– Но только коротенько, – предупредил тот. – Не растекайся мыслию по древу, даже если под ним сидел Будда. Улан кивнул и потер лоб: – Как бы тебе попроще растолковать. – Сам тупой, – обиженно огрызнулся Сангре, но рассказ друга слушал внимательно. Согласно его слов получалось следующее. Когда монголы были едины, они ходили завоевывать многие страны. И если земли к северо-западу, включая Русь, отошли детям старшего сына Чингисхана Джучи, то вся Азия к юго-западу, включая нынешний Ирак вместе с Багдадом, Иран и Закавказье, досталась Хулагу, сыну младшего брата Джучи. Потомки Хулагу там правят до сих пор. – Вот оно-то и есть государство ильханов, – подвел черту под своей исторической справкой Улан. – Но в завоевательном походе войск сыновей Тулуя принимали участие и тумены Батыя, а потому его наследники до сих пор считают, что им в качестве доли от добычи принадлежит часть Закавказья, с чем Хулагу не согласился. За эти земли две орды грызутся меж собой до сих пор, причем вражда застарелая, длится лет пятьдесят, не меньше, со времен правления брата Батыя Берке. – И к чему твоя прелюдия? – Сейчас узнаешь. Один из купцов из тех краев как-то вскользь обмолвился, что совсем недавно у них скончался падишах, как теперь себя именуют иль-ханы. Недавно по меркам средневековья, – пояснил Улан, – то есть в декабре позапрошлого года. Словом, теперь там у власти Абу-Сеид – сынишка предыдущего правителя, и притом весьма юный. Он стал падишахом, когда ему еще не было и двенадцати. Так вот когда купец это рассказывал, мне вдруг припомнилось кое-что из прочитанного. Короче, этой осенью Узбек вновь затеет поход в Закавказье. Как я теперь понимаю, он, скорее всего, решил воспользоваться сменой власти. Юность нового правителя – весьма подходящий момент дабы оттяпать спорные земли. – А ты не мог ошибиться насчет похода? – усомнился Сангре. Улан мотнул головой. – Это абсолютно точно. А в качестве доказательства скажу, что сама казнь тверского князя… – Которой быть не должно, – перебил Петр. – Я имею ввиду официальную историю, – поправился Буланов. – Так вот его казнь произошла в районе Северного Кавказа, то есть Узбек, выдвинувшись в поход против своих южных соседей, вез Михаила Ярославича с собой и умертвил аж возле Терека. Ну и сразу после этого пошел на Дербент и дальше. – И чем закончится его увлекательный туристический вояж? – Как и предыдущие попытки ордынских ханов до него, – пожал плечами Улан. – На первых порах победы, а затем, когда эмир Чопан – он в тех краях за главного – стянет все свои силы, Узбек, находясь где-то возле реки Куры, не принимая боя, скомандует отступление. – Тогда причем тут мы, если ему и без нас юшку кровавую пустят? – Одно дело – юшка из носа, и совсем иное – перелом конечностей, – возразил Улан. – А лучше нескольких. Я к тому, что если заблаговременно предупредить падишаха, точнее, его регентов, отступление Узбека легко превратить в полный разгром, взяв его в кольцо. А ведь с ним придет не меньше десяти-пятнадцати туменов, а то и все двадцать. Прикинь, не пачкая рук, одним разом похоронить двести тысяч лучших степных воинов. И, возможно, вместе с самим ханом. Сангре присвистнул и, с неподдельным уважением уставившись на друга, благоговейно произнес: – Уланчик, ты нарисовал такую картину маслом, шо живи сейчас Шурик Македонский, таки он имел бы бурное желание до своего гордеевого узла, шоб смай-стрячить с него удавку для себя от лютой зависти. – Ну-у, это ты чересчур, – засмущался тот. – Хотя все равно спасибо. Кстати, и тебе с Гедимином договариваться насчет письма Юрию будет гораздо легче. В смысле, давать гарантии, что ему все сойдет с рук. После такого Узбек на него точно войной не двинется. – Ну да, если туманно намекнуть на грядущие события, Гедимин станет куда покладистее, – согласился Петр. – Вот, вот, – подтвердил Улан. – И мы одним выстрелом убиваем двух зайцев: подстраховываем будущего союзника Твери, но главное, еще раз кое-кого вложим – ведь я назовусь посланцем московского князя. Да и письмо, взятое с собой, тоже будет от имени Юрия Даниловича. А слух о том, что он предупредил соседей Орды о нападении, обязательно донесется до Узбека. Ну а сам не дойдет – мы