– Это все, что у меня осталось. Он протянул монету парнишке и неловко замер, забыв, что тому просто нечем принять дар. Калека, правда, ничуть не смутился и попросту распахнул рот с редкими кривыми зубами. Удивленно хмыкнув, посредник подкинул монету – и парнишка ловко подхватил ее, клацнув зубами, как цирковой пес. Слегка шепелявя, сказал: – Оставлю на удачу! Как талисман от Видящего! И шустро переместился к своим, все так же настороженно наблюдавшим за происходившим. Змей помахал им рукой, и те торопливо отвернулись. Кроме матери парнишки, робко помахавшей в ответ. – И как вы тут оказались? – пробормотал Змей, растягиваясь на прохладных камешках. – Бунтари, блин. Он поглядел в сторону соседнего квадрата, откуда на него таращились люди совсем другого типа. Эти были хорошо одетые, сытые и растерянные. Торгаши из Месива, не понимавшие, как они очутились здесь, вместе с теми, кто громил их мастерские, лавки, крохотный бизнес, дававший возможность худо-бедно существовать на уровень выше трудяг из грязной шахты. Наверное, это было обидно – вовсю топить за «твердую руку», лизать задницы блюстителям, платить им мзду наряду с неприкасаемыми, чтобы потом получить в торец дубинкой и возопить каменным небесам: «А меня за что?» Змей криво улыбнулся этим унылым ребятам и произнес: – А может, вам интересно послушать про Верхний мир? Я ведь там был, можете поверить мне на слово. Соседи нервно заерзали, принялись неловко оглядываться, словно боялись, что кто-то застанет их за усвоением крамольных мыслей. – Там, наверху, есть жизнь – проверено, – продолжал Змей. – Пока вялая, немногочисленная. Ведь чтобы тот, исконный человеческий мир наполнился жизнью, нам придется выбраться из своих нор. Обитатели соседнего квадрата попятились, вжимая головы в плечи. Как будто им в уши вливалась кислота, а не самая обыкновенная правда. Змей громко вещал им вслед, повышая голос: – Там синее небо, там солнце! А вы – просто трусы, дрожащие за свою убогую стабильность, вонючее тепло и пайку дерьма в сутки. Вам никогда не увидеть настоящего, большого мира, до которого отсюда – рукой подать! Слушатели обратились в бегство. Перед Змеем с обеих сторон от проволочного заграждения образовалась своеобразная «полоса отчуждения». Он мстительно и горько рассмеялся: – Трусливые крысы. Будь спокоен, Верхний мир: это дерьмо не испортит собой чистое небо. Они сами себя похоронили заживо. Время суток в Карфагене регулировалось просто: с десяти вечера до семи утра вырубалось основное освещение. Оставалась лишь дежурная подсветка – зловещие багровые фонари, света которых хватало лишь для того, чтобы люди не ломали ноги во мраке. В Накопителе, помимо дежурных светильников, имелись мощные прожектора, шарящие в пространстве, как щупальца голодного осьминога – скорее, для проформы и чтобы нагнать жути на впечатлительных гражданских, чем из практических соображений, ведь бежать отсюда все равно было некуда. Он не заметил, как наступила ночь. И как подкрались бесшумные тени. Когда его скрутили двое накачанных крепышей, закрыв ему рот ладонью, оставалось лишь хлопать глазами спросонья. – Не шуми, Змей! – прямо в ухо посоветовал хриплый басок. – Сейчас мы немного прогуляемся. Шуметь не имело смысла: вместо одной неприятной встречи с незнакомцами можно было запросто встретиться с пулей шакала, дремавшего над головой в обнимку с винтовкой. Тот разбираться не стал бы – просто пресек бы любой подозрительный шум точным выстрелом. Посредника поволокли куда-то в полумраке, ловко петляя между лучами прожекторов. Крепышей было человек пять, все были ловкие, шустрые, повадки выдавали в них неприкасаемых. И еще: для них не было преград. Проволоку под адским напряжением они просто раздвинули при помощи деревянных распорок – и затолкнули похищенного в образовавшуюся дыру. Таких переходов было еще два – и они оказались в совершенно пустом квадрате, где не было никого, кроме пленника и пятерых тащивших его бугаев. Ровненький слой каменной крошки от ограждения до ограждения – и все. – Если вы хотели пообщаться без свидетелей, – озираясь, проговорил Змей, – то здесь мы просто как на ладони. Никаких объяснений не потребовалось. Двое похитителей вышли вперед, согнулись, зачерпывая по пригоршне камешков, – и перед остальными образовалась черная щель в поверхности. Не сразу до Змея дошло: те двое не камешки руками хватали, а поднимали легкую крышку из пластика, прикрытую тонким маскировочным слоем гравия, под которым прятался глубокий подкоп. Пленника толкнули прямиком в эту яму, куда он и съехал по осыпающейся наклонной поверхности. Он надеялся увидеть туннель, ведущий прочь из этого омерзительного места, но оказался в некоем подобии землянки. Впрочем, обставленной более, чем роскошно, даже с