч рублей. Мы получили через три дня и уже на следующий день наш экструдер заработал. Мы были взволнованны и почти счастливы. Рабочие были хмуры и деловиты. Начальник ремонтно-строительного выделил нам целых трех рабочих — трезвых взрослых мужиков, поначалу смотревших на нас с некоторой неприязнью. Как выяснилось впоследствии, дело было даже не в том, что мы эксплуататоры, а они — эксплуатируемые. Все дело оказалось в нашем возрасте, мы были слишком молоды — взрослым солидным мужикам не пристало подчиняться малолеткам. И если Серегу они еще как-то воспринимали, то нас с Валериком первое время почти игнорировали. За первый день наш заработок составил примерно полторы тысячи. С продажей мы заморачиваться не стали, не было времени, так что готовую продукцию мы, не мудрствуя лукаво, отправили в кооперативный магазин, к одному из приятелей Евгения Михайловича — толстому золотозубому мужику непонятной национальности по имени Илья. Его комиссия составляла десять процентов, что вызвало глухой ропот моих компаньонов, но деваться было некуда — пришлось согласиться на драконовские условия. На следующий день Илья был сильно недоволен — продукции мы поставили гораздо меньше, чем было желающих купить. — Все расхватали за два часа! — сказал он хмуро. — Очередь выстроилась, как за водкой. Толпа недовольных осталась, скандалили, грозились в газету написать и в обком. Не гоните беса, пацаны, давайте больше товара! На второй день мы заработали две тысячи. На третий — две триста. Практически все накладные расходы мы отбили в первые дни, дальше уже пошла чистая прибыль. Мои партнеры были слегка оглушены деньгами, которые сыпались и сыпались. Честно говоря, я тоже был слегка в шоке от прибылей. Жизнь казалась прекрасной и удивительной, полной перспектив и радостей. За первую неделю деятельности мы получили больше шестнадцати тысяч. За вычетом накладных расходов, по четыре тысячи на каждого. Первую прибыль торжественно поделили в «Театральном». — Три штуки… — задумчиво сказал Серега после первого тоста. — Это что получается? Это получается, что «тачку» можно взять за месяц⁈ Нет, пацаны, вы ущипните меня. Это я сплю, такого не бывает. — Все только начинается… — загадочно сказал я. Шампанское полилось в бокалы, мы выпили за наш успех, а потом Валерик привел каких-то девушек — очень сильно накрашенных и очень сильно надушенных, мы тут же познакомились и выпили за знакомство, и я тут же забыл кого из них как зовут, а потом выпили еще и еще… Девушки смеялись и не пьянели, с эстрады ресторанные музыканты исполняли грустную песню Талькова «Чистые пруды», а мне стало очень грустно — я-то знал, что Талькова застрелит московский гангстер в собственной гримерке в самом начале 90-х… Следующие несколько недель у нас просто срывало крышу от денег, которые мы тратили, не считая, и которые будто бы не убавлялись. Лисинский все верно говорил — наш экструдер оказался «философским камнем», который превращал все в чистое золото. Видеосалон и звукозапись мы оставили на попечение нашего старого приятеля-неформала Петровича; после тех денег, которые нам поперли в последнее время, собирать по рублю с посетителей казалось чем-то очень смешным и унизительным. Но из ДК медиков мы не съехали — неплохое место, да и прижились мы в нем, менять не хотелось. Всей троицей отправились мы к директору и вежливо попросили небольшое помещение в аренду. Свою просьбу мы подкрепили пакетом с двумя бутылками коньяка. Директор ДК — хороший, по большому счету, мужик, с которым у нас никогда не было проблем (а у него с нами как раз были, например, знаменитый милицейский рейд по борьбе с нелегальным кинопрокатом), мечтательно посмотрел на коньяк и сказал твердым голосом: — Сто пятьдесят в месяц в кассу. Как раз шахматисты съехали. Вот и заселяйтесь вместо них! — Ну что вы, товарищ директор! — сказал я, подражая булгаковскому Коровьеву. — В кассу понятно — сто пятьдесят. Но вам тоже нужно — как минимум стольник! Лично вам! — И магарыч, само собой! — с улыбкой добавил Серега. В честных глазах директора блеснула слеза. Он явно растрогался. — Ну что вы, ребята… — сказал он. — Ну разве