поможем. – Я назовусь посланцем московского князя, – задумчиво повторил Сангре и вопросительно посмотрел на друга. – Значит, в Орде мне придется управляться в одиночку. Тяжело. – Чтоб ты да не справился, – усмехнулся Улан и виновато вздохнул. – Куда хуже другое. По моим подсчетам, дабы успеть добраться до нужных людей и помочь подготовить разгром войска Узбека, мне надо выехать из Твери самое позднее… через месяц. Сангре охнул. – А попозже никак?! – жалобно спросил он. – Увы, это потолок. И без того получается впритык, – и Улан виновато развел руками. – Я и сам не хочу, а что делать? Иначе южане не успеют собрать войска и завершить прочие подготовительные работы. Сангре не сразу дал добро. Мол, столь удобный момент, чтоб подложить новоявленному ревнителю ислама здоровенную свинью, упускать действительно нельзя, но уж больно оно рискованно. И, помедлив, извлек из кармана пластиковую коробочку с картами бабы Фаи. Лишь когда выпал «счастливый исход задуманного дела», он, тяжко вздохнув, утвердительно кивнул, соглашаясь. Правда, выразил надежду, что если Улан рано уедет, то как знать, может поспеет в Орду. Но друг безжалостно заявил: – Забудь. Сам поход состоится зимой, а значит, навряд ли меня отпустят раньше. Ну-у, хотя бы из простой предусмотрительности – вдруг я не обычный посланник, а засланный казачок. Значит, вернуться оттуда я смогу не раньше весны. – Но-о… Улан усмехнулся и дословно повторил вчерашние слова самого Петра: – Никаких «но». Или у тебя есть вариант с другим посланником? Глава 8 Пятилетку за год С самого утра друзья принялись заново планировать, что и как им предстоит сделать в ближайший месяц, пока они оба в Твери. Улан намеревался добить расследование по взяткам на торжище уже сегодня, а завтра, усевшись за стол, начать составлять расписание занятий и, главное, инструкций для будущих стражей порядка. А Сангре моментально добавил еще одно дело. Мол, надо выделить время на поездку в Липневку, где до сих пор пребывал сотник Азамат с закатанными в гипс ногой и рукой, поскольку поработать с ним желательно на пару с Уланом. – Кстати, насчет будущих стражей. Кто из десятка Рубца не при делах, ты успел выяснить? – поинтересовался Сангре. – Я так мыслю, что из них и надо составлять костяк нашей патрульно-постовой службы. Плюс добавим к ним на первых порах всех семерых наших славян, включая Яцко, и человек пять из числа литвинов. – Они ж пока с языком не очень, – напомнил Улан. – А мы их используем исключительно в качестве держиморд, то бишь грубой физической поддержки – ловить, кого скажут, держать и не пущать. – И Сангре досадливо крякнул: – Эх, погорячился я насчет Алыря с Балудой. Вместо того, чтобы вести их к князю, надо было тихонько брать обоих за шиворот и пристраивать в наш ОМОН. – Они ж ворюги, – напомнил Улан. – Так в этом весь цимес, – оживился Петр. – Значит, им знакома куча всяких жульнических ухваток и если бы они всерьез взялись за дело, то их коллеги по ремеслу мигом сказали бы ой. Ладно, других завербую. – Гляди не промахнись, – проворчал Улан. – Я тебя умоляю! Вначале красочно распишу, что их ждет в случае продолжения жульнических дел, а затем грамотно подам открывающиеся перспективы. И куда они тогда денутся с нашей подводной лодки? Кстати, помнится, ты сам мне рассказывал, что создатель первой криминальной полиции во Франции в прошлом был ворюгой. Так что и нам без бывших уголовничков навряд ли обойтись. Да не журись, присмотр за ними на первых порах я тебе обещаю. Но этих все равно жаль, особенно Алыря, – вздохнул Сангре. – Понимаешь, нутро не испорченное, в смысле середка. Одно его желание сесть в тюрягу вместо друга о многом говорит. Ну да ладно, будем надеяться, еще раз… повезет. Повезло ему буквально через день. Удалось подметить, как рыжеволосый паренек ловко подрезает кошель у какого-то иноземного купчины. Нежно взяв его руку на излом и ласково отведя в домик подле княжеского терема, вновь перешедший во владение побратимов, Сангре приступил к воспитательной работе, мрачно заявив: – Ну что, крепись, сын порока и дитя греха. Тебе таки придётся пройти через мои добрые отеческие руки, а они аж чешутся от неуемного желания отколупать вот этими клещами часть