некоторыми излишествами. Во-первых, здесь был свет – пара компактных шахтерских светильников включились, едва над головой захлопнулась маскировочная крышка. Во-вторых, в этой дыре имелись стол, скамейки и даже подобие кресла, в котором сидел полуголый, лоснящийся от пота, весь покрытый наколками громила. Его Змей не знал, несмотря на то, что в иерархии неприкасаемых ориентировался неплохо. В авторитете этот верзила по-любому не был, как ни пытался строить из себя «бугра». Видать, какой-то выскочка из неофитов – таких в последнее время развелось много. В основном такие пытались захватить сферы влияния, наплевав на устоявшиеся понятия, и, как водится, быстро уходили со сцены. Беспредельщиков не любили и не щадили. Впрочем, как и они – всех остальных. На столе была жратва – не жалкие пайковые лепешки, а копченое мясо, сушеные гидропонные овощи, бухло в мутных бутылках. – А вы тут неплохо устроились, как я погляжу, – Змей заговорил первым. Это был его стиль – с ходу перехватить инициативу, заставляя собеседника реагировать и преждевременно раскрывать карты. – Я думал, вы прорыли туннель, чтобы убраться отсюда. А вы просто вырыли крысиную нору. – Думал он, – угрюмо хмыкнул громила, но не особо агрессивно, позволяя пока посреднику говорить с ним на равных. – Порода здесь слишком крепкая, так что это чисто для себя, чтобы шакалы не пялились. Да и какой смысл в туннеле, когда и без того нет проблем отсюда смыться? И, как видишь, кое-чего доставить с той стороны периметра – тоже не вопрос. – Какого ж черта вы тут сидите, если есть маза уйти по-тихому? – Бизнес, брат. Удрать мы всегда успеем, а сейчас лучший вариант – половить рыбку в мутной воде. Да что я тебе объясняю? Ты ведь сам из неприкасаемых. Даже посредник, блин. Не поверю, что совсем забыл, чем живет братва. Змей криво улыбнулся, глянув через плечо назад: – Какая же вы братва? Вы крысы. Вы сами нарушили все понятия, снюхавшись с шакалами. – Обидеть нас хочешь? – Благодушие сползло с лица громилы. – Ну если вы притащили меня случайно, а не по наводке охраны, – я извинюсь и сам себя назову крысой. Повисла тягостная пауза. Видимо, он попал в самую точку. Наверное, потому, что с самого начала ожидал подлянки от Директории. Это же старо, как мир: чтобы сломить волю непокорного заключенного и не мараться, руководство действует руками бандитов, решившихся на постыдный, но выгодный сговор. Ответ от хозяев оказался вполне ожидаемым: какой-то тощий ублюдок, стоявший за спиной «гостя», со злобы врезал ему по почкам. Застонав от боли, Змей согнулся, упал на колено. – Держи, умник, – мстительно бросил тощий. – Чтобы языком не чесал, когда не просят. – Руки не распускай, Шило, – проворчал громила. – Не было команды валить гостя. Мы даже не обсудили, что к чему. – Это я так, Хмурый, урок ему преподал, – бросил тощий. – А ну, тихо! – рявкнул громила. Почесался, разглядывая Змея. – Короче, я понял: ты у нас Видящий, все наперед знаешь. Ну а раз знаешь, то чего вокруг да около ходить: да, хорошие люди попросили с тобой перетереть по поводу их к тебе просьбы. А то ты не совсем понял: это не просьба была. Сделай, как они говорят, – и будет тебе счастье. – А тебе с того какой толк? – исподлобья глядя на Хмурого, хрипло спросил Змей. – Директория – она за власть борется. Ей надо всех нас в кулаке держать. Потому они и хотят, чтобы я у людей отбил охоту наверх поглядывать. – А мне, может, тоже не нравится, что ты про верхний мир несешь. У нас, скажем, здесь бизнес. А если все наверх полезут, мы без навара останемся. – А сам не хочешь, что ли, на настоящее небо посмотреть? Хмурый переглянулся с приятелями, заржал: – Небо я и на картинках посмотреть могу. Или на записях, какие остались. А делать там что – в ледяных горах, без жратвы и тепла? Какая мне с того выгода? Змей не ответил. Ему и в голову не приходило, что ради выгоды можно добровольно самого себя приговорить к пожизненному заключению. Может, он и сам раньше был таким же, до того, как нейтринная установка прочистила ему мозги. Когда после бесконечных потоков дерьма встречаешь в жизни что-то настоящее, отношение к миру начинает меняться. – Короче, будешь говорить всем, что набрехал про верхний мир, – сказал Хмурый. – Что жить там нельзя, а на Запретной горе ты не был. Понял? – Я был на Запретной горе, – сказал Змей. – Кого это волнует? Сделаешь, чего от тебя хотят, – будешь дальше жить, как жил. Не сделаешь – тоже будешь жить, но плохо. С переломанными ручками и ножками, на животе будешь ползать. Тогда все поверят, что ты действительно Змей. Неприкасаемые заржали. Хмурый остановил смех жестом. Продолжил: – Признаешься, что врал до этого. Что никакой ты не Видящий, а просто «кисляком» закинулся и бредил под кайфом. Или, там, решил