Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 1 из 10 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
* * * Глава 1 Посреди ночи переговариваются двое. Между ними – ровно одна тысяча сорок миль. У каждого полголовы подсвечено мобильником. Две призрачные половинки лиц общаются во тьме. – Я могу попасть в дом, где, ты говоришь, это лежит. Выкладывай остальное. Ответ едва слышен сквозь потрескивание помех. – Ты пока заплатил всего четверть от обещанного. Пф-пф. Отправляй остальные деньги. Давай отправляй. Пф-пф. – Хесус, если теперь я найду то, что мне надо, без твоей помощи, ты вообще больше ни хрена от меня не получишь. – Вот тут-то ты прав! Просто не представляешь, как прав. Пф-пф. То, что тебе надо, лежит на пятнадцати кило «Семтекса»… если ты найдешь это без моей помощи, то просто на Луну улетишь. И тебя там по ней размажет. – У меня длинные руки, Хесус[1]. – С Луны не дотянешься, Ганс-Педро. – Меня зовут Ганс-Петер, как тебе известно. – Меня не интересуют твои паспортные данные. Руки, говоришь, длинные? Тогда до своей кубышки точно дотянешься. Хватит уже время тянуть. Отправляй бабло. Соединение обрывается. Оба лежат, уставившись во тьму. Ганс-Петер Шнайдер – на койке своего длинного черного катера неподалеку от Ки-Ларго. Он прислушивается к женским всхлипам из треугольной носовой каюты. Передразнивает их. Он вообще в этом деле мастер. С его губ срывается голос собственной матери, зовущий девушку по имени. – Карла? Карла? Почему ты плачешь, детка? Это всего лишь сон! На миг, отчаявшаяся от страха и темноты, она обманута, но тут же разражается еще более горькими слезами. Женский плач – лучшая музыка для Ганса-Петера; послушав его, он успокаивается и опять засыпает. * * * В Барранкилье, Колумбия, Хесуса Вильярреала немного успокаивает только тихое шипение респиратора. Он вдыхает кислород из маски. В темноте ему слышно, как пациент из общей палаты за стенкой взывает к Богу, кричит: «Господи Иисусе!» Хесус Вильярреал шепчет во тьму: – Хотелось бы мне, чтобы Бог слышал тебя сейчас не хуже, чем я. Но лично я в этом сильно сомневаюсь. Вызывает справочную со своего одноразового мобильника, получает номер школы танцев в Барранкилье. Стягивает кислородную маску вбок, чтобы поговорить. – Нет, уроки танцев меня не интересуют, – произносит он в трубку. – Мне сейчас вообще как-то не до танцев… Я хочу поговорить с доном Эрнесто. Да ладно, прекрасно вы его знаете! Просто передайте ему, как меня зовут, он поймет. Пф-пф. Глава 2 Под журчание воды вдоль длинного черного корпуса катер Ганса-Петера Шнайдера медленно скользил мимо огромного домины на берегу залива Бискейн[2]. Ганс-Петер не сводил бинокля с девушки, которая, в пижамных штанах и майке, потягивалась на террасе в раннем утреннем свете. Звали девушку Кари Мора, возраст – двадцать пять лет.
– Моя богиня! – проговорил он, оскалясь и обнажая по-собачьи длинные зубы с серебряным покрытием. Ганс-Петер высок, бледен и совершенно лишен волос. Даже ресниц – и тех нет, поэтому веки оставляли на линзах бинокля жирные следы. Он протер окуляры льняным платком. Рядом с ним переминался агент по недвижимости, Феликс. – Да, это она. Кто за домом присматривает, – сказал тот. – Знает его до последнего закоулка, лучше любого другого, так что вполне можно ее использовать. Вызнай у нее все, что надо, и я по-быстрому ее оттуда солью. Пока она не увидела то, что ей видеть не полагается. Чтобы зря время не тратить. – Время, – проговорил Ганс-Петер. – Время. Сколько еще действует текущий договор аренды? – Еще две недели. Он на одного мужика, который снимает рекламные ролики. – Феликс, мне нужны ключи от этого дома. – Ганс-Петер говорит по-английски с ощутимым немецким акцентом. – Причем прямо сегодня. – Ну да: ты влезешь туда, что-нибудь произойдет, и все сразу поймут, что это я тебе ключи дал! И все шишки на меня! – Феликс расхохотался, но собеседник его не поддержал. – Слушай, я сегодня же схожу к арендатору, попрошу его закруглиться. Лучше тебе прийти туда днем, с людьми, спокойно все обсмотришь. Сам знаешь, что это за домик. Просто жуть берет. Я уже четырех сторожей поменял, пока эту телку не нашел. Остальным, видите ли, страшно. – Хорошо, Феликс, дуй к съемщику. Предложи ему денег. В пределах десяти тысяч. Но ключи давай прямо сейчас, иначе в пять секунд окажешься за бортом. – Если ты с этой сучкой что-нибудь сделаешь, она тебе не помощник, – сказал Феликс. – Ночью она всегда там. Страховая требует – по пожарной безопасности. Днем иногда в других местах подрабатывает. Подожди немного, лучше в дневное время заглянешь, когда ее не будет. – Я