веснушек с твоей морды лица. Это для начала, а далее… Говорил он недолго, но весьма красочно, закончив многозначительно: – Трудно сказать, выживешь ли ты. Вот мой сердечный друг Локис в этом сомневается. Поэтому предлагаю вспомнить за маму и немножко пожалеть себя. Касатик, как звали паренька, глубоко осознал греховность своей прошлой жизни уже в середине суровой и многообещающей речи. Половины слов он, правда, не понял, но хватило и второй, чтобы догадаться: остальное, скорее всего, еще страшнее. А уж демонстрация добродушно ухмыляющегося литвина с засученными рукавами добила его окончательно. Судя по тому, какие клятвы давал Касатик, зарекаясь больше никогда, нигде и ни единой чужой куны не брать, юноше можно было верить. И Сангре не ошибся в выводах. Более того, на следующий день бывший вор, заручившись обещанием Петра простить былые грехи, привел к нему своего напарника. Звали его Блестец. Он был постарше, лет двадцати пяти, и изображал жертву. Устроив крик посреди торжища и громко сетуя на татей, он начинал жаловаться собравшимся подле него зевакам, что лишился всех денег, демонстрируя подрезанный пояс, в котором якобы хранились последние три гривны. Разумеется, одним из зевак был ловко орудовавший Касатик. В прошлом оба они бродили с ватагой скоморохов. Года три назад заболели. Симптомы напоминали моровую болезнь, бушевавшую в тех краях, а потому перепуганные скоморохи бросили их помирать близ какой-то деревни. Выжили оба случайно, благодаря оказавшейся неподалеку сердобольной женщине Мальге, подобравшей их. Однако спустя пару месяцев та внезапно погибла, провалившись в полынью. – А на что мне и ему жить? – сокрушенно вздыхал бывший скоморох. – Так мало того, у Мальги самой двое мальцов осталось, а их тоже надо как-то кормить. Последнее окончательно подкупило Петра, выяснившего, что время от времени Касатик действительно относил часть украденных гривен в одну из деревенек поблизости, куда удалось пристроить мальцов. Работала парочка аккуратно, постоянно меняя торжища – не дело, когда тебя якобы обворовывают каждый день на одном и том же торжище, а на днях вообще собирались сменить Тверь, где изрядно примелькались, на Торжок. Потому-то Касатик, стремясь напоследок собрать побольше серебра, дабы обеспечить сирот впрок, вопреки обыкновению попытался сработать в одиночку. К концу недели в дружине прибавилось еще восемь человек. Половина из них совсем недавно входила в десяток Рубца, но как совершенно точно установил Улан, была непричастна к его темным делишкам. А один из них, по имени Обруч – угрюмый молчаливый мужик лет тридцати, догадавшись, чем занят его начальник, и вовсе собирался на днях пасть в ноги князю да покаяться. Он даже с женой своей советовался о том. Смущало супружескую чету одно – вдруг Михаил Ярославич повелит и самого Обруча в поруб сунуть. Тогда семья осталась бы без кормильца, да от соседей позор. – Я-то ладно, – вздыхал Обруч, – но ить пятно и на детишков моих легло бы – поди отмойся. На всякий случай Улан заглянул к его жене – круглолицей Басёне, потолковал о муже и аккуратно выяснил, что Обруч и впрямь не врет – советовался с нею, как ему быть. Ну а еще троим из числа молодых – Самоцвету, Рыскуну и коренастому Боровику – Рубец, пользуясь их молодостью и неопытностью, мастерски морочил головы, заставляя работать на него «втемную». То есть они честно старались ловить воров, но когда удавалось их поймать и отвести к Рубцу, тот их под разными предлогами отпускал. Разумеется, не бесплатно. А кое-кого он и вовсе запрещал задерживать – мол, они работают на него и негласно сдают своих подельников. Сами же занимаются неблаговидными делами исключительно из-за необходимости отвести от себя подозрения. Кроме бывших стражников, так сказать, вторично взятых на службу, к Сангре потянулись и другие люди, заслышав о том, что при приеме в новую дружину не требуется ратного умения, но лишь крепкое здоровье и искреннее желание потрудиться во благо Тверского княжества и его торжищ. Первыми четырьмя оказались сын кузнеца Железняк, отбившийся от скоморошеской ватаги гибкий худощавый Бальник, пастух Бичевик, и сын мельника Жерновец. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.