можно… — Нужно! — твердо сказал Серега и отсчитал шесть сотен. — Вам, за полгода вперед! — Только нам и телефон нужно, — сказал я быстро. Директор посмотрел на россыпь полтинников и вздохнул. — Сделаем телефон, — сказал он. Он долго пожимал нам руки. Мы заселились в офис. Офисной мебели в те славные времена в наших широтах еще не существовало, так что, пришлось довольствоваться тем, что есть — два письменных стола и шесть стульев нам с барского плеча выделил директор ДК, а бывший в употреблении диван и пару кресел мы купили в комиссионке. Еще в наследство от бывших хозяев кабинета нам досталась полка, на которую Серега взгромоздил какой-то боксерский кубок, выигранный им лично. Также кабинет был украшен вымпелами боксерского клуба и боксерскими перчатками. Возражать я не стал — во-первых, у моих друзей свое специфическое чувство прекрасного, а во-вторых, потенциальным партнерам сразу видно, что в кабинете обитают люди серьезные… Оглядев всю эту красоту, Валерик задумчиво сказал: — Нужен сейф… Я согласился. Хранить печать, уставные документы и кое-какую наличность где-то нужно. Сейф мы нашли на барахолке — не очень старый, не очень тяжелый, невзрачный и надежный. После того, как сейф был торжественно установлен, а ключи розданы всему составу кооператива, мы устроили банкет. На банкет мы позвали наших друзей-штангистов Андрея и Матвея и директора ДК. Директор очень быстро напился в хлам и уснул прямо у нас на диване. Мы же обсуждали текущие городские дела, время от времени поднимая тосты за присутствующих. Дела, к слову, были так себе. Криминальный элемент размножался со скоростью сексуально озабоченных кроликов — молодежные группировки, обычные бандиты, бывшие уголовники — все эти люди хотели денег и желательно — много и сразу. Деньги были только у кооператоров и нелегальных дельцов. Но к нелегальному дельцу так просто на фабрику или завод не проникнешь, а вот кооператоры были очень уязвимы — магазины, цеха, видеосалоны — все на виду, все уязвимо. — Чуть ли ни каждую неделю идут, — усмехается Матвей. — С одними в прошлый четверг забились около парка, пошли вчетвером, а их там человек десять — все морды протокольные, в наколках, чего-то там втирали про общак… ну мы слушали, слушали, а потом надоело слушать — стали их лупить. Так на каждого ровно по одному удару — сразу в глубокий нокаут улетают. Вообще не бойцы! Человек пять вырубили, остальные сбежали. Ну мы подождали, пока они очухаются и спрашиваем — вопросы остались? Так они говорят — нет, нет, пацаны, все поняли, все нормально, только не бейте больше! — Вы смотрите аккуратно, — с улыбкой говорит Серега, — у тебя уже одна дырка есть в брюхе, это контингент такой, что за ними не заржавеет. — Порядка нет ни хрена! — с досадой говорит Андрей. — Менты вообще мышей не ловят, не справляются! Развели не то Гарлем, не то Чикаго! Нормальный человек уже не может домой спокойно дойти. У женщин сумки вырывают, серьги, кольца обручальные снимают. Да и у мужика, если пьяного поймают, все что можно снимут и вытянут. — А бухают просто по-черному, — Матвей укоризненно качает головой. — Пьют такую дрянь, что на нее смотреть страшно, не то что пить! Одеколон пить, это как вообще⁈ У меня недавно соседа на «скорой» забрали с отравлением, чуть не крякнул, еле откачали… Мы поднимаем тост за здоровье присутствующих. В бокалах чудесное грузинское, купленное за фантастические деньги, но это не имеет значения. У нас праздник. Мы процветаем. Мы процветаем. Полоса удач, все получается, подводных камней нет, энергия, кайф, адреналин. У нас уговор — половину приходящих денег откладываем, а половину делим и тратим, как захотим. Я отдаю матери пять тысяч просто так, на хозяйство, и мать кладет их на книжку. На черный день. Проще было выбросить. Серега покупает золотую цепь граммов на семьдесят и громадный золотой перстень. И сразу становится похожим на цыгана. Я шучу — нужно еще вставить золотые зубы. Валерик покупает телевизор «Панасоник». Я держусь, крупных покупок не делаю — нужные мне вещи все еще не изобрели… Нам везет — предоставляется случай решить транспортный вопрос. Две машины — «восьмерка» и «нива». Посредник просит двадцать шесть тысяч. Мы не торгуемся, оформляем машины на кооператив. На оформление приводим с десяток спортсменов, на всякий случай, для страховки. Произвели впечатление на посредника, который чуть не сбежал, решил, что машины хотят отнять силой. Очень радовался, когда понял, что машины никто отнимать не будет. Мы с Валериком получаем права — один звонок, два ящика коньяка и символическая сумма наличными. — Прекрасная страна… — говорит Валерик. — Ничего нельзя, но все можно! — За два ящика бухла можно даже немного больше, чем все, — усмехается Серега. В городе все время кто-то кого-то бьет или режет, стреляют пока редко. Наши спортсмены нарасхват — большинство бросили заводы и фабрики, занимаются охраной зарождающегося класса буржуазии. Охраняют рестораны, магазины и конторы, которые еще только начинают называть как в Америке — офисами. Парни чувствуют запах легких денег и входят во вкус — им тоже хочется вечера проводить в ресторанах и купить новую мебель. Некоторые начинают предлагать свои услуги по охране даже тем, кто в них не нуждается. И делают это весьма активно. — Слыхал? — говорит мне Валерик. — Наши боксеры чего учудили… Создали с блатными коалицию. Сначала те приходят и просят сразу много, угрожают, показывают ножик и учебную гранату. А потом уже появляются наши — хорошие и добрые, просят совсем немного, говорят — защитим, поможем, грудью закроем! Кооператоров, которые мебелью занимаются на Социалистической, таким образом обработали. И автомастерскую на Буденного. Потом бабки делят. Мы никому не платим и ни с кем не враждуем. Валерик с Серегой знают всех спортсменов, которые начали двигаться в набирающем обороте рэкете. Я знаком с главшпаном Володей Седым, хоть и не при лучших обстоятельствах, но все же. И еще, у меня визитка начальника городской милиции. На политическом горизонте загораются новые звезды. В Москве, говорят, есть какой-то Ельцин, который против зажравшейся партийной номенклатуры и всего плохого и за простой народ. Чего-то он там даже выступает то перед нашими журналистами, то перед импортными, и всем сплеча правду-матку… Народ обсуждает в очередях и дивится… Никогда такого не было, чтобы оттуда кто-то за простой народ встал! Глава 22 Я сижу в салоне «восьмерки». Рядом со мной — Екатерина Петровна, наша известная городская ясновидящая. Вид у Екатерины Петровны — так себе, она почему-то здорово сдала за последнее время, хоть и не пьет теперь. Она похудела, под глазами круги и вообще, в ней словно что-то сломалось… — Вам бы отдыхать чаще, — говорю я. — Некогда, — говорит она безразлично. — Люди. Идут, идут и идут… — Желают знать, что будет? — спрашиваю я с улыбкой. Она не улыбается в ответ. — Люди потеряли опору, — говорит она строго. — Хотят определенности и… Им страшно. Всем очень страшно. Я же вижу. Они спрашивают разное — кто про мужа, кто про любовника, кто про работу… Но на самом деле все спрашивают одно и то же — а что со мной теперь будет? От страха спрашивают, потому что будущего хоть и не знают, но чувствуют. И побежали — по гадалкам, бабкам и астрологам. А иные — в церковь. А многие просто пьют, чтобы страх заглушить, потому что невыносимо иначе жить… — От страха, значит… — говорю я задумчиво. — От страха, — подтверждает она. — Все чувствуют, одни сильнее, другие очень слабо… Что-то будет. Может быть, ядерная война… Я с улыбкой мотаю головой. — Нет. Ядерной войны точно не будет, что вы в самом деле… Во всяком случае, не сейчас. Она смотрит на меня с интересом. — Странный ты парень… Странный! Уж кто бы говорил, думаю я, но вслух отвечаю: — Об интервью договорились уже? Она кивает. — Придет корреспондентка. Что мне нужно будет рассказать? Я набираю полную грудь воздуха. Очень тяжело произносить слова, касающиеся будущего. Буквально приходится выталкивать из себя. И я выталкиваю: — Землетрясение. В Армении. Этой зимой. Очень разрушительное. Несколько городов почти полностью… Точной даты не помню. Если хоть кого-то удастся спасти… Хоть одного человека… Понимаете? — Куда мы лезем… — шепчет она в отчаянии. — Господи, куда мы лезем, зачем?.. Ты же не знаешь ничего, не знаешь!