просто хочу осмотреться. Она и не просечет, что я в доме. Ганс-Петер еще раз изучил Кари сквозь стекла бинокля. Она как раз приподнялась на цыпочки, чтобы наполнить птичью кормушку. Да уж, такими телками тоже разбрасываться не стоит… Очень интересные шрамы – знающие люди хороших денег дадут. Пожалуй, всю сотню тысяч можно заработать. Это будет, так-так… тридцать пять миллионов четыреста тридцать три тысячи сто восемьдесят четыре мавританские угии. Есть в Нуакшоте один клубешник – «Грот Акрота», они как раз на всяких уродствах специализируются… И это только когда все руки-ноги на месте и без татуировок. Если не гнать и доработать ее под требования клиента – какого-нибудь любителя ампутантов, – то, пожалуй, и побольше выйдет. Тысяч сто пятьдесят. Впрочем, кошкины слезки. В этом доме золота на двадцать пять – тридцать миллионов долларов припрятано. Укрывшаяся на деревце плюмерии по соседству с террасой птичка запела песенку, которую выучила в Колумбии и принесла с собой на север в Майами-Бич. Кари Мора сразу узнала характерный голосок странствующего дрозда, обитающего в двух тысячах миль отсюда. Пела птичка хрипловато, но с большим энтузиазмом. Улыбнувшись, Кари прервала свое занятие, чтобы еще раз послушать хорошо знакомую с детства песенку. Присвистнула птичке. Та свистнула в ответ. Кари пошла обратно к дому. На катере тем временем Ганс-Петер протягивал руку за ключами. Феликс положил их ему на ладонь, стараясь не касаться ее пальцами. – Двери на сигнализации, – предупредил он. – Но на двери солярия сигналка вырубилась, ждем запчасти. Это та дверь, которая с южной стороны дома. У тебя есть отмычки? Ради всего святого, поцарапай как следует вокруг скважины перед тем, как открывать ключом, и подбрось отмычку на крыльцо – на случай если что-то вдруг все-таки пойдет наперекосяк. – Только ради тебя, Феликс. – Не слишком-то удачная мысль, – вздохнул тот. – Если чего-нибудь с ней сделаешь – так ничего и не узнаешь. * * * Подойдя к своей машине, оставленной на парковке яхтенной гавани, Феликс вытащил из-под коврика в багажнике одноразовый мобильник, припрятанный рядом с домкратом и инструментами. Набрал номер школы танцев в Барранкилье, Колумбия. – Нет, сеньор, – прошептал он в трубку, хотя вокруг не было ни души. – Я протабанил его с арендным договором, сколько смог. У него для таких вещей собственный адвокат, и он меня в итоге раскусит. И дом получит. Вот и всё. Нет, он знает не больше нашего… Да, у меня уже есть депозит. Спасибо, сеньор, я вас не подведу. Глава 3 В дневное время Кари действительно не сидела без дела. И больше всего ей нравилось работать на Станции морских птиц, расположенной на Пеликан-харбор, где ветврачи при помощи волонтеров ухаживали за попавшими в беду птицами и морскими животными. Там на Кари лежала обязанность поддерживать порядок в помещении медпункта и в конце рабочего дня стерилизовать инструменты. Кроме того, иногда на пару с двоюродной сестрой доводилось готовить и подавать закуски на борту большого экскурсионного катера, принадлежащего станции. Кари всегда приходила пораньше, чтобы можно было самой поработать с животными и птицами. На станции ей выдали полную униформу медсестры, и она с удовольствием ее надевала – еще один повод почувствовать себя настоящим медиком. Ветеринары давно поняли, что на Кари можно целиком и полностью положиться – с птицами она обращалась ловко, осторожно и бережно. Вот и сегодня, под наблюдением доктора Бланко, Кари зашивала кожистый мешок под клювом белого пеликана, порванный рыболовным крючком. Работа эта тонкая и кропотливая – шить требовалось аккуратно, слой за слоем, пока птица дремала под газовой анестезией. Увлеченно работая иглой, Кари чувствовала полное умиротворение. Не то что в детстве, когда прямо на поле боя приходилось наспех делать крупные «матрасные» стежки, накладывать импровизированные жгуты или затыкать сквозные раны грудной клетки первой попавшейся тряпкой, а то и просто рукой, разрывая зубами индивидуальный перевязочный пакет. В конце дня все еще сонного пеликана отправили в вольер для выздоравливающих, а доктор Бланко и все остальные разошлись по домам. Кари вытащила из морозильника «органическую» крысу (никакой химии, поставляющий корм питомник это гарантировал) – пусть оттает, – освежила воду в поилках вольеров и клеток и принялась надраивать операционную. Когда там воцарился образцовый порядок, а все инструменты были простерилизованы, она открыла бутылку тамариндовой колы и, прихватив размороженную крысу, направилась к затянутым стальной сеткой вольерам.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!