– Никто не знает, чем занималась миссис Стеррон вчера вечером, сэр, – доложил он. – Ну разве что ее горничной это известно, но она будет молчать как рыба. А вот Этель сказала, что сегодня утром, когда она пришла открывать ставни, никаких писем в корзинке не было. И на столе, там, где миссис Стеррон обычно держит письменные принадлежности, тоже. Глава VII «Бросьте это дело!» Суперинтендант Даули вернулся в Хайлем вместе со старшим констеблем, оставив свою машину сержанту Гейблу, который вместе с еще двумя полицейскими остался в поместье на случай, если известие о трагедии привлечет толпы зевак в Феррис-Корт. Майор Тренгуд, как понял Даули, не слишком преуспел в получении информации от миссис Стеррон во время своего второго визита. Она все еще пребывала в шоке и даже, как показалось старшему констеблю, находилась на грани истерики. Говорила много, но, по сути, не сообщила ничего важного. Была удивлена и потрясена случившимся. Мысль, что муж может покончить жизнь самоубийством, никогда не приходила ей в голову. Она не знала ни единой причины, по которой он мог бы свести счеты с жизнью, – ну разве что страдал какой-то неизлечимой болезнью. Считала, что, несмотря на финансовый кризис в стране, ее муж в последнее время преуспел в приумножении своего капитала больше, чем за последние несколько лет. Нет, он определенно не беспокоился о деньгах, хотя тратил их весьма разумно («скупердяйничал», тут же сделал вывод старший констебль). В общем, ни единой зацепки. Не упоминался в разговоре и сэр Карл Веннинг, но Даули догадывался, что его начальник о нем и не спрашивал. На первом плане у него всегда была «тактичность», ну а информация – постольку поскольку. По пути в Хайлем Даули и Тренгуд наскоро перекусили в придорожном кафе, а въехав в город, отправились к дому доктора Тэнуорта. Врач как раз закончил воскресный ланч – ростбиф и яблочный пирог – и закурил свою воскресную сигару. В привычной домашней обстановке он был особенно весел и оживлен. – Майор, рад вас видеть, какое бы печальное событие ни привело вас ко мне! Желаете сигару? Сам выбирал, это не чей-то там рождественский подарок. Нет? Ну а вы, суперинтендант? Что ж, прошу прощения, просто преступление не докурить такую отличную сигару. – И он сделал несколько затяжек. – Так чем я могу вам помочь? Вскрытием пока не занимался, сделаю сегодня позднее, хотя и не рассчитываю обнаружить что-то нам неизвестное. – Значит, причина смерти вам ясна? – Абсолютно. Все свидетельствует о смерти от асфиксии, вызванной удушением, – как косвенные улики, так и клинические показатели. Разумеется, я исследую содержимое желудка и мозг, но лишь ради проформы. И никаких сомнений тут быть не может. – Вам известна причина, по которой капитан Стеррон мог свести счеты с жизнью? Вы же были его лечащим врачом, не так ли? – Да. И еще он наблюдался у доктора из Лондона, и я навещал его не слишком часто. Но история капитана Стеррона мне известна. Да, думаю, что смогу дать кое-какие объяснения. Сам бы я ни за что не избрал такой способ покончить с жизнью – что правда, то правда. Но готов утешиться мыслью, что никогда не окажусь в такой ситуации. Капитан Стеррон страдал на протяжении многих лет… Вы, надеюсь, понимаете, джентльмены, что все это сугубо конфиденциальная информация. Ни один врач не имеет права разглашать ее, но поскольку я работаю в полиции, то по мере сил должен ей содействовать, я прав? Майор Тренгуд не был уверен в правильности такого подхода, но в конечном счете делом полиции было получить информацию; а этика – это личный вопрос каждого. – Капитан Стеррон страдал нервным истощением от сильных болей. Да, очень сильных. Они особенно обострились через два или три года после женитьбы. Нам кажется странным, что это могло случиться с таким человеком, но, поверьте, крупные, полнокровные мужчины порой подвержены данной напасти. В результате – полное расстройство здоровья, он ушел из армии и «похоронил» себя здесь. Такое часто случается. Удивительно, что она к нему так привязалась. Впрочем, люди, приверженные Высокой Церкви[3], отличаются некими особенностями. – Вы хотите сказать, что Стеррон покончил с собой из-за этого… истощения? – Мне кажется, да. – Неужели его самочувствие было критическим? И жизнь превратилась для него в тягостное испытание? Доктор Тэнуорт помолчал. – Я бы не стал так категорично ставить вопрос, – наконец заметил он, – но людей чувствительных очень огорчают подобные ситуации. Особенно если это длится годами и давит на сознание. – Но почему – раз вы утверждаете, что длилось это годами, – он вдруг предпринял столь экстремальный шаг именно сейчас? – Да, действительно, почему? Знаете, майор, об этом мы никогда не узнаем. Почему люди совершают такого рода поступки, что ими движет? Придем к выводу, что, возможно, ни один из нас не способен на нечто подобное, и в то же время вдруг решаемся на такое… – Доктор Тэнуорт явно гордился тем, что способен на философские рассуждения. – Вероятно, некое из ряда вон выходящее событие или же обстоятельства, нам неизвестные, неожиданно включают этот механизм, и человек начинает мучиться угрызениями совести или же впадает в отчаяние… и заканчивает свою жизнь в петле. Наш мир странно устроен, но тут уж ничего не поделаешь. Старший констебль обратился к суперинтенданту: – У вас есть какие-нибудь вопросы к доктору Тэнуорту? – Нет, сэр. По крайней мере, до тех пор, пока он не произведет вскрытие. Мне хотелось бы попросить его обратить пристальное внимание на наличие синяков на теле или же других следов борьбы или каких-то насильственных действий. – Разумеется, суперинтендант! Вообще-то я уже провел беглый предварительный осмотр. Сами знаете, изменения в кожных покровах после смерти происходят быстро, и трупные пятна можно принять за синяки, особенно если тело долго пролежало в тепле. Но ничего подобного я не обнаружил. К тому же такого крупного мужчину, как Стеррон, невозможно было бы задушить, не применив насилия. – Никаких ран на черепе, шишек? Его не могли задушить, предварительно чем-то оглушив? – Нет, исключено. – Ну а применив, например, хлороформ? – Тогда бы им пахло в комнате, ведь дверь и окна были закрыты. Суперинтендант Даули погрузился в молчание. Старший констебль поднялся. – Весьма признателен вам, доктор, – произнес он. – Доложите сразу, как только получите результаты. А теперь мне пора. Надо повидать коронера и договориться с ним о предварительных слушаниях. – Я уже пообщался с ним, майор, – сказал Тэнуорт, провожая гостей в маленькую прихожую. – Мы пришли к выводу, что слушания можно назначить на завтра, на три часа дня, если вы, конечно, не возражаете. – Что ж, я все равно переговорю с ним. Всего доброго. Суперинтендант Даули разделял мнение своего начальника о том, что этот доктор слишком много на себя берет. В его обязанности вовсе не входило обсуждать время слушания, пусть даже он и будет давать показания. – Идемте к вам в контору, Даули, там и побеседуем, – предложил майор Тренгуд. – А уж потом я повидаюсь с Лавджоем. Минут через пять они сидели в небольшом, скудно обставленном кабинете Даули, где царил безукоризненный порядок. – Если только во время вскрытия не обнаружится нечто из ряда вон выходящее, думаю, можно считать дело раскрытым, вы согласны, Даули? К нашему обоюдному удовольствию, не так ли? Суперинтендант молчал, наверное, с минуту, собираясь с мыслями. – Сэр, давайте подождем, что покажет вскрытие, – наконец сказал он. – Хотелось бы убедиться, что в желудке покойного не найдется ничего такого, от чего он мог бы потерять сознание. И тем самым дать преступнику возможность повесить его. – С чего вы это взяли? – Окно не было заперто на задвижку, значит, кто-то мог выбраться из кабинета. – Но кому понадобилось убивать капитана Стеррона? – Лично меня смущает эта история с сэром Карлом Веннингом и миссис Стеррон. Старший констебль усмехнулся: – Всего лишь пустая болтовня слуг. Нужно ли обращать на нее внимание? – Но сэр Хэмстед говорил, что он кое-что заметил. – Он пробыл в доме всего сутки! Что такого он мог видеть? – Ну, наверное, немного, сэр, но достаточно, чтобы понять, откуда ветер дует. Хочу поговорить с Карлом Веннингом и выяснить, чем он занимался вчера вечером. На простодушной физиономии старшего констебля отразился испуг: – Господь с вами, Даули, этого нельзя допустить! Вы представляете, какой начнется скандал? Ведь он главный шериф графства! Оскорбление главного шерифа графства! А потом лорда-наместника, кузена Фредерика, и… кто там еще следующий? – Лично я считаю, мы не до конца исполним свой долг, сэр, если полностью не разберемся с этим делом, – возразил суперинтендант. – Нет, нет, Даули, я не могу этого допустить! Это приведет к самым неприятным последствиям, если всплывет наружу – а я уверен, непременно всплывет, – стоит только учинить допрос такому человеку. И потом, я не вижу в том необходимости, честное слово, не вижу. – Что ж, хорошо, сэр. Вам решать. Многозначительные нотки в голосе суперинтенданта напомнили Тренгуду о возложенной на него ответственности. Впервые за время назначения на данную должность он понял, что это нечто большее, чем просто интересная и хорошо оплачиваемая работа. Тут человек лицом к лицу сталкивается с вопросами жизни и смерти, правосудием и отсутствием оного – в общем, просто ужасная ответственность. Минут пять он сидел, обхватил голову руками. Затем резко встал. – Нет, Даули, – твердо заявил Тренгуд. – Только в том случае, если на слушаниях всплывет что-нибудь новенькое. А так я не могу разрешить полоскать в грязи имя человека на столь хлипких основаниях. – Это относится только к сэру Карлу Веннингу, сэр, или же вы хотите, чтобы полиция полностью прекратила расследование? – Какое еще вам нужно расследование? Ведь все ясно. – Прошлой ночью в доме побывали и другие люди, сэр, и мотивов может быть множество. Например, мы пока ничего не знаем о завещании капитана Стеррона. Ну разве что он все оставил жене. Хотя возможно, что Феррис-Корт перейдет теперь к его брату, мистеру Джеральду Стеррону. Глава VIII Предварительные слушания Слушание по делу о смерти капитана Герберта Стеррона, которое решили немного отсрочить, в итоге назначили на утро вторника, и проводилось оно в зале для совещаний местной городской больницы. Помещение было небольшое, и, когда там собрались представители власти, свидетели и родственники, для праздной публики почти не осталось места. Вопреки ожиданиям само дело не вызвало большого интереса, возможно, потому, что никакой нечестной игры никто не предполагал. Из предосторожности суперинтендант Даули постарался занять самое неприметное место и в то же время расположился неподалеку от судебного коронера – на тот случай, если вдруг тому понадобится. Он сидел и оглядывал полный зал. В первом ряду лицом к коронеру сидела миссис Стеррон. По одну сторону от нее расположился Джеральд Стеррон, по другую – незнакомый джентльмен, одетый по последней лондонской моде, из чего Даули сделал вывод, что это, наверное, адвокат. Рядом с Джеральдом Стерроном сидел сэр Джеймс Хэмстед. Гризельда Стеррон пришла в черном, но не в траурном одеянии, которое, несомненно, наденет, когда его пошьют. Она была в прекрасно скроенном жакете, юбке и маленькой черной шляпке, которая скрывала роскошные блестящие волосы и эффектно подчеркивала глубину ее глаз. Сидела она спокойно, время от времени наклоняла голову, прислушиваясь к шепоту соседей. У суперинтенданта Даули пока не было возможности поговорить с ней, но он получил от старшего констебля краткий отчет о его двух допросах. У Даули уже сформировалось свое, возможно, не слишком справедливое мнение о миссис Стеррон, основанное на собранных свидетельствах и собственных наблюдениях, и он с нетерпением ждал, как будет вести себя эта дамочка, вызванная в качестве свидетеля.