Через пару минут мы начали его смотреть. И это было мило. Может быть, я немного больше положенного отвлекалась на тот факт, что мы вроде как делили подлокотник на двоих, что я чувствовала жар его тела через ткань рукава, что он не отстранился, когда я положила руку рядом. Мне будто снова было шестнадцать. Что, видимо, означало, что я по уши — и я морщилась, используя это слово будучи взрослой — втюрилась в странного, покрытого шрамами, временами смешного, всегда таинственного, очень способного к поцелуям Люка. Действительно, отрицать было нечего. Особенно, когда я крайне чувствительно воспринимала крохотные, несущественные мелочи, например, как его рука касалась моей, жар его тела и то, как в его глазах танцевали огоньки, когда он говорил что-то смешное. Всё это добавлялось к влюблённости, не важно, как ты пытался решить уравнение. Умно? Нет. Логично? Ну конечно нет. Но тем не менее, чувство было. Я подумала, может быть, поездка пойдёт на пользу. Может, его присутствие рядом в течение пары дней подряд на удушающей жаре, в эмоционально заряженной ситуации, излечит меня от этого. Или, знаете, может быть, мы превратимся в спутанную кучу вспотевших конечностей после мощных, сотрясающих мир оргазмов. В любом случае. Я готовы была так «рискнуть». — Итак? — спросил он, когда фильм закончился, потянувшись, чтобы снять с меня наушники. — Я хочу свинку, — объявила я, и он хохотнул. — «Пуаа» на гавайском значит «свинья». Воображение особо не понадобилось. — Как с Хеффером в «Новой жизни Рокко». Ах да, — он вздохнул, — я забыл. В детстве ты не учила песню о переработке. Как ты вообще научилась писать слово «консервация» без этого шоу? — Эм… со словарём? — предположила я. На это он фыркнул. — Зануда, — бросил он. — Итак, куда мы направляемся из Хьюстона? Люк буквально оставил все мелочи планирования путешествия на меня. Я знала, что обычно он практически пугающе придирчивый в деталях своей работы, но, может быть, раз его работа была другой, он был не против остаться на пассажирском сидении и позволить мне разобраться со всеми планами. — Я взяла на прокат машину у аэропорта. В пяти часах езды от аэропорта в сторону МакАллена есть место, где мы можем переночевать. К тому времени мы будем убиты. — И где мы будем ночевать? — Ну, я изо всех сил старалась найти хижину в лесу, на холме, с атмосферой старинности, но увы, Техас плоский и не обладает большими лесами. Но стариков много. Может, один из них оставил свою энергию в стенах твоего номера отеля. Там очень, эм, южный декор. Я практически уверена, что видела на одной из стен фотографию ковбойских сапог в рамке. Милое местечко. И всего в пятнадцати минутах от церкви, о которой ты говорил. — Отлично. — Может, там у тебя получится немного поспать, — произнесла я в напряжённой тишине, и его голова повернулась, чтобы с любопытством на меня посмотреть. — Брось, никакой кофеин не сможет спрятать тот факт, что ты не спишь. — Я прохожу некоторые фазы, — уклончиво ответил он, пожав плечами, будто в этом не было ничего такого. — Ну, может смена обстановки тебе поможет. — Да, может быть. В его голосе не было ни капли оптимизма. И я не могла не задуматься, что это были за фазы, что стало их причиной, что их прогоняло. Дело было просто во всей тьме, в которую он был вовлечён? Когда он пытался отдохнуть ночью, видел ли он под закрытыми веками людей, которые молили о жизни, делали последние вздохи? Видел, как мёртвые тела растворяются в ванне? Казалось, все эти вопросы останутся без ответа, потому что остаток полёта он демонстративно меня игнорировал. Внешне это было не особо заметно, за исключением того, что он был сосредоточен на проходе, так что я не могла поймать его взгляд и начать очередной разговор. У меня складывалось ощущение, что он так обиделся потому, что я задела нерв. Может, из-за того, что я недавно увидела его шрамы и заметила его бессонницу, он чувствовал себя немного раскрытым. Человек вроде него, живущий за своими стенами, за длинными рукавами и капюшоном, прячущийся в лесах вдали от мира, явно не привык, чтобы кто-нибудь хотя бы пытался с ним сблизиться. Я хочу сказать, что даже его друг-сыщик Барретт не казался его другом. Эти двое общались как два человека, которые тусовались вместе, будучи подростками, и не виделись десять лет. Конечно, они оба были одинаково странными персонажами, и, может быть, дело было скорее в этом, чем в неспособности Люка к общению. Насколько я знала, они могли вместе смотреть что-нибудь спортивное и ездить в город каждую неделю, чтобы цеплять девчонок. От последней мысли мой желудок слегка пошатнулся. Совершенно нерезонно, я знала, но тем не менее, это произошло. Мне нужно было взять под контроль эти похожие на влюблённость чувства. Но это оказалось практически невозможно, как только мы отправились в очень напряжённую дорогу на машине, где я была водителем, а Люк играл капитана радио. Я была не против, потому что всё равно не знала никаких чёртовых песен. Я чувствовала взгляд Люка на своём профиле, когда он находил песню, которую считал популярной, подходящей, хорошей или всё это одновременно. Он наблюдал, узнаю ли я её. Когда ничего не обнаруживал, он тихо вздыхал или цыкал. Помимо этого и случайных указаний направления от дамы из навигатора на моём телефоне, поездка была болезненно молчаливой. Мы не разговаривали. Он не подшучивал надо мной. А я, ну, я не могла придумать, что сказать. Фраза: «О, смотри, ещё одна лошадь» казалась немного паршивой. Снаружи отель был отделан тёпло-песочной штукатуркой, в стиле испанской виллы. Он был большим, и вокруг хватало зелени, что меня впечатлило, учитывая давящую сухую жару. За время своих путешествий я сама испытала все виды жары. По моему скромному мнению, не было ничего хуже сухости. Она давит на грудь и превращает дыхание скорее в мысль, чем в действительность. Мы взяли свои сумки и прошли в холл, где я фыркнула, потому что там была не только фотография ковбойских сапог в рамке, как я предположила, но ещё там были фотографии ковбойской шляпы, шпор и кактуса. Конечно, они были вроде как современными, с яркими цветами, но это всё равно было невероятно и практически оскорбительно по-южному. Местным вообще такое нравилось? Кто знал. — Простите, мисс Круз, — сказала молодая женщина за стойкой, поднимая взгляд от компьютера. В своей белоснежной рубашке она выглядела компетентным профессионалом. Я понятия не имела, как она не пропотела в ней насквозь по пути на работу. «Кровь разжижается», — сказали мне однажды в Алабаме, когда я пожаловалась на особо сильную волну жара. Может, на выросших в определённом климате людях такое не сказывается так, как на туристах. — У меня сказано, что для вас забронирован один номер с двумя кроватями, а не два номера с кроватью в каждом. — Что? Нет, — настаивала я, качая головой и чувствуя себя идиоткой. — Нет, это невозможно. — С онлайн-заявками бывают сложности, мэм, — продолжала она, с извиняющимся видом и явно не заботясь о том, как изогнулись мои губы от слова «мэм». Едва ли я была «мэм», чёрт побери. Я всё ещё твёрдо стояла в категории «мисс». — Эти два варианта располагаются рядом. Возможно, вы просто нажали не на ту кнопку. Уф. Полагаю, это было совершенно возможно. — Ты действительно облажалась, — тихо произнёс Люк, опираясь на стойку, спиной к женщине. Наверное, это был первый раз после самолёта, когда он заговорил со мной напрямую, не считая тех моментов, когда помогал мне читать дорожные знаки. И когда мой взгляд переключился на него, он был явно развеселён так называемой лажей. — Верно. Простите за недопонимание, — сказала я, улыбаясь женщине. — Есть какой-нибудь способ… что? — спросила я, потому что на половине моей речи она уже начала качать головой. — Мне жаль, мэм, — ох, она действительно копала себе могилу этим «мэм». Мне было жарко. У меня всё затекло, и я была раздражена после путешествия. У меня урчал желудок. И меня почти до абсурда раздражала дистанция между мной и моим компаньоном. Короче говоря, я была сердита и не в настроении для вежливой чепухи. — На этой неделе в нашем конференц-зале мероприятие. Мы переполнены. — Ну конечно, — проворчала я, закрывая глаза и делая глубокий вдох, стараясь не сорваться на неё, ведь если не считать грехов с «мэм», это была не её вина. — Наверное, мы поедем куда-нибудь… — Просто заселите нас в номер, который забронирован, мэм, — сказал Люк, и когда мои глаза распахнулись, я увидела, как дёрнулись его губы. Будто он знал, что меня злит это слово, будто точно знал, что делает, говоря это женщине, которая была минимум на два или три года младше меня. Мне пришлось сжать губы, когда она немедленно напряглась, её улыбка на мгновение померкла, а затем сменилась другой, холодной и фальшиво вежливой. — Ты становишься чертовски ворчливой во время путешествий, да? — спросил он, пока женщина щёлкала что-то в своём компьютере. — Сказал парень, который надулся на пять часов и не разговаривал со мной. Игра в молчанку — это по-детски, Люк. На случай, если ты не знал. Если у тебя со мной какие-то проблемы, говори мне об этом. Я чувствовала его взгляд на своём профиле, практически удивляясь, как он не прожёг дыры в моей коже такой напряжённостью. Но я оставалась сосредоточенной на женщине за стойкой, в то время как она начала свою тягомотину. Когда мне протянули карты-ключи, я поблагодарила её, развернулась на пятках и пошла к лифтам, на которые она указала, не дожидаясь Люка и не глядя, идёт он или нет. Однако, он догнал меня и проскользнул в лифт вместе со мной, и пошёл за мной по коридору на нашем этаже. Номер был милым, хоть и немного необычным. Стена позади кроватей была ярко-зелёной. Стена, окна в которой выходили на бассейн позади отеля, была отделана фальшивыми белыми кирпичами. Сами окна были закрыты лёгкими терракотовыми занавесками. Коричневый плюшевый ковёр был чистым. Каждая кровать со стёганным изголовьем из искусственной кожи была накрыта белыми простынями и покрывалами с белым, ярко-зелёным, коричневым, терракотовым и бирюзовым цветами. Стиль был практически слишком пляжным, учитывая, насколько далеко мы были от океана. Но смотрелось симпатично. И я чувствовала запах отбеливателя, дезинфицирующего средства и какого-то кондиционера для белья, так что было чисто. Это было самое важное.