– А ты откуда знаешь? – усомнился Игнат. – Доводилось уже нырять. Только поближе к самому реактору. А здесь, видать, какой-то прорыв в контуре. – Приятно слышать, что у нас еще и в контуре прорыв, – заметил боец. – Это точно, – бодро сказал Змей, скинув с себя всю одежду. – Ну, что, рискнем здоровьем? – Только не сильно рискуй, – глухим голосом сказала Тана. – Если детей хочешь, конечно. Последнее прозвучало довольно странно. Особенно со стороны девушки, с которой они были так близки. Это был уже не первый намек с ее стороны на переход к новому уровню отношений. Тем более это было необычным в момент, когда все, казалось, летело в пропасть. Змей уже отказался от всяких попыток понять женскую логику и просто принимал все как есть. Однако предупреждению внял. Мылся он оперативно, стараясь не глотать подозрительную воду. Тем более что дозиметров у них не было. Гарантий, конечно, никаких. Однако, как говорят, опасно не столько поймать немного лишнего излучения, сколько проглотить какой-нибудь изотоп из смертельного списка. Помывшись и кое-как прополоскав одежду, все уселись в соседнем туннеле, чтобы перевести дух и решить, что делать дальше. Все-таки для Директории они теперь были преступниками, да еще и беглецами из Накопителя, владевшими опасной информацией о способе побега. Впрочем, они понятия не имели, что сейчас происходит там, наверху, в Центральном секторе, который определял жизнь всего этого подземного города-спрута, впившегося в недра гор длинными щупальцами туннелей. Кто-то должен был пойти и разведать обстановку. – Пойду я, – сказал Змей. – Осмотрюсь – дам знать, что к чему. – Я с тобой! – мгновенно вмешалась Тана. – Нет, – решительно отрезал посредник. – Ты знаешь эти места – вот и поможешь остальным не потеряться и не подохнуть тут от голода и жажды. А я постараюсь обернуться поскорее. – Тебя сразу узнают и схватят! – с отчаянием в голосе произнесла девушка. – Видящего знают многие, – эхом подхватил Пшик. – Но не Пшика же засылать, – мрачно сказал Игнат. – Его сразу заметут – просто на всякий случай, за подозрительный вид. Пойду я. Мне надо найти Ксю, сообщить ей, что мы живы. – Ты, кажется, забыл, что Ксю – моя сестра, – заметил Змей. – Но я помню, что она – моя девушка, – сказал приятель. – И не надо смотреть на меня волком. Тебе давно пора с этим смириться. – Блюстители тебя опознают, – сказал Мориц. – Ведь ты из силовиков, у тебя это на лице написано. – Так, может, ты пойдешь? – с вызовом предложил Игнат. – Могу и я, – не стал спорить детектив. – Но если Змей вызывается – тоже не буду возражать. Я предпочитаю не лезть на рожон, когда в том нет прямой необходимости. Вот будет драка… – Тогда всех и кинешь, да? – с прищуром глядя на наемника, бросил Игнат. Лицо Морица налилось краской. Но он тут же взял себя в руки, повесив на лицо натянутую улыбку. – Не о чем тут спорить, – сказал Змей. – То, что меня считают Видящим, – не только недостаток, но и преимущество. Кто-то меня ненавидит, но кто-то всегда готов помочь. Но я не собираюсь делать ставку на это. – На что же ты собираешься сделать ставку? – поинтересовался Мориц. – На то, что уже срабатывало. Змей развернул все еще мокрый после недавней «стирки» черный балахон. Мориц рассмеялся: – Погоди… Ты хочешь туда – в этом? – А что? – натягивая балахон, отозвался Змей. – Черные Святители в тренде. К тому же в этой хламиде есть одно существенное преимущество, даже перед бронежилетом седьмого класса защиты. – И что это за преимущество? – с сомнением спросил Игнат. – Здесь есть капюшон. Глава девятая Карфаген должен быть разрушен Змей не шутил, облачаясь в черный балахон. Накинутый на голову капюшон давал посреднику сравнительно легальный повод показаться на улицах Карфагена с закрытым лицом. Это был шанс, что его не узнают. Сомнительная известность Видящего вряд ли могла оказаться полезной в эти непростые времена. А то, что времена настали суровые, было видно с первых же шагов по улицам Центрального сектора. На окраинах царило странное запустение. Стены, имитировавшие обычные дома, что когда-то строились на поверхности, выглядели еще более облезлыми, чем обычно. Осыпались даже многочисленные граффити, и забавные лица на них стали напоминать полуразложившихся мертвецов. Не было обычного здесь гама, детских криков, звуков инструментов всяких кустарей и мастеров-одиночек, без конца что-то чинивших и изготавливавших