прославиться на этом деле. Короче, придумаешь, что поубедительнее. Скажешь это всем в своем квадрате и всем в соседних квадратах. Так, чтобы люди все поняли как надо и дурацких иллюзий не питали. А мы проследим, чтобы ты не схалтурил. Чего уставился? Отвечай – понял или как? – Да чего уж тут непонятного, – протянул посредник. – Заманчивое предложение – перед всеми себя лжецом выставить. Это мне сильно в жизни поможет, почти как переломанные конечности. – А чего мы его уговариваем? – раздался другой голос, глухой, безжизненный, но при том наполненный какой-то особой, злобной энергией. – Я с самого начала говорил: нехрен реверансы перед шакалами устраивать, заказы их исполнять – как будто мы их шавки, а не люди в авторитете. Это не они нас – это мы их должны использовать. Так было и будет. Голос шел из глубины ямы, скрытой густой тенью. Присмотревшись, Змей разглядел сухощавого старика, неподвижно сидевшего у неровной стенки. Хотя, может, то был не совсем старик – просто конкретно поизносившийся от неправедной жизни и злоупотребления химическим допингом мужик. Просто Змей узнал его, хоть и не видел долгие годы. – Лишай? – пробормотал посредник. – Какими судьбами? – Что, гнида, узнал? – усмехнулся человек во мраке. Медленно, с трудом поднялся и выдвинулся из тени. – Небось, я здорово изменился, а? По твоей, сука, милости! Лишай намекал на давнюю разборку, посредником в которой Змей и участвовал. Тогда сцепились аж три группировки сразу – делили гидропонную теплицу в заброшенном туннеле, где выращивали какую-то лютую «дурь» на продажу. Бизнес был серьезный, легальным прикрытием и распространением вынуждены были заниматься совместно, не говоря уж о защите от конкурентов из неприкасаемых, контролировавших другие секторы. Лишай по свойственной ему беспредельной жадности запустил руку в общую кассу, был пойман и едва не получил рельсовый костыль в затылок от разъяренных партнеров. Но убийство главаря группировки грозило войной и проблемами для всего организованного подполья неприкасаемых, потому и был вызван специалист по тушению такого рода пожаров. Змей. Тогда ему удалось сравнительно легко разрулить ситуацию. Лишая заставили вернуть награбленное, и он, несмотря на то, что накосячил конкретно и восстановил против себя даже братков из своей же группировки, благодаря Змею отделался лишь легким испугом. Посредник справедливо считал, что конфликт лучше задавить в зародыше, и ему удалось заболтать всех, кто жаждал крови. Этому отморозку многие тогда хотели открутить голову – пришлось заступаться, убеждать, отмазывать, при том, что этот подонок даже близко не вызывал у него сочувствия. Так что Лишай должен был быть благодарен Змею по гроб жизни. Только отчего-то затаил на своего спасителя лютую злобу. Наверное, это был как раз тот случай, когда не стоило делать добра, чтобы не получить в благодарность зла. Хотя было подозрение, что Лишай попросту съехал с катушек по причине злоупотребления различными веществами. Вот и сейчас он таращился на посредника прозрачными рыбьими глазами, сверкавшими посреди дряблого, испещренного морщинами лица, всем своим видом напоминая скорее ходячего мертвеца, чем авторитетного неприкасаемого. – Не надо его наставлениями пичкать, – слабым голосом сказал Лишай. – Они ему не понадобятся. Приблизив свою отвратительную физиономию и обдав трупным запахом из ввалившегося рта, он впился взглядом в пленника, бледно улыбнулся: – Не нужно его возвращать в квадрат. И исполнять поручение шакалов – тоже не нужно. – А что же с ним делать? – несколько напрягся Хмурый. – Грохнуть его предлагаешь, что ли? – Хорошая мысль. Но это всегда успеется. А вот отдать его Червяку – было бы разумно. Червяк за его голову вагонетку пойла предлагал. – Знаешь, из чего это пойло перегнали? – хихикнул тощий. – Сказать? – Плевать! – оборвал его Лишай. – Знаю, что этот мудак сырье из канализации черпает. Но сами-то мы его пить не будем. А спрос на бухло растет, цена за никчемную башку вполне достойная. И Червяк рад будет, и нам респект. Этот гаденыш Червяку давно дорогу перешел. Змей даже вспоминать не стал, чем там не угодил Червяку. Быть посредником – работа неблагодарная, авторитет держится, лишь покуда все не начинает к чертям рушиться. И тогда уж никто не усомнится в том, что крайним надо сделать того, кто когда-то из лучших побуждений уладил ситуацию. – А ведь я тебе жизнь тогда спас, – тихо сказал Змей. – Тебя бы приговорили – за то, что руку в «общак» запустил. – Кого ты там спас, гнида?! – Лишая аж передернуло, словно ударом тока. – Это были мои бабки! И ты слишком много на себя взял, молокосос! Тебя надо было еще тогда кончить! – Твоя манера общения не доведет тебя до добра, – так же тихо сказал Змей. – Попомни мое слово…