Это больше, чем техника. Это великолепный тайминг. Выбор времени и ритма. Он поймал меня в момент атаки. В прошлой жизни я долго учился этому. Чтобы суметь поймать противника в такой момент. Когда он начал атаку. И фактически беспомощен. А ты уже понял его намерения. И перехватил его. В самое неудобное для этого время. Неудобное для него. Чтобы так работать, надо читать противника, как книгу. Что Остроходов и сделал. Я для него, как букварь. Понятный и простой. Удар словно молотом. Под дых. Я останавливаюсь. И улетаю назад. В груди страшная боль. Как будто все ребра переломаны. Я падаю на маты. Пытаюсь подняться. Это удается не сразу. Все тело, как ватное. В груди пульсирует боль. — Ваза ари, — говорит рефери. С сомнением. Если я не поднимусь, это провал. Проигрыш. Меня объявят вторым. Но самое главное, я не смогу стать чемпионом. Даже здесь, в этой жизни. И Егор не отмщен. — Ты готов продолжать? Я преодолеваю боль. Встаю. Опираюсь на маты руками. Черт подери, в один из моментов я похож на животное. На избитое и жалкое животное. Когда стою, опираясь и на руки, и на колени. Но теперь я стою. Преодолеваю боль в груди. — Готов, — киваю рефери. — Готов драться дальше. Остроходов стоит все также безучастно. Меня начинает все это бесить. И мои попытки добиться безмыслия. И неудачи. И его невозмутимость. — Хаджиме! — говорит рефери. Вот дерьмо. Если я пропущу удар, то проиграю. Я понимаю это отчетливо. Меня может спасти только нокаут. Но разве можно уронить Остроходова? Да он стоит на ногах, как кошка. Легче перевернуть землю. Остроходов снова насмешлив. Снова смотрит на меня. Чуть прищурился. Понимает, что к чему. Ему даже не надо напрягаться. Достаточно один раз достать меня. — Делай его, Витя! — раздается сбоку. Я чуть поворачиваю голову. Вижу краем глаза Егора. Тот стоит среди зрителей. Машет руками. — Вперед, Витя! — кричит Егор. Вот неугомонный. — Вперед, Ермолов. Зрители поддерживают меня. Кричат, хлопают, встают с мест. Свистят. — Вперед, Ермолов! — раздается со всех мест. И даже со стороны участников. Я скашиваю глаза и туда. Ого, а это ведь мои бывшие соклубники. И Мельников в том числе. И Гусев. И даже, о чудо, Щепкин! А потом я понимаю, что такое безмыслие. Это не обязательно отсутствие мыслей. Это еще и работа на пределе. На автомате. На волне. Когда тебя поддерживают со всех сторон. Когда в тебя верят. И когда у тебя есть друзья. Желающие твоей победы. Остроходов сделался мрачен. Он решил покончить со мной. Одним махом. Чтобы все заткнулись. И больше не смели меня поддерживать. Ему, кстати, тоже кричали. Участники его клуба. Но их мало. Всего трое-четверо. И их голоса слабее. Гораздо слабее моих фанатов. Остроходов идет вперед. Быстрая атака. Он пытается пробить мне йоко гери. Я блокирую удар. Причем сильно. Так сильно, что противник на секунду останавливается. В недоумении. То, что надо. Я подхожу ближе. Почти вплотную. И атакую сам. Несмотря на боль в груди. Чуть приседаю. И бью. Маваши цуки. Удары руками. Сбоку. Совсем нетипичные для меня удары. Но время стандартных решений прошло. Сначала правой. Целю в почки. Остроходов отбил. Потом тут же левой. Противник отбил и его. Руки чуть опустил для защиты. И для последующей контратаки. Он хочет пробить сэйкэн цуки. Мне в голову. Но я ухожу вправо. Удар с левой руки как раз закручивает корпус. Чтобы вращаться всем телом. Потом, в ударе. А теперь прыгаю. Переворачиваюсь через себя. Через правое плечо. И в падении, пяткой, через себя, на излете — уширо маваши гери. Пяткой по голове противника. Очень мощный удар. Совсем нетипичный для меня. И совершенно неожиданный для противника. Я попал ему в район ключицы. Хотя метил выше. Дальше я падаю на маты. Переворачиваюсь. Быстро встаю на колено. И выпрямляюсь. Оглядываюсь. И слышу, как мои болельщики взрываются ликующими криками. Остроходов валяется на татами. Без сознания. Глава 15. Черный пояс Я стоял перед Лужиным. В обычной боевой стойке. И думал, как бы не пропустить йоко гери в лицо. Потому что Лужин славился быстрыми йоко гери. Он часами сидел на шпагате. Говорят, даже спал. И постоянно отрабатывал йоко гери в голову. Пока не достиг совершенства. Ну, так казалось. Совершенства достичь еще никому не удалось. Кроме Будды. Но он вроде был мирным существом. И не интересовался боевыми искусствами. Так что, Лужину еще работать и работать. Хотя то, что я видел, уже впечатлило. Хорошо, что у нас показательный поединок. Как же так получилось? То, что буквально через неделю после выигрыша в чемпионате я стою здесь. В просторном зале школы олимпийского резерва. И сражаюсь с Вячеславом Лужиным, черным поясом. Первым даном. Руководителем клуба «Прыжок тигра» при ДСО «Динамо». Хоть и показательно. Но все же сражаюсь. Объясню по порядку. По хронологии. Сразу после победы над Остроходовым меня охватило ликование. Зрители рукоплескали. Участники соревнований стояли в строю. Они выражать эмоции не могли. Но я видел, что многие рады. Когда я вернулся на свое место, то услышал, как они говорят: — Молодец, Витя! — Это было здорово! — Потрясающий удар на закуску. А Голенищев не удержался. Нарушил неподвижность. Повернулся, хлопнул меня по спине. — Ну ты даешь, Витек! За меня ему врезал! От души! — за что тут же получил замечание. Въедливое. От одного из судей. — Все, стою, стою! Прошу прощения! Больше не повторится. Я встал на свое место. В киба дачи. Высокую стойку. Кулаки у бедер. Смотрел, как начали поединок другие бойцы. В большей весовой категории. А еще видел, как над лежащим Остроходовым хлопочет врач. Где-то там, в глубине зала. У стены. Выводит из нокаута. Из глубокого нокаута. Зато, когда соревнования закончились, меня поздравили. Все знакомые. И незнакомые люди. Подходили. Пожимали руки. Обнимали. Какая-то девушка подарила букет цветов. Другая попросила автограф. Я стоял с золотой медалью на груди. И с дипломом в руках. На медали выгравировали двух дерущихся каратистов. Один застыл в прыжке. С вытянутой для удара ногой. Другой защищался. Ставил блоки. Надпись: «Первый чемпионат СССР по карате. Ашхабад, 1971 год». Поздравил даже Щепкин. Подошел, тоже пожал руку. — Ну, молодец, Ермолов. Ты заслужил это. Я знал, что ты на это способен. Сам тихонько вздохнул. Жалел, наверное. Что я не выступал за его клуб. Ну, а что поделать? Я ушел не по своей воле. А он меня выгнал. Ладно. Белоухов тоже поздравил. Правда, в своей привычной манере. Сдержанно и сухо. Просто пожал руку. Буркнул: «Молодец». Я поклонился ему. — Если бы не вы, этой победы не было. Белоухов кивнул.