различные изделия на продажу. Не было драпировки из сушившегося белья. Можно было подумать, что люди покинули подземный город. Что, конечно, не представлялось возможным. Скорее, все просто попрятались по своим норам, и только горы мусора жили своей жизнью, множась и вырастая, как что-то живое. Сквозняк пронес мимо рваный пластиковый пакет, хлопнула за спиной ставня. Краем глаза Змей успел заметить в окошке чей-то настороженный взгляд. Возможно, людей пугало его облачение – но не могло же оно испугать всех до единого? На подходе к Месиву посредник увидел первое мертвое тело, лежавшее в луже запекшейся крови. «Этого, похоже, убили ножом, – отметил про себя Змей. – Не сказать, что совсем уж неординарное явление в таких местах – но все же. Хотя бы накрыли до прибытия санитарной команды. Куда только блюстители смотрят? Дармоеды…» Блюстителя он увидел через полквартала. Тот лежал на спине, раскинув руки. В груди зияла приличного диаметра дыра. Похоже было на пулю двенадцатого калибра с усиленным зарядом, раз бронежилет так разворотило. Оружия при убитом, конечно, не было. Возможно, из-за него парня и грохнули. «Однако, – озадачился Змей. – Блюстители своих не бросают. В том числе – тела. Видать, ситуация здесь совсем хреновая, и все окончательно вышло из-под контроля». Подтверждение этой мысли встретилось на самой границе Месива. Здесь, среди стреляных гильз, было разбросано не менее десятка трупов блюстителей. Никто и не думал их убирать. При том что в полусотне шагов от недавней бойни он заметил живых людей. Это были торговые ряды Месива – город в городе, живший собственной жизнью, по своим собственным законам. Никакие проблемы Карфагена, кризисы, голод и прочие глобальные вопросы обычно никак не влияли на будни этого круглосуточного торгово-развлекательного ада. Некоторые умудрялись провести здесь всю свою, обычно недолгую, жизнь, так и не покинув пределов Месива. Здесь было все: еда, выпивка, девочки, все мыслимые развлечения – и работа, чтобы добыть звонкий вольфрам на все эти удовольствия. Работа, конечно, не для всех, как не для всех такая специфическая жизнь – но она была. Теперь же и здесь воцарилось уныние. Не было слышно призывов торговцев, музыки, пьяных криков, визгов доступных девчонок и прочих бодрящих, жизнерадостных звуков. Лавки были закрыты, некоторые заколочены. Вывески на кабаках и забегаловках покосились и не светились больше легкомысленными огнями. И люди ходили здесь растерянно, бесцельно, словно бродячие псы, вынюхивавшие хоть какой-то кусок пищи. Еще больше было попрошаек, сидевших на выровненной тысячами ног поверхности. В выражении их лиц не было ни малейшей надежды на то, что хоть кто-то подаст им на пропитание. Здесь все хотели жрать и готовы были порвать на куски друг друга ради сухаря или вяленой крысиной лапки. Многие, наверное, просто не выдержали и ушли в поисках убежища в дальние секторы, особенно аграрные. Какая-никакая, но все-таки работа и близость к источнику пищи. Выяснять не было времени. Нужно было отыскать сестру. Она наверняка была в курсе происходившего. Ксю жила в отдельном боксе в ремесленном квартале за Месивом, под защитой давнего должника Змея, старого авторитета из неприкасаемых. Раньше это служило гарантией защиты от всех бед – Пенсионера боялись как огня и свои же, неприкасаемые, и гражданские, и даже командные чины из блюстителей: на последних Пенсионер имел серьезный компромат. Но теперь пришло время тотального беспредела. Беженцы из грязных и голодных закоулков принесли с собой отчаянную жестокость и полное пренебрежение к понятиям. Их не останавливал ни закон, ни страх смерти – ведь прежняя жизнь была страшнее самой смерти. И пусть недолгая, но полная свободы и воздуха жизнь многим из них ударила в голову. Уже десятки отморозков нашли свою гибель – как от рук властей, так и от традиционных группировок, защищавших свои территории. Но ситуация в Карфагене ухудшалась, и вместе с этим росло всеобщее озверение. Неубранные тела убитых по всему сектору были тому самым ярким свидетельством. Змей шел сквозь ряды закрытых заведений, мимо тумб, разрисованных старыми рекламными объявлениями, и разбитых в дребезги стрип-кубов. Когда-то в этих прозрачных витринах извивались под музыку прекрасные женские тела. Теперь в них был лишь мусор и дохлые крысы. Посредник был сосредоточен и мрачен. Его настроение, наверное, передавалось даже