Так пролетел месяц. Встреча так и не состоялась. Я уж и звонить перестал. А у меня как раз Ледяная неделя. На носу. Ну, что поделать. Пошел в лес с парнями. Перед этим позвонил Бородину опять. — Я ухожу на тренировку. В лес. У меня так каждый месяц. Вот телефон. Это парень по имени Мазуриков. Ваш человек. Тоже комсомолец. Ответственный. Тоже хотел пойти с нами. Но не смог. Приболел. Поэтому, если что, звоните ему. Он отправит за мной гонцов. Знает, где я буду. Бородин все понял. Записал телефон. Сказал, что срочно отправит курьера. Если что. Через Мазурикова. И я со спокойной душой отправился на Ледяную неделю. Сейчас, после боя с тенью, я не задерживался. Нацепил лыжи. Побежал обратно. К лагерю. В лесу быстро темнело. Солнце ушло за верхушки деревьев. Лучи скользили по облакам. Делали из белых темно-серыми. Снег сразу как будто посинел. Деревья потемнели. Мои следы еле угадывались на снегу. Через десять минут я обнаружил, что бегу в другом направлении. По девственно чистой тропе. Ну вот. Не хватало еще заблудиться. Ночь в лесу выпадет тяжкой. У меня ни снаряжения, ни одежды. Замерзну. Превращусь в ледышку. Широкие беговые лыжи скрипели по снегу. Я резко взял влево. Моя тропа должна быть там. Ведет к лагерю. С другой стороны, это будет забавное приключение. Возможность еще раз проверить себя. Если бы я заблудился, то примерно определил бы направление. И шел бы. Всю ночь напролет. Без остановки. По ночному лесу. Наверняка вышел бы к дороге. Или тропе. А там уже можно и на поселок выйти. Или кто-нибудь подобрал бы. На попутке. Так что, не надо вешать нос. Выкарабкаюсь. А вот и моя тропа. Я вышел на колею. Ту, что проложил утром. Нагнул голову. Как волк, идущий по следу. И рванул по колее. Тяжело дыша. Через минут пять вошел в ритм. Сердце билось ровно и гулко. Палки поочередно вонзал в снег. Хрустел лыжами по насту. Изо рта вырывался пар. Через минут сорок непрерывного бега вышел к лагерю. К тому времени стемнело еще сильнее. На полянке перед палаткой стоял Смелов. Рубил дрова. Оглянулся на меня. Улыбнулся. Вытер пот со лба. — Я думал, ты там уже с медведем кумитэ устроил. Отбираешь у него берлогу. Я подошел ближе. Снял лыжи. Почистил от снега. Воткнул рядом с палаткой. У нас одна большая палатка. Армейская, брезентовая. Маскировочного серебристо-белого цвета. Сливается с поляной. В куполообразной крыше отверстие. Из него торчит труба. Идет дым. Бурный взял палатку у знакомых. В этот раз нас поехало пять человек. Смелов, Бурный, Гончаров, Куприянов и я. А палатка на десяток. Поэтому мы расположились с комфортом. Внутри печка. Мы ее топили дровами. Главное, поддерживать огонь. И никакой мороз не страшен. — Чуть было до этого не дошло, — ответил я. И вошел в палатку. Чтобы обогреться. А то уже чувствую. Пальцы ног заледенели. И щеки онемели. — Ну, как вы тут? Как-как… Само собой, сидят, прохлаждаются. Даже не сидят, а лежат. Хотя, не все. Сегодня очередь Гончарова кашеварить. Он колдует над котелком. Там внутри что-то булькает. Куприянов рядом. Наверняка давал советы. По части кухни Куприянов у нас самый лучший. Готовит, пальчики оближешь. Но у нас демократия. Военная демократия. Каждый должен отдежурить поваром. Или уборщиком. Или лесорубом. Короче говоря, никто не должен сидеть без дела. Я, кстати, дежурил наравне со всеми. — Все в порядке, шеф, — бодро ответил Куприянов. — Скоро ужин. Давай, подсаживайся. В палатке тепло, даже жарко. Уютно. На потолке лампы покачиваются. По краям спальники на карематах. В центре стол. И печка. — Не, у меня еще блоки по плану, — ответил я. Поглядел на остальных. Пусть разомнутся. Нечего валяться. Мы сюда не за этим