— Не слышу энтузиазма. — А Дисней когда-нибудь, ну не знаю, делает фильмы, где нет такой внезапной любви? Я хочу сказать, она лежит в коме, потом её целуют, и потом любовь? Ну серьёзно. От этого он хохотнул, бросая свои чипсы на мою тарелку. — Современный Дисней иногда вообще не добавляет девчонке любовный интерес. Они разбивают этот патриархат. Готова поспорить, тебе бы понравилась Мерида, Моана или Эльза. — О! — взволнованно воскликнула я. — Я слышала об Эльзе. — Ну конечно, — сказал он, потянувшись за своим энергетиком и открыв крышку. — Думаю, можно жить в пещере в десяти милях от цивилизации, а этот проклятый саундтрек всё равно каким-то образом проникнет сквозь стены, — он поднял руку и сделал большой глоток своего токсичного на вид, ярко-зелёного напитка. — Так я сделал из тебя кинолюбительницу? — Возможно, я подумаю, чтобы как-нибудь посмотреть что-то не из анимации. — Уже не чувствуешь себя обморочно? — Я довольно уверена, что слова «обморочно» нет. — Конечно есть, я только что его сказал. Если в Оксфордский словарь могут добавить слово «спятивший», то я сколько угодно могу говорить «обморочно». — С этой логикой не поспоришь, хотя я понятия не имею, что значит «спятивший». Это от слова «пятиться»? Видимо, Люку это показалось смешным. Я поняла это, потому что в одну минуту он казался просто весёлым. В следующую он запрокинул голову назад, как маленький мальчик, издавая сексуальный рокочущий смех, который каким-то образом проникал мне в кожу, обвивал мои внутренности и превращал всё внутри в месиво. — Это значит «сумасшедший», — сказал он мне, отдышавшись. — Боже, ты действительно была скрыта от современного мира, да? — Назови мне одну хорошую вещь, которую я действительно «упустила» в плане современного мира. — Помимо фильмов? — спросил он и ждал моего кивка, хоть вопрос и казался риторическим. — Интернет. Онлайн-шоппинг. Нет необходимости выходить из дома, если не захочешь. — Зачем не хотеть выходить из дома? — парировала я, искренне интересуясь. — Ты встречала людей? Они отстойные. Большинство из них, во всяком случае, — сказал он, стукаясь своим коленом о моё, подчёркивая, что нынешней компании это не касается. — Думаю, ты проводишь слишком много времени, прячась в своей старческой хижине, Люк. — В своей старческой хижине? — повторил он, изогнув бровь. — Здесь определённо жил старик, — уверенно ответила я. — И умер тоже, — согласился Люк, кивая. — Не на этом ведь диване? На это он хохотнул. — Нет. Внизу. Я видел, как это произошло. — Подожди… что? Оу, — произнесла я, снова вспоминая, кто он и чем занимается. — Ты его убил? — Знаешь, куколка, я не убиваю к чёртовой матери всех, с кем вступаю в контакт. Нет, я его не убивал. Он был из этих психов, кто готовится к судному дню, и у него был влог в тёмной сети, полный идиотских теорий заговора. Любой, у кого есть клетки мозга, понял бы, что эти теории полное дерьмо. Во всяком случае, однажды он пришёл в ярость, раскраснелся, а затем упал замертво от сердечного приступа, прямо в своём подвале. — Значит… ты оказался здесь потому что… — Потому что увидел возможность. Может, моя работа связана с благими целями, но выплаты, особенно вначале, не были большими. Так что я притащился в Нейвсинк Бэнк, забрался на холм и вломился сюда. Я заполнил фальшивое завещание, подделал его подпись и оставил всё в ящике на видном месте. Но мне понадобилась чёртова вечность, чтобы найти потайную дверь вниз и обнаружить его. И не думаю, что мне нужно тебе рассказывать, насколько воняет недельный труп. Я посадил его на кухне. Ушёл. Позвонил копам и сказал, что беспокоюсь, потому что раньше видел его на районе и знал, что он живёт один. Они его нашли и разобрались с телом. Администратор наследств пришёл искать завещания или наследников, нашёл фальшивое, вуаля, у меня есть дом, земля, грешное количество сухих пайков и заначка, чтобы вкладываться в щёлочь. — И чёрные байки, — отметила я. — Именно, — усмехнулся он. — Что такое сухой паёк? — Еда, готовая к употреблению. Это военный рацион. Она не портится предположительно никогда. — Ого, должно быть вкусно, — рассмеялась я. — Эй, психам нужно что-то есть, — повисла короткая, но напряжённая тишина, прежде чем он потянулся, чтобы поставить мою тарелку на кофейный столик. — Так теперь ты готова? Отошла от обморока? — Думаю, я буду способна выдержать шок. Что ты нашёл? — Не так много, как хотелось бы. На самом деле, у тебя с собой есть старые паспорта? Они были. Вероятно, это было странно для нормальных людей. Я так много времени путешествовала, что всегда носила с собой нынешний паспорт. Но с собой у меня были и старые, как трофеи. Они практически казались гарантией безопасности. Казалось неразумно неправильным ходить без них. — Да, а что? — спросила я, потянувшись за своей сумкой, которая, должно быть, соскользнула с моего плеча на улице, и её принёс Люк. — Просто хочу кое-что сравнить, — сказал он, потянувшись к папке на столе. Когда я протянула ему маленький синий документ с вырезанной маленькой дыркой, обозначающий исход срока действия, я увидела, как из папки появился ещё один, и моя кожа тут же покрылась мурашками, желудок скрутило. — Это паспорт моего отца? — Алехандро, да, — ответил он, кивая и открывая мой паспорт на первой странице, а затем пролистал несколько страниц в документе моего отца. — Да. Так я и думал. — Что ты думал? — спросила я, пока он просто продолжал смотреть на штампы. — МакАллен, Техас. — Что за МакАллен, Техас? — У Алехандро здесь есть штамп из Далласа от 11 июня конкретного года. А затем я нашёл статью о подозрительном отравлении в МакАллене 18 числа. Какой-то занудный шериф, который приближался к разгадке того, как действовал картель. Затем, всего через два дня, у него появился штамп о въезде в Мексику. И у тебя внезапно тоже, — он остановился, посмотрел на меня, ожидая, я уверена, моего согласия. — Тебе тогда было три года. Почему это первый раз, когда ты появилась в документах? — Может, я жила со своими родственниками. Он всегда мне так говорил. Его жизнь не способствовала тому, чтобы заботиться о кричащем ребёнке. Он забрал меня, когда я доставляла меньше хлопот. Что звучит ужасно, если это повторить, но я хочу сказать… Я понимаю такую логику. — Конечно. Может быть. Но я считаю, вероятнее всего, что ты никогда не встречала Алехандро Круза до какого-то дня между одиннадцатым и восемнадцатым июня. — Мне кажется, сумасшедший старик оставил здесь свою остаточную энергию теорий заговора. И ты, мой дорогой, как-то её впитал или что-то ещё. — Просто выслушай меня, — сказал он, взяв свою папку. — Что ж, полагаю, я должна тебе это после того, как накачала тебя наркотиком, похитила и держала в заложниках. — Как… великодушно, — он бросил в меня моё же слово. — В любом случае. МакАллен, Техас. Этот пограничный город один из самых заполненных иммигрантами. И благодаря тому, что местные церкви, ну, открывают двери нараспашку, они зачастую превращаются в приюты. Особенно для женщин и детей. — Ты думаешь, моя мать пришла со мной из Мексики? Ты ведь знаешь, как долго там нужно идти через пустыню, верно? Как там жарко? Как много взрослых не доходят до конца? Как моя мать справилась бы со мной на руках? — По одиночке люди могут быть слабыми. С другой стороны, я не думаю, что есть более яростное существо на планете, чем мать. В зависимости от того, от чего она пыталась сбежать, от какой жизни старалась тебя огородить, она могла бы продержаться с тобой на спине дополнительную неделю, если бы понадобилось. Кроме того, ты воспринимаешь «пересечение границы» довольно буквально. Есть ещё множество подземных тоннелей. За правильную сумму. — Ладно, давай на мгновение исказим реальность и скажем, что она пришла со мной в МакАллен, Техас. Что потом? Что дальше? Там твой след обрывается. — Онлайн мой след обрывается там, да. Записи из Мексики получить сложно. Многие районы не такие… оцифрованные, как мы здесь. — Значит, ты предлагаешь мне съездить в МакАллен? Ходить стучать в двери и спрашивать любого, помнят ли они мать и её маленькую дочку, которые были там двадцать четыре года назад? Очнись, Люк. — Есть ещё это, — произнёс он с мрачным видом, будто не решался делиться. Он потянулся за отсканированной копией газеты, протянул её мне. — О, забавно. Парад! — я с издёвкой изобразила энтузиазм. — Не умничай, статья внизу. И там было оно. И, может быть, это был слабый шанс. Такое случалось каждый день. Только в США такое происходило каждые три минуты. Но учитывая другие улики, было тяжело отрицать возможность. — «Неизвестную иммигрантку несколько раз избивали и насиловали», — начала читать я, чувствуя, как крутит в желудке сэндвич. — Ладно, эта бледность появилась снова, — сказал он, вырывая у меня из рук страницу. И ещё он буквально её порвал; между моим большим и указательным пальцами остался только уголок. — Суть в том, что её вылечили и отпустили. В отчётах сказано, что она, может быть, пошла в церковь Святого Кристофера в МакАллене. Но на этом всё. Знаю, этой информации мало, но если я чему-то и научился со своей работой, так это тому, что если что-то выглядит подозрительно, так и есть. И если продолжить копать, то найдёшь эту гниль. — Так ты считаешь, что я должна поехать в Техас и… покопаться. Это я могла.