сквозь черную ткань надвинутого на лицо капюшона. Немногочисленные встречные прохожие шарахались от балахонщика, почтительно уступая дорогу. Черных Святителей уже знали и боялись. Хотя и до этого в Карфагене было несколько монашеских братств с похожим облачением. Новые сектанты внешне отличались лишь увесистыми камнями, которые носили на груди вместо крестов и прочей атрибутики. Камня у Змея не было. Но кто стал бы проверять, что у него там, на груди под грубой тканью? Кто-то схватил его за полу балахона, потянул с силой, мешая идти. Змей машинально попытался выдернуть ткань из чужих рук – но те держали цепко. Сдержанно обернулся – так, чтобы в порыве злости не «засветить» лицо. Держал его тощей жилистой рукой какой-то попрошайка – грязный настолько, что казался темнокожим. Выпученные глаза на этом фоне сверкали ослепительно и безумно. – Благослови меня, Святитель! – сипло потребовал нищий. – Мне скоро отправляться на тот свет, а ваши говорят, что не на небеса попаду, а в самую что ни на есть Твердь! Что мне делать там, в этой Тверди? – Не хорони себя раньше времени, – глухо отозвался Змей. – Кто знает, куда мы все попадем, когда придет наш час… – Так в Твердь уйдем? Или во тьме растворимся? – не унимался попрошайка. – Мне надо точно знать – времени совсем уж не осталось! – Ну, если ты хочешь знать правду… – Посредник поглядел на этого трясущегося одним глазом из тени капюшона. – То версия с небесами мне ближе. Твердь тяжеловата. Даже для мертвого, не говоря уж о живых. – Погоди… – Лицо нищего исказилось гримасой недоумения. – А что тогда говорил ваш Пастырь? Мол, Твердь, она все простит! Все грехи застынут в ее камне! Мол, грешите, сколько хотите, только на Твердь молитесь! А я так грешил, что и горы будет мало, чтобы грешки мои придавить! Так кому мне верить? Змей вырвался из навязчивой хватки и прибавил шагу. Вслед понеслись сначала недоуменные возгласы, а затем и проклятья: – Я так и знал, что они лжецы – эти Святители! А может, не только лжецы – а вообще слуги дьявола! – Так говорят, это Директория их собрала, чтобы народ от проблем отвлечь, – глубокомысленно произнес еще какой-то бродяга. – Вешать их всех! – с пьяной злобой выкрикнул еще кто-то. Змей не слушал. Он четко шел к своей цели. И путь привел его в тупик. Дорогу преградила баррикада из железных ящиков, ржавых бочек и прочего хлама, закрывшего узкий проход между двумя псевдозданиями в ремесленный квартал. – Неожиданно… – пробормотал Змей. Видимо, обитатели квартала решили отгородиться от внешних угроз самым радикальным способом. Но после восхождения на гору из разлагающегося мусора посредника было трудно чем-то удивить и уж тем более остановить. Карабкаться в рясе, однако, было еще то удовольствие. Зацепившись подолом за железный штырь, Змей едва не рухнул на острые, как бритва, металлические листы. Вырвавшись из плена, он свалил на себя шатко лежавшую на самом верху бочку, которая чуть не раскроила ему голову. Упав же, та извергла дикий грохот. Мятая крышка, отлетев, долго крутилась, издавая отвратительный звякающий звук. Наверное, эта бандура играла здесь роль сигнализации. В общем, пробраться в квартал тайком не удалось. Позорно скатившись на другую сторону, Змей едва успел извернуться, чтобы приземлиться не башкой, а хотя бы на «четыре точки». И тут же спиной ощутил холодный металл. – Хорош паскудить, святой отец, – прошепелявил старческий голос. – Чай не пионер уже – через заборы лазить. – Я, может, и не пионер, но и не святой точно, – сбросив назад капюшон, сказал Змей. – Мое почтение, Пенсионер! Он обернулся. Над ним возвышался эпатажного облика старикан в выцветшей полосатой пижаме и бесформенных тапочках. Вокруг лысины, напоминавшей спекшееся яблоко, торчали седые всклокоченные волосы. Длинные белесые брови были сурово сведены, из-под них злобно сверкали живо бегающие глаза-щелки. Несколько легкомысленный вид придавали этому человеку сползшие на нос очки с толстыми линзами, одна из которых пошла сеткой трещин. Но не стоило обольщаться добродушным видом этого деда: длинными узловатыми пальцами старик сжимал видавший виды помповый дробовик. Змей поднял руки и медленно поднялся. Вслед за ним синхронно поднялся ствол дробовика. Старик продолжал смотреть на гостя волком, хоть тот старательно улыбался всеми, пока еще целыми и довольно сверкающими зубами. – Ты что, не узнал меня? – поинтересовался Змей.