пришли. — Гончаров, Бурный, выходите. Постучите по мне. И возьмите палки. Бурный молча встал. А Гончаров чуток поворчал. Мол, зачем вылазить на собачий холод. Уже тренировались ведь. Впрочем, ворчал беззлобно. Для порядка. Поэтому я промолчал. Мы снова вынырнули на улицу. Снова в холод. После расслабляющего тепла палатки особенно тяжко. Парни поежились. Я снял куртку и кофту. Остался в одной футболке. И штанах. Стоял босиком. Пока что еще терпимо. Холод начал кусать пальцы рук и ног. Снова набросился на мою голову. На щеки и шею. Ладно, это еще ничего. Можно вынести. Я встал в стойку киба дачи. Кулаки перед собой. — Ну, давайте, — просипел я. Заставил себя стоять спокойно. Не дрожать. Не стучать зубами. Сконцентрировался на ощущениях тела. — Начинайте. Бурный размахнулся палкой. Зазвездил мне по животу. Я успел вовремя напрячь пресс. Бац! Удар вроде сильный. Но я не почувствовал особой боли. Так, хлопок по корпусу. Хотя палка толстая и гладкая. Типа скалки. Чтобы не занозить. Видимо, я сильно замерз. И перестал чувствовать боль. Хлоп! Гончаров ударил сзади. По спине. Ниже лопаток. Я опять успел напрячь мышцы. Задержал дыхание. А потом резко выдохнул. Как раз в момент удара. Тоже не больно. Вернее, не так больно, как я ожидал. Бах! Бурный с размаху ударил по руке. Еще и мину состряпал зверскую. Как будто убить хотел. Я успел повернуть руку. Предплечьем наружу. Снова задержал дыхание. Отбил удар. Что такое? Совсем не больно. Или Бурный бьет вполсилы? — Бейте сильнее, — прорычал я. Что за телячьи нежности? Мне это не надо. Будем тренироваться до упора. Без поддавок. — Вы меня перышком гладите, что ли? Гончаров тоже резко выдохнул. И опять влепил мне по спине. Со всего маху. На этот раз сильнее. Я крякнул от удара. Чуть пошатнулся. Но выдержал. Вроде не больно. Я же говорю. Наверное, эффект от холода. Бурный продолжал бить по разным уровням. Я стоял на месте. А он размахнулся и ударил меня по ноге. Со всего маху. Я еле удержал правую ногу на месте. Снег обжигал босые пятки. Но боль не особо почувствовал. Терпимо. Вполне. Еще минут пять парни охаживали меня ударами. Как будто пыль выбивали из ковра. Смелов прекратил колоть дрова. Стоял, смотрел на нас. Покачивал головой. Парни били неплохо так. По всему телу. Кроме головы. Наконец, я отскочил в сторону. Поднял руки. — Все. На сегодня хватит. Пошли ужинать. Парни тут же довольно улыбнулись. Нырнули в палатку. Я за ними. Вот теперь можно расслабиться. Тело, как кусок теста. Отбитый кулаками здоровенного повара. Посмотрим, как буду чувствовать себя. Завтра, например. На секунду задержался перед входом. В лесу уже стемнело. Стояла звенящая тишина. Смелов опять рубанул топором о полено. — Пошли, Леня, — позвал я. — Ужинать. Отдыхать. Смелов поднял топор с воткнутым в лезвие чурбаном. Сильно ударил. Расколол надвое. — Уже иду. После интенсивных занятий ужин зашел на ура. Ничто так не разогревает аппетит. Остаток дня мы отдыхали. Я залез в спальник. Укрылся шерстяным одеялом. И уснул. Еще два дня на природе. Небольшой отпуск. Хотя мы не отдыхали. Каждый день усиленные тренировки. Купание в озере. Подо льдом. Спарринги и кумитэ. Я по большей части блокировал удары учеников. Сам не атаковал. Настраивал оборону. Через два дня мы вернулись в Москву. Усталые, но и взбодренные. Удивительным образом. Каждый раз после Ледяной недели я чувствовал подъем сил. Хоть и выматывался до упаду. Когда пришел в общагу, никого не было. Парни ушли учиться. На моей кровати лежала смятая записка. От Крылова. Я развернул. Что там еще написал буйный приятель? Олег в последнее время отошел от карате. Под предлогом учебы. Типа, надо